Владимир Хомяков: «И это приносит людям что-то настоящее»
13 Января 2022
Фото: Людмила Ковалева
Одним из самых значимых событий музыкальной жизни Южного Урала минувшего года по праву считается присвоение звания «Органист года» хранителю челябинского органа.
На самом деле, когда в Челябинск пришла весть о том, что в Кафедральном соборе Калининграда Владимир Хомяков получил награду «За вклад в профессию», ни для кого эта новость не стала неожиданностью. А кто же еще? Он заслужил!
В этом году челябинскому органу исполнится 35 лет. И все эти годы Хомяков — повелитель и слуга признанного одним из лучших в мире уральского «короля инструментов». Надо признать, что Владимир Хомяков не только потрясающий музыкант, всегда разный и всегда совершенный. Он тот, кто, благодаря фестивалям и гастролям его друзей, познакомил челябинцев с миром органного искусства в целом, и мы увидели и услышали органистов со всего света. И даже узнали, что есть «Джаз на большом органе», который, по словам одного из участников традиционного международного фестиваля, понравился бы даже Баху.
Признание для старомодного музыканта
— Важно ощущение себя в центре событий, — отвечает на вопрос корреспондента «ЮП» о значимости для него наград, премий и званий Владимир Викторович. — Я ведь живу далеко от культурных центров. Если такое ощущение исчезает, как-то себя чувствуешь неуютно, как будто жизнь проходит мимо. Это недолго продолжается, но иногда такое бывает. Если же смотреть на эту премию, приятно, что я в обойме, что меня помнят, ценят то, что сделано за все годы.
— А вы заявку отправили на конкурс?
—Это премия «за вклад в профессию». Как я могу сам оценить свой вклад? Конечно, заявку подавала филармония.
— Современных музыкантов такие условности не смутили бы, потому что премия престижная. Молодые люди озадачены собственным продвижением.
— Согласен, я представитель старой школы. Мне нравится, что звание заслуженного артиста России я получил раньше своих коллег по цеху, в 37 лет, а народного — в 50. А еще больше нравится, что мне не пришлось прилагать каких-то особых усилий, чтобы их получить. Я никого об этом не просил.
С другой стороны, людей ведь оценивают не по званиям, а по их делам. И никаких особых благ сегодня эти звания не приносят. В советское время, если ты народный артист, предоставлялись разные льготы по проезду, санатории бесплатные, право на дополнительную жилплощадь и еще что-то. Сейчас ничего этого нет. Идет небольшая доплата к зарплате, и все. Единственное — афиша выглядит более нарядно.
После Москвы, Одессы и Крыма
— Вы родились в Москве, жили в Тульской области, в Новомосковске, учились в удивительном городе Одессе.
— Учился в Феодосии, Симферополе и Одессе. В Феодосии — последние полтора года музыкальной школы, в Симферополе — музыкальное училище. Но основная учеба, конечно, была в Одесской консерватории. Там же я начал учиться игре на органе у замечательного музыканта Валерия Рубахи. С его подачи параллельно с учебой проработал два года в филармоническом ансамбле старинной музыки «Пастораль» как клавесинист. Эта работа помогла лучше разбираться в барочной музыке, почувствовать ее дух, что очень пригодилось в органном классе.
— Помотало вас, прежде чем Челябинск стал основным городом. Вы же сделали попытку перебраться в Калининград, но через год вернулись?
— Да, так получилось. И я верю в какие-то знаки судьбы, в интуицию. То, что там не сложилось, было не зря, как оказалось позже. Спустя несколько лет после возвращения в Челябинске начались достаточно драматические события, требующие моего активного участия. Я говорю о ситуации с переносом органа, когда угроза потерять навсегда один из лучших инструментов в России была более чем реальна. Слава богам, что все благополучно завершилось и у органа появился новый, достойный его дом.
— Вы себя ощущаете достоянием Челябинска? И насколько это важно для вас?
— Конечно, приятно, когда с тобой здороваются в магазине, на улице и желают тебе всего хорошего. Сколько раз такое было: где-нибудь в «Ашане» подходит человек, жмет руку и говорит спасибо.
— Для вас это важнее званий?
— Я думаю, да. Ты себя чувствуешь в этом городе уютно. Это здорово помогает в жизни.
Орган — сложный механизм
— Вы следили за установкой органа с самого начала?
— Я участвовал в монтаже, начиная с распаковки ящиков.
— Да, я читала, помимо того, что вы музыкант, вы еще и органный мастер. Это редкое сочетание?
— Таких немного, но есть. Самый известный пример — Наталья Малина, органистка и главный органный мастер Московской консерватории. Кстати, в 1987 году именно Наталья Владимировна сыграла первый концерт, когда открывали наш орган. Она была куратором этого проекта и членом приемочной комиссии. Я бы рекомендовал всем органистам частично овладеть профессией органного мастера. Когда ты знаешь, что творится внутри инструмента, помогает лучше играть. Орган — это достаточно сложный механизм. Хочется сказать: организм. Он и вправду дышит, как живой.
— Сложно было привыкнуть к Челябинску?
— Мне — нет. Семье, жене и маленькому сыну, конечно же, было очень сложно привыкнуть к Челябинску. А я этого просто не замечал, потому что сутками пропадал в органном зале. Сначала это было строительство, затем работа органного мастера, затем меня тарифицировали как органиста, и началась концертная работа. При этом я еще ассистировал гастролерам по 15-20 концертов в месяц. Каждый из них играл не один, а 3-4 концерта. А ведь еще надо было самому заниматься и настраивать орган… Популярность органных концертов была невероятная. Народ валом валил. И все сравнивали с органом Домского собора в Риге. Да-да! Сейчас в это сложно поверить, но в Советском Союзе очень многие побывали в Риге как туристы, и посещение Домского было в обязательной программе.
Просто люди
— Это да, я помню. Есть такой феномен у этого инструмента, он притягивает даже далеких от искусства людей.
— Самая неискушенная публика — это органная. Условно говоря, на фортепианные концерты ходят пианисты, на скрипичные — струнники, а на орган — просто любители. Я вам скажу больше: у нас были люди, которые случайно оказались на органном концерте и это их спасло. Одна женщина, из постоянных слушателей, как-то призналась, что пришла в зал в момент безысходности и орган вернул ее к жизни. И это очень хорошо. Значит, что-то есть настоящее в том, что делаю я и другие музыканты.
— Органист — это же больше, чем профессия, это и ремесло, и еще что-то.
— Ремесла здесь выше крыши. В отличие от офисной или заводской работы, когда пять дней рабочих и два выходных, это здесь не проходит. Время, проведенное за инструментом, далеко не всё. Работа идет постоянно — и дома, и ночью. Ты думаешь, ты слушаешь, ты читаешь. Кроме того, игра на органе гораздо в большей степени, чем на других инструментах, требует дополнительных знаний по истории органостроения, по различным исполнительским школам и направлениям. Если посмотрите в ноты любого барочного произведения, вы увидите только голый нотный текст. Нет никаких указаний, как играть — быстро или медленно, тихо или громко, связно или отрывисто, наконец, какие органные регистры нужно использовать. Чтобы понимать, как обращаться с этим текстом, нужно много чего изучить, кроме сольфеджио. Ну и еще органист — это, наверное, образ жизни. Впрочем, так можно сказать о любой музыкантской профессии. В первые годы я говорил: «Это же просто кайф! Ты получаешь удовольствие, а тебе еще и деньги платят за это».
— Небольшие деньги, надо отметить. Огромного состояния вам не удалось заработать. Так что удовольствия больше, чем денег?
— Я Каминскому (Маркс Каминский руководил челябинской филармонией в 1980-2000 гг. — Прим. авт.) сразу сказал: «Мне нужна квартира. Можете не платить мне большую зарплату». И он сделал это. В Челябинск моя семья приехала в августе, а в январе мы уже въехали в свою двухкомнатную квартиру в новом доме. Я в ней до сих пор живу. Были порывы перебраться ближе к центру, но где мы найдем таких хороших соседей? А у нас такие замечательные люди живут, которые выдержали время, когда сын много занимался. Представляете, рояль в панельном доме! Это не только внизу и наверху, но и в соседних подъездах слышно. Я вот этого боюсь: попадешь в какой-нибудь престижный, элитный дом, а рядом с тобой неизвестно кто с деньгами поселится. И он будет отравлять жизнь каждый день.
— Ваш сын стал музыкантом, потому что вырос в семье музыкантов?
— Пожалуй, да. Когда у тебя мама-папа, дядя и дедушка профессиональные музыканты, сложно избрать другой путь. Он долго учился. До 32 лет. Сначала это было музыкальное училище и пять лет в консерватории в Питере. Потом аспирантура в Москве. После одного из конкурсов его заметил и пригласил учиться в Университет Южной Калифорнии в Лос-Анджелесе знаменитый пианист Дэниел Поллак, чем и определил его будущее. Володя очень серьезный музыкант. Солидный багаж знаний, кроме успешной карьеры концертного пианиста, позволяет ему, к примеру, прочитать на хорошем уровне лекцию для университетской аудитории, провести открытый урок, после которого количество желающих заниматься в его классе, как правило, увеличивается. Кроме того, он умеет еще много чего: может встать за дирижерский пульт симфонического оркестра или сделать сведение многоканальной аудиозаписи на приличном уровне, без проблем справиться с обязанностями церковного органиста или хорошо настроить рояль. Может, в конце концов, устранить серьезную неисправность в автомобиле. Мы с женой очень гордимся нашим сыном и зачастую учимся у него жизни. Очень надеемся скоро увидеть его в Челябинске. На 25 марта запланирован симфонический концерт в зале им. С. Прокофьева с его участием.
— Ему комфортно в Америке?
— Да, ему там нравится.
Не мешайте органисту
— Не знаю, насколько вам, но Челябинску-то с вами повезло… А у вас все равно же были мысли уехать и до Калининграда?
— В 90-х годах пытался уехать, в том числе и за рубеж. Но, по всей видимости, не на сто процентов был уверен, что правильно делаю. Если бы я был уверен, я бы уехал. В то время здесь был мрак, и зарплату не платили по полгода. Но вот парадокс: в эти же трудные годы мы жили очень интересной, наполненной событиями музыкальной жизнью. Одни только фестивали «Нового органного движения» чего стоят! Кстати, в этом году будет 30 лет, как мы придумали этот фестиваль. 12 марта мы собираемся отметить эту дату органным марафоном. Приедут мои «однополчане» из Уфы, Казани, Петербурга и Москвы.
— Согласна, жизнь органа в Челябинске насыщенна и интересна. А с другой стороны, музыканту престижно жить в Европе?
— Престиж — это немного обывательский взгляд. У нас замечательные музыканты живут и в Томске, и в Омске, и в Красноярске с Иркутском. В разных городах, уральских, сибирских, есть прекрасные очаги культуры. И я не уверен, что если бы я в Москве делал свою карьеру, то получилось что-то толковое. Там люди, как мне кажется, привыкли работать локтями. Ведь органов гораздо меньше, чем органистов. Надо быть постоянно начеку, никому не позволять себя подсиживать. Все очень жестко. А я достаточно ленивый в этом плане товарищ. Я бы не стал воевать за место под солнцем. Тем более все эти усилия мало связаны с профессией, с музыкой. Для меня провинция — оптимальный вариант. Здесь я могу сделать многое, и никто мне не мешает.
— Вы сейчас комфортно живете? Вопрос в меньшей степени касается быта, я о душевном комфорте.
— Если новости не слушать, то все прекрасно. Да, все хорошо. Даже иногда кажется, что я незаслуженно имею такую жизнь.
В этом году челябинскому органу исполнится 35 лет. И все эти годы Хомяков — повелитель и слуга признанного одним из лучших в мире уральского «короля инструментов». Надо признать, что Владимир Хомяков не только потрясающий музыкант, всегда разный и всегда совершенный. Он тот, кто, благодаря фестивалям и гастролям его друзей, познакомил челябинцев с миром органного искусства в целом, и мы увидели и услышали органистов со всего света. И даже узнали, что есть «Джаз на большом органе», который, по словам одного из участников традиционного международного фестиваля, понравился бы даже Баху.
Признание для старомодного музыканта
— Важно ощущение себя в центре событий, — отвечает на вопрос корреспондента «ЮП» о значимости для него наград, премий и званий Владимир Викторович. — Я ведь живу далеко от культурных центров. Если такое ощущение исчезает, как-то себя чувствуешь неуютно, как будто жизнь проходит мимо. Это недолго продолжается, но иногда такое бывает. Если же смотреть на эту премию, приятно, что я в обойме, что меня помнят, ценят то, что сделано за все годы.
— А вы заявку отправили на конкурс?
—Это премия «за вклад в профессию». Как я могу сам оценить свой вклад? Конечно, заявку подавала филармония.
— Современных музыкантов такие условности не смутили бы, потому что премия престижная. Молодые люди озадачены собственным продвижением.
— Согласен, я представитель старой школы. Мне нравится, что звание заслуженного артиста России я получил раньше своих коллег по цеху, в 37 лет, а народного — в 50. А еще больше нравится, что мне не пришлось прилагать каких-то особых усилий, чтобы их получить. Я никого об этом не просил.
С другой стороны, людей ведь оценивают не по званиям, а по их делам. И никаких особых благ сегодня эти звания не приносят. В советское время, если ты народный артист, предоставлялись разные льготы по проезду, санатории бесплатные, право на дополнительную жилплощадь и еще что-то. Сейчас ничего этого нет. Идет небольшая доплата к зарплате, и все. Единственное — афиша выглядит более нарядно.
После Москвы, Одессы и Крыма
— Вы родились в Москве, жили в Тульской области, в Новомосковске, учились в удивительном городе Одессе.
— Учился в Феодосии, Симферополе и Одессе. В Феодосии — последние полтора года музыкальной школы, в Симферополе — музыкальное училище. Но основная учеба, конечно, была в Одесской консерватории. Там же я начал учиться игре на органе у замечательного музыканта Валерия Рубахи. С его подачи параллельно с учебой проработал два года в филармоническом ансамбле старинной музыки «Пастораль» как клавесинист. Эта работа помогла лучше разбираться в барочной музыке, почувствовать ее дух, что очень пригодилось в органном классе.
— Помотало вас, прежде чем Челябинск стал основным городом. Вы же сделали попытку перебраться в Калининград, но через год вернулись?
— Да, так получилось. И я верю в какие-то знаки судьбы, в интуицию. То, что там не сложилось, было не зря, как оказалось позже. Спустя несколько лет после возвращения в Челябинске начались достаточно драматические события, требующие моего активного участия. Я говорю о ситуации с переносом органа, когда угроза потерять навсегда один из лучших инструментов в России была более чем реальна. Слава богам, что все благополучно завершилось и у органа появился новый, достойный его дом.
— Вы себя ощущаете достоянием Челябинска? И насколько это важно для вас?
— Конечно, приятно, когда с тобой здороваются в магазине, на улице и желают тебе всего хорошего. Сколько раз такое было: где-нибудь в «Ашане» подходит человек, жмет руку и говорит спасибо.
— Для вас это важнее званий?
— Я думаю, да. Ты себя чувствуешь в этом городе уютно. Это здорово помогает в жизни.
Орган — сложный механизм
— Вы следили за установкой органа с самого начала?
— Я участвовал в монтаже, начиная с распаковки ящиков.
— Да, я читала, помимо того, что вы музыкант, вы еще и органный мастер. Это редкое сочетание?
— Таких немного, но есть. Самый известный пример — Наталья Малина, органистка и главный органный мастер Московской консерватории. Кстати, в 1987 году именно Наталья Владимировна сыграла первый концерт, когда открывали наш орган. Она была куратором этого проекта и членом приемочной комиссии. Я бы рекомендовал всем органистам частично овладеть профессией органного мастера. Когда ты знаешь, что творится внутри инструмента, помогает лучше играть. Орган — это достаточно сложный механизм. Хочется сказать: организм. Он и вправду дышит, как живой.
— Сложно было привыкнуть к Челябинску?
— Мне — нет. Семье, жене и маленькому сыну, конечно же, было очень сложно привыкнуть к Челябинску. А я этого просто не замечал, потому что сутками пропадал в органном зале. Сначала это было строительство, затем работа органного мастера, затем меня тарифицировали как органиста, и началась концертная работа. При этом я еще ассистировал гастролерам по 15-20 концертов в месяц. Каждый из них играл не один, а 3-4 концерта. А ведь еще надо было самому заниматься и настраивать орган… Популярность органных концертов была невероятная. Народ валом валил. И все сравнивали с органом Домского собора в Риге. Да-да! Сейчас в это сложно поверить, но в Советском Союзе очень многие побывали в Риге как туристы, и посещение Домского было в обязательной программе.
Просто люди
— Это да, я помню. Есть такой феномен у этого инструмента, он притягивает даже далеких от искусства людей.
— Самая неискушенная публика — это органная. Условно говоря, на фортепианные концерты ходят пианисты, на скрипичные — струнники, а на орган — просто любители. Я вам скажу больше: у нас были люди, которые случайно оказались на органном концерте и это их спасло. Одна женщина, из постоянных слушателей, как-то призналась, что пришла в зал в момент безысходности и орган вернул ее к жизни. И это очень хорошо. Значит, что-то есть настоящее в том, что делаю я и другие музыканты.
— Органист — это же больше, чем профессия, это и ремесло, и еще что-то.
— Ремесла здесь выше крыши. В отличие от офисной или заводской работы, когда пять дней рабочих и два выходных, это здесь не проходит. Время, проведенное за инструментом, далеко не всё. Работа идет постоянно — и дома, и ночью. Ты думаешь, ты слушаешь, ты читаешь. Кроме того, игра на органе гораздо в большей степени, чем на других инструментах, требует дополнительных знаний по истории органостроения, по различным исполнительским школам и направлениям. Если посмотрите в ноты любого барочного произведения, вы увидите только голый нотный текст. Нет никаких указаний, как играть — быстро или медленно, тихо или громко, связно или отрывисто, наконец, какие органные регистры нужно использовать. Чтобы понимать, как обращаться с этим текстом, нужно много чего изучить, кроме сольфеджио. Ну и еще органист — это, наверное, образ жизни. Впрочем, так можно сказать о любой музыкантской профессии. В первые годы я говорил: «Это же просто кайф! Ты получаешь удовольствие, а тебе еще и деньги платят за это».
— Небольшие деньги, надо отметить. Огромного состояния вам не удалось заработать. Так что удовольствия больше, чем денег?
