Код Пастернака. Чем вдохновил Челябинск автора «Доктора Живаго»

Книга, которую она написала в содружестве со своим мужем Сергеем, просто обязывает перечитать роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго». Причем делать это придется параллельно с изучением самой книги Артемовых, расшифровавших код Пастернака.

Три Лары в одном доме

— Ваша книга «Возвращение в Юрятин» — это настоящий детектив, сотканный из сенсационных открытий. Сам Ираклий Андроников позавидовал бы вам! Чтобы написать такую книгу, надо немного сойти с ума… А как вы работаете? Как братья Гонкур или Ильф и Петров?

— Вообще-то книгу начинал писать мой муж Сергей, а я ее редактировала. Но постепенно я вошла в творческий процесс, что-то переделывала, дописывала.
Сергей — подполковник полиции, читал роман Пастернака как профессиональный аналитик, как материалы уголовного дела… Ему нужны были доказательства. Рождались версии. И у нас после каждой главы в книге идут ссылки. В нашем произведении нет ни одного слова неправды.

Вечером мы начинаем обсуждать, кто и что за день наработал. Книга нас очень объединила. У нас одно дыхание. Мы понимаем друг друга с полуслова.

И потом это открытие: Москва — Юрятин. Это же озарение было! Дело в том, что есть устойчивое мнение, что Пермь — Юрятин. Но этого не может быть хотя бы потому, что Пастернак не знал этого города. С какой стати он будет описывать город, в котором он был лишь проездом? В Москве же он жил всю жизнь. И потом ни одна из его Лар тоже никогда не бывала в Перми.

Мы писали книгу и ловили себя на мысли, что постоянно путаем: Пастернак — доктор Живаго…

— В гоголевской повести «Невский проспект» нет ничего фантастического, там все реально. Парадокс, не правда ли? А у вас?

— И у нас свой парадокс. Понимаете, в романе Пастернака все правда! Там нет ничего вымышленного. Если он пишет «библиотека», то это значит, это и есть та самая библиотека, на втором этаже. Если он пишет «лестница», то это значит, что она точно существовала в жизни и он ходил по этой лестнице. Пастернак окончил философский факультет и работал в библиотеке университета. Кстати, сейчас аудиторный корпус, в котором учился поэт, занимает факультет журналистики МГУ. В романе написано, что жители вымышленного Юрятина ходили в эту библиотеку. А из окон библиотеки, где работал Пастернак, видна Москва. А из окна он видел настоящий Юрятин. Это город Юрия Долгорукого, все просто и логично! Но ведь это надо же было понять! Если Москва — это Юрятин, то дом Лары, «дом с фигурами» тоже находится в Москве. Точнее, одной из Лар. Поскольку Ларами были три разные женщины.

— ?

— Дом на Волхонке, 14, в котором Пастернаки жили с 1911 года, это была казенная квартира, которую дали отцу поэта от Академии живописи. Увы, но самого дома уже больше нет, в 1960 году, в год смерти писателя, его снесли.

В декабре 1921 года Борис Леонидович женился на Евгении Лурье, и они вместе жили в этой квартире. Потом он здесь жил со второй женой — Зинаидой Нейгауз, бывшей женой известного пианиста. А в 1917 году на первом этаже этого дома жила Фанни Збарская. Получается, что в этом доме жили… три Лары. Однако прототипом Лары в эпизоде первой ее встречи с доктором Живаго в Юрятине являются не они, а… Марина Цветаева!

Мы установили, что в «доме с фигурами» находится Государственный музей изобразительных искусств имени Пушкина. Почему все это так важно? И «дом с фигурами», и дом Лары — все это в романе есть!

Сам роман посвящен грузинским друзьям Пастернака, писателям Паоло Яшвили и Тициану Табидзе, трагически погибшим в годы репрессий, а также Марине Цветаевой. Но самих грузинских друзей в книге нет. Я мучилась в поисках, и однажды ночью мне вдруг голос из потоков воды твердит: смотри стихи!
Стала читать стихи, и у меня стали складываться все пазлы. О своих догадках тут же пишу в Тбилиси внучке Тициана Табидзе.

