«Меня убили раньше, на войне…» Днем беды называют челябинцы 22 июня

В армию его призвали в марте 41-го и отправили на строительство новой границы между Литвой и Восточной Пруссией.

— О войне мы узнали за две недели до ее начала — от ксендза, с которым познакомились на местном рынке, — вспоминает Александр Семенович. — И ведь он почти точно сказал о дне, когда начнется война с немцами…

В те дни любые разговоры на эту тему считались провокацией. Однако после этого сообщения поступила команда срочно привезти со склада дополнительно боеприпасы, усилить охранные наряды, всюду установить противотанковые и пехотные мины, построить дополнительные доты.

Всю ночь накануне 22 июня мы не смыкали глаз. В два часа ночи в небе зазвучал страшный рев немецких самолетов, которые летели в наш тыл. Еще через два часа нас подняли по тревоге, и мы заняли боевые позиции на берегу реки Неман. Но даже тогда нас предупредили: провокации возможны. Предполагаемого противника разрешалось допустить до середины реки и произвести предупредительные выстрелы. Но если и тогда он продолжит движение, открывать огонь на поражение. Так вскоре оно и произошло. Под нашим огнем немцы десятками тонули в Немане. За всю войну такого количества погибших немцев в одном месте, как в то первое утро войны, мне ни разу видеть больше не приходилось…

Командир «катюши»

Челябинец Григорий Ваганов — один из тех, кто входил в те самые три процента родившихся в 1924 году и чудом уцелевших. Именно столько, по статистике, осталось в живых из тех, 17-летних, ребят, встретивших войну.

— В тот день, то есть 22 июня, мы пошли купаться. Сквер челюскинцев был в те годы любимым местом отдыха тех, кто работал на ЧГРЭС и ЧЭМК. Любили здесь отдыхать и мы, студенты энерготехникума. Тем более что он был разбит прямо напротив здания техникума, когда строился соцгородок по улице Сталина (ныне улица Российская). Мы заканчивали третий курс и были на практике (монтировали строящуюся на юго-востоке города ТЭЦ). А у меня накануне вышла тройка по математике — предмету, который я страстно любил. Оставлять такое безобразие было не в моем характере, и я с утра вместе с другими ребятами пересдал на пятерку. Счастливые, мы отправились на реку Миасс, которая в то время была такой чистой, что в ней жили окуньки и пескари, а под корягами водились большие раки. Накупавшись вдоволь, мы, веселые, снова вышли на улицу Сталина. Смотрим: у всех лица мрачнее тучи, и все смотрят на нас с упреком. Через несколько минут каждый из нас уже бежал домой. А дома у матери слезы ручьем: «Отца заберут и всех вас!» Надо сказать, что нас, братьев, было семь человек. Я отвечаю: не горюй, мол, мама! Нас 170 миллионов, а немцев всего 90! Да мы их шапками закидаем! «Эх, сынок, — отвечала мама. — Ты вот грамотный, а не понимаешь. Я хоть и неграмотная, да чую, что война будет очень тяжелой»…

В тот же день мать дала сыну-комсомольцу крестик, который помог командиру «катюши» пройти живым и невредимым всю войну и дойти до Берлина. А командовал его батареей Евгений Александров, будущий челябинский архитектор…

Уже в Берлине вышестоящий командир отдал приказ: дать «катюше» залп по Рейхстагу. Но Ваганов ослушался и сказал командиру, чтобы тот взглянул в бинокль. И в самом деле: в тот момент наши бойцы уже занимали первый этаж здания. Свой приказ командир тут же отменил… А крестик, данный матерью в первый день войны, еще долго спасал командира счастливой «катюши»…

Вильс, не ставший «студебеккером»…

Вильс Бойков 40 лет проработал конструктором в КБ Ивана Трашутина на ЧТЗ.

Родился в 1933 году, за восемь лет до войны. Свое редкое имя — Вильс — расшифровывает как аббревиатуру: Владимир Ильич Ленин и Сталин. Объясняет тем, что отец был убежденным коммунистом. Хотели было исправить на Виллис, но в военные годы с открытием второго фронта с этим именем стали возникать курьезы: «виллис», мол, можно перепутать с другим лендлизовским автомобилем — «студебеккером». Поэтому абсолютный ровесник тракторного гиганта так и остался на всю жизнь Вильсом Павловичем.

— Как мы встретили войну? — переспрашивает Вильс Павлович. — А по-мальчишески. В тот год я только пошел в первый класс школы № 18 в Тракторозаводском районе Челябинска, которая носила имя Маяковского.

