Дневник Анны. Каким был Челябинск начала XX века

Рукопись этих воспоминаний (тетради, мелко исписанные шариковой ручкой) попалась мне в руки несколько лет назад, тогда сразу стало понятно, что это достойно публикации. Анна Неаполитанова — представительница известной век назад челябинской семьи. Ее дед был священником и миссионером, отец — врачом, в каждом номере челябинских газет можно было встретить объявление об услугах доктора Неаполитанова.

После установления советской власти прошлое благополучие было разрушено, постепенно и сама фамилия забылась. Неаполитановых вернули из забвения челябинские краеведы Владимир Боже и Владимир Борисов. В 2017 году автор этой статьи предложил назвать одну из улиц города именем протоиерея Дмитрия Неаполитанова, теперь есть такая в Советском районе Челябинска. Изданные воспоминания открывают новые страницы истории Челябинска, это памятник людям и переломной эпохе.

Скромный священник

Неаполитановы — небольшой род священников. В 1810 году родился Федор Иванович Неаполитанов, который всю жизнь прослужил дьячком (он умер в 1899 году), «был пьяницей и скандалистом» и не получил продвижения по службе. В 1845 году у него родился сын Дмитрий, ставший антиподом своему отцу.
Дмитрий Федорович окончил духовную семинарию, служил священником в селах Косулино и Долговское Челябинского уезда. Стал миссионером, участвовал во Всероссийских съездах миссионеров 1891 и 1897 годов. В 1901 году он был посвящен в сан протоиерея и обосновался в Челябинске, где прожил 20 лет. Здесь поочередно служил настоятелем Свято-Троицкой церкви, Христорождественского собора, храма Одигитриевского монастыря, занимался строительством женского епархиального училища. Одновременно он преподавал Закон Божий, был гласным городской думы. За свою службу отец Дмитрий имел все церковные награды от набедренника до наперсного креста и светские ордена Святого Станислава 2-й и 3-й степеней.

Анна Неаполитанова дополняет сухие строки архивных документов: «Дедушка был маленький, очень добродушный и гостеприимный, немного суетливый человек. Справляя службу в церкви, он торопился, глотал слова, и мой папа шепотом подсказывал ему: “Не то-ро-пи-тесь!” В доме дедушки часами не сходил со стола самовар. Всех приходящих к нему по делу дедушка непременно угощал чаем…Дедушка был человек скромный, непрактичный, к начальству подлаживаться не умел».

Известно, что 28 марта 1921 года при закрытии монастыря отец Дмитрий был арестован вместе с монахинями. Во многих книгах и статьях его биография заканчивалась словами: «Челябинской губернской ЧК приговорен к расстрелу». Воспоминания проливают свет на последние дни жизни Дмитрия Неаполитанова:

«Его арестовали только за то, что он жил на территории монастыря и служил в монастырской церкви. Мамочка носила дедушке передачу, а папа как будто бы имел доступ в тюрьму — лечил больных в тюремной больнице. Вскоре дедушки не стало. Кто-то из заключенных угостил его кваском, и дедушка заболел холерой. Через два дня он умер… Все думаю: где же была могила дедушки? Если церковь стояла на том месте, где теперь находится памятник Цвиллингу, то примерно где-то возле кинотеатра имени Пушкина».

Offenbacher звучит

У Дмитрия и Параскевы Неаполитановых родилось 15 детей, но выжило только четверо: Николай стал врачом, Василий — адвокатом, Валентина и Анна окончили Бестужевские курсы.

Николай Неаполитанов окончил медицинский факультет Томского университета, на практике в селе Чумляк Челябинского уезда он познакомился со своей будущей женой Екатериной Евладовой. Об ее отце Венедикте Евладове можно писать особую книгу: он не только служил священником, но и много преподавал, а в 1912 году был избран депутатом Государственной думы.

В 1910 году у Неаполитановых родилась дочь Анна — автор воспоминаний. Семья жила в Челябинске, в доме Новиковых (ныне ул. Труда, 86), здесь глава семьи вел частную практику: «Прием больных по глазным (подбор очков), внутренним, детским, женским болезням. Лечение хронического триппера с массажем предстательной железы», — сообщалось в объявлениях.

После революции Николай Неаполитанов был врачом железнодорожного приемного покоя станции Челябинск. Екатерина работала заведующей лабораторией и медицинской сестрой. Их дочь Анна увлеклась музыкой (у них дома было пианино Offenbacher) и даже была тапером в кинотеатре. Перед войной успела окончить фортепианное отделение Челябинского музыкального училища и более 25 лет преподавала музыку в детской музыкальной школе № 1. Анна прожила долгую и сложную жизнь, она скончалась в 2000 году.

Везде конец города виден

Воспоминания Анны Неаполитановой написаны на основе дневника. Подробности семейной жизни, порой весьма интимного характера, подсказывают: она не предполагала, что ее труд будет опубликован, он был