В прошлом году я лихорадочно искала ту самую лестницу, просто с ума сходила, мне надо было найти ее во что бы то ни стало! Искала в Грузии, думала, раз он полгода жил с Зинаидой Нейгауз в Тбилиси, то, может быть, и дом Лары там?
Впервые мысль о том, что «фигуры» дома Лары могу быть не снаружи, а изнутри, мне пришла в голову, когда увидела грузинскую академию художеств. И находится она недалеко от дома, где жил Пастернак.

Мы вернулись из Тбилиси и стали искать эту лестницу уже в России...


Борис Пастернак. Фото из свободных источников

«Марбург» для Фанни

— В 1916 году Пастернак приезжает во Всеволодо-Вильву ко Збарским. Ему 26 лет. Он еще не знает, кем будет. Брал уроки композиции у Скрябина, пытался писать стихи. Окончив философский факультет, работал учителем в семье Филиппа Морица — он не мог обрести себя! И вот он пишет одно из самых известных своих стихотворений «Марбург», которое одобрил его отец. И для него это очень важно: поворот в судьбе! Стихотворение, посвященное Фанни Николаевне, написано от руки на бланке конторы Бондюжского химзавода. Менделеевску, который до революции именовался Бондюгой, посвящено полкниги. Здесь сохранился дом, где жил Борис Леонидович, здание администрации, где он работал.

— Ощущение такое, что в каждом герое романа вы хотите найти реальный прототип?

— Так оно и есть! Здесь нет ни одного обобщенного персонажа, это все те люди, которых он знал лично. Это практически документальное произведение! Зачем Пастернаку надо было что-то выдумывать, когда вокруг него происходили такие события колоссальные! Когда рядом с ним были такие уникальные люди! Достаточно назвать самого Бориса Збарского, одного из прототипов Аверкия Микулицына. Он изобрел технологию промышленного производства наркозного хлороформа. Потом он будет заниматься мумификацией тела Ленина в 1924 году и бальзамированием тела коммунистического вождя Болгарии Георгия Димитрова в 1949 году. Так вот, в 1916 году Борис Пастернак работал на том же Бондюжском химзаводе, что и Борис Збарский.

— Жене которого он посвятил «Марбург»…

— Именно так! Можно прочитать письма Бориса Пастернака родителям, где он рассказывает о Борисе Збарском, и сравнить с описанием Микулицына в книге.

— Есть ли хотя бы один вымышленный герой в книге?

— Понимаете, процесс поиска бесконечный… Еще года два назад я сказала супругу: все, останавливаемся, остальное будем дописывать потом.

Одна женщина написала нам на странице в «Фейсбуке»: «Вы Пастернака не любите! Пермь — это Юрятин, у нас та самая библиотека…» И тогда я себе пообещала: юрятинскую библиотеку найду обязательно! И снова пришло озарение. В таких случаях мы говорим: Борис Леонидович помогает…



Бритва Оккама?

— Ваш роман словно весь состоит из аллюзий — призрачных связей с реальностью, намеков на события, факты, имена…

— Помните? «Свеча горела на столе. Свеча горела…» У Юрия Живаго дальше не шло. И лишь в 1946 году «за него» завершит этот шедевр сам Пастернак.
Мы читали не только роман, но и все материалы, в том числе и письма. И поняли: Менделеевск — это Варыкино. Значит, где-то рядом должен быть Юрятин. А Юрятин — это Елабуга. Мы вычислили, в романе есть два Юрятина — вымышленный и настоящий. У выдуманного несколько прообразов, в том числе и поселок Бондюга. А действительный Юрятин — это Москва. Но для этого надо было понять, где находится та самая юрятинская библиотека, в которой бывал Борис Леонидович. Кстати, прототипами библиотекарей в романе являются Анастасия и Марианна Цветаевы.

— Как пастернаковеды относятся к вашему труду?

— Нам нет дела до их критики в наш адрес. Мы понимаем значимость наших открытий. И потом, мы же от себя ничего не придумывали! Помните принцип «бритвы Оккама»? Не следует множить сущее без необходимости. Мы просто читали роман, а там все написано.

Почему у читателей юрятинской библиотеки зеленые, одутловатые лица? У автора они «заболели зобами». Что за тайнопись? Стала разбираться. Оказалось, что это симптомы отравления парами кислот. Их производил Бондюжский химический завод, тот самый, который называли «секретной лабораторией Менделеева».