Были каникулы, и мы с упоением отдавались нашим любимым играм. В то утро за углом нашего дома играли в чику. Помню, что все мы вошли в азарт, в сторону кона метали свои биты и одна монета у кого-то уже перевернулась вверх орлом. И в тот же момент кто-то из нашей ватаги залетает к нам на пятачок и кричит во все горло: «Объявили, что Германия на нас напала!»

Именно так крикнул, а про войну почему-то ни слова. Помню, что мы как-то так довольно браво отреагировали на это сообщение. Тут же припомнили песню из кинокартины «Трактористы», в которой были слова: «броня крепка, и танки наши быстры». Это был наш любимый марш танкистов, и мы его, конечно, дружно запели. Тогда мы были абсолютно уверены, что войны никакой и не будет вовсе, а фашисту мы за одну неделю скулу набок свернем.

А вот поди ж ты, не знали тогда, чем все обернется… Мой родной дядя Александр Васильевич Бойков, живший вместе с нами, работал на ЧТЗ и имел бронь. Но, несмотря на это, тотчас записался добровольцем на фронт. В те дни на ЧТЗ решили сформировать роту танков из «КВ». Первый отряд из семи тяжелых машин «КВ» был укомплектован экипажами из добровольцев ЧТЗ. Среди них был и мой дядя, который вскоре погиб, защищая Москву.

За полминуты до беды

Известная челябинская поэтесса Нелли Ваторопина родилась за три с половиной года до войны. Через пять дней после рождения дочери умерла мама. Воспитывала Нелли ее бабушка, перенесшая инфаркт после известия о гибели сына.

— До войны мы жили в доме номер 45а по улице Сталина (сейчас Российская), — вспоминает Нелли Ваторопина. — Совсем рядом с нашим домом, над рекой Миасс, возле Дворца культуры ЧЭМК, был наш любимый сквер. Была у нас коза по имени Манька. Помню, что в тот день я с ней бегала по берегу реки. А бабушка в это время косила осоку, чтобы накормить Маньку. Поднимаемся мы на улицу и слышим голос Левитана. Бабушка выронила вязанку из травы и побежала в дом. Я за ней. А из дома уже выходит смеющийся папа, хватает меня на руки и начинает высоко подбрасывать.

Помню, как бабушка каким-то чужим, срывающимся голосом произнесла: «Брось, Миша… Война…» Отец медленно опустил меня, и от него вдруг пошел какой-то холод. Но он попытался улыбнуться и как-то тихо сказал: «Да нет… Это опять провокация…»

Но уже через несколько минут он и сам понял, что это была правда. И уже на другой день отец уйдет добровольцем на фронт и погибнет под Смоленском.

Через полвека Нелли Ваторопина напишет:

Меня убили раньше, на войне,
Той пулей, что в бою отца сразила.
По чьей вине, по чьей вине
Моя судьба
Под пеплом той войны застыла?
Как истинная поэтесса, она и тот роковой день, 22 июня, тоже изложила в стихах:
Песок был теплым и рассыпчатым.
На платье звездочки бледны.
Пекла девчонка в речке блинчики,
Как в печке бабушка блины.
Текла река неторопливая,
Смывая детские следы.
Пекла я блинчики, счастливая,
За полминуты до беды…

С нами были Тимур и его команда

Самый известный в Челябинске библиотекарь-просветитель и краевед Надежда Капитонова родилась в Москве за десять лет до начала войны. А 22 июня 1941 года она встретила вместе с родителями на одной из самых известных шахт Донбасса — «Юнкоме» (шахта имени Юных коммунаров).

— Сегодня, наверное, трудно в это поверить, но когда на шахте разнеслась весть о том, что началась война, мы, детвора, в отличие, конечно, от взрослых, все очень обрадовались, — вспоминает Надежда Анатольевна. — К тому времени мы уже отлично знали повесть Аркадия Гайдара «Тимур и его команда» и так же, как герои этой книги, мечтали совершать подвиги. А где их совершать, как не на войне? Мы уже и роли все распределили: кто будет Тимуром, а кто — Женей и Гейкой. Этот энтузиазм подогревался и тем, что в воздухе уже витало предчувствие войны, да и сам Аркадий Гайдар книгу эту написал совсем не случайно.

Однако радость наша была недолгой: уже на второй или на третий день всем нам пришлось рыть траншеи. Вскоре мы услышали в небе и первый рев немецких самолетов. И это уже были совсем не детские игры. И я помню, как мы все разом в те дни повзрослели.