— Я Каминскому (Маркс Каминский руководил челябинской филармонией в 1980-2000 гг. — Прим. авт.) сразу сказал: «Мне нужна квартира. Можете не платить мне большую зарплату». И он сделал это. В Челябинск моя семья приехала в августе, а в январе мы уже въехали в свою двухкомнатную квартиру в новом доме. Я в ней до сих пор живу. Были порывы перебраться ближе к центру, но где мы найдем таких хороших соседей? А у нас такие замечательные люди живут, которые выдержали время, когда сын много занимался. Представляете, рояль в панельном доме! Это не только внизу и наверху, но и в соседних подъездах слышно. Я вот этого боюсь: попадешь в какой-нибудь престижный, элитный дом, а рядом с тобой неизвестно кто с деньгами поселится. И он будет отравлять жизнь каждый день.
— Ваш сын стал музыкантом, потому что вырос в семье музыкантов?
— Пожалуй, да. Когда у тебя мама-папа, дядя и дедушка профессиональные музыканты, сложно избрать другой путь. Он долго учился. До 32 лет. Сначала это было музыкальное училище и пять лет в консерватории в Питере. Потом аспирантура в Москве. После одного из конкурсов его заметил и пригласил учиться в Университет Южной Калифорнии в Лос-Анджелесе знаменитый пианист Дэниел Поллак, чем и определил его будущее. Володя очень серьезный музыкант. Солидный багаж знаний, кроме успешной карьеры концертного пианиста, позволяет ему, к примеру, прочитать на хорошем уровне лекцию для университетской аудитории, провести открытый урок, после которого количество желающих заниматься в его классе, как правило, увеличивается. Кроме того, он умеет еще много чего: может встать за дирижерский пульт симфонического оркестра или сделать сведение многоканальной аудиозаписи на приличном уровне, без проблем справиться с обязанностями церковного органиста или хорошо настроить рояль. Может, в конце концов, устранить серьезную неисправность в автомобиле. Мы с женой очень гордимся нашим сыном и зачастую учимся у него жизни. Очень надеемся скоро увидеть его в Челябинске. На 25 марта запланирован симфонический концерт в зале им. С. Прокофьева с его участием.
— Ему комфортно в Америке?
— Да, ему там нравится.
Не мешайте органисту
— Не знаю, насколько вам, но Челябинску-то с вами повезло… А у вас все равно же были мысли уехать и до Калининграда?
— В 90-х годах пытался уехать, в том числе и за рубеж. Но, по всей видимости, не на сто процентов был уверен, что правильно делаю. Если бы я был уверен, я бы уехал. В то время здесь был мрак, и зарплату не платили по полгода. Но вот парадокс: в эти же трудные годы мы жили очень интересной, наполненной событиями музыкальной жизнью. Одни только фестивали «Нового органного движения» чего стоят! Кстати, в этом году будет 30 лет, как мы придумали этот фестиваль. 12 марта мы собираемся отметить эту дату органным марафоном. Приедут мои «однополчане» из Уфы, Казани, Петербурга и Москвы.
— Согласна, жизнь органа в Челябинске насыщенна и интересна. А с другой стороны, музыканту престижно жить в Европе?
— Престиж — это немного обывательский взгляд. У нас замечательные музыканты живут и в Томске, и в Омске, и в Красноярске с Иркутском. В разных городах, уральских, сибирских, есть прекрасные очаги культуры. И я не уверен, что если бы я в Москве делал свою карьеру, то получилось что-то толковое. Там люди, как мне кажется, привыкли работать локтями. Ведь органов гораздо меньше, чем органистов. Надо быть постоянно начеку, никому не позволять себя подсиживать. Все очень жестко. А я достаточно ленивый в этом плане товарищ. Я бы не стал воевать за место под солнцем. Тем более все эти усилия мало связаны с профессией, с музыкой. Для меня провинция — оптимальный вариант. Здесь я могу сделать многое, и никто мне не мешает.
— Вы сейчас комфортно живете? Вопрос в меньшей степени касается быта, я о душевном комфорте.
— Если новости не слушать, то все прекрасно. Да, все хорошо. Даже иногда кажется, что я незаслуженно имею такую жизнь.
Поделиться