То есть он описывал людей, работавших именно на этом предприятии. И это жители вымышленного Юрятина. Он каждый день видел их, как работник военно-учетного стола, освобождал от призыва на фронт.

— В фильме Дэвида Лина «Доктор Живаго» 1965 года звучит тема Лары композитора Мориса Жарра, может быть, единственное правильно услышанное и угаданное «русское» в романе. Могли бы с таким же блеском, как вы, анатомировать этот роман, иностранные литературоведы? И важно ли литературоведу жить в России, чтобы написать книгу о русском поэте?

— Жить можно где угодно. Герцен жил в Лондоне, Гоголь в Италии… Но, думаю, русским быть надо обязательно. Роман написан русским человеком на русском языке и для русского человека. И действительно надо быть русским человеком, чтобы понять этот роман. Пастернака, который был самым образованным переводчиком и литератором своего времени, знавшим несколько языков, понимал только один человек в его жизни — Марина Цветаева. Они находились на одном, высочайшем уровне духовного и творческого развития.

— И все-таки почему Нобелевская премия? За что? За большую литературу? Или это большая политика?

— Пастернак — это всегда большая политика. Об этой великой книге разговор ведется на уровне государств даже спустя 60 лет после ухода из жизни писателя! Никогда и ни с одним произведением ничего подобного не было и вряд ли будет!

Конечно, в романе есть некоторые несуразицы. Например, такой отрывок: «В дверь постучали, и Лара навострила уши». Дело в том, что роман не был отредактирован, его должны были в «Новом мире» отредактировать. Однако он там так и пролежал. Но ведь несуразицы можно найти у кого угодно, даже у Пушкина или Набокова. Надо понимать, что это не просто литературное произведение, это гражданский подвиг человека.

Вначале в Европе прочитали стихи доктора Живаго, они выходили в отдельных изданиях.

Впервые роман увидел свет на итальянском языке. Все недоумевали: почему он не выходит на русском?

Затем в 1958 году он все-таки вышел на русском языке, на этом настаивала русская эмиграция, и вышел на деньги ЦРУ. Роман раздавался в павильоне Ватикана на Брюссельской промышленной выставке. После этого и разразился грандиозный скандал. Жизнь Пастернаку, вынужденному под давлением режима отказаться от Нобелевской премии, фактически сократили невыносимой травлей. Надо понимать, какую страшную жертву он платил за этот роман, который начал писать в 1946 году. В 1949 году Ольгу Ивинскую, последнюю любовь Пастернака, арестовали и посадили в тюрьму, в которой она пробыла до 1953 года. В тюрьме она потеряла ребенка. Ее допрашивали, пытаясь узнать, а что там пишет Пастернак. Это именно она вдохновляла его на роман. И мы должны быть безмерно благодарны Ивинской за то, что она дала ему силы, любовь, полет — и этот роман появился! Когда ты понимаешь, что свою книгу он стремился издать во что бы то ни стало, даже ценой собственной жизни, ты читаешь ее уже совсем по-другому.



Челябинская терапия

В мае 1931 года будущий автор романа «Доктор Живаго» в составе бригады газеты «Известия», знакомясь с ударными стройками первой пятилетки, четыре дня прожил в Челябинске. Писатель был поражен увиденным: «Строятся действительно огромные сооруженья. Громадные пространства под стройкой, постепенно покрываясь частями зданий, дают понятье о циклопических замыслах и о производстве, которые в них возникают, когда заводы будут построены... Таково строительство в Челябинске, т.е. безмерная, едва глазом охватываемая площадь на голой, глинисто-песчаной почве, тянущаяся за городом в параллель ему… и вся она на десятки километров утыкана нескончаемыми лесами, изрыта котлованами и пр. и пр. Это строят тракторный завод, один только из цехов которого растянулся больше чем на полверсты, т.е. будет ютить больше чем 2 кв. километра под одной крышей».

Кто знает, чем страдала в те дни душа писателя! Но именно после Челябинска он вновь обрел гармонию. Возможно, помогла ему в этом Фанни Збарская, ставшая третьей Ларой в одном из самых главных произведений русской литературы XX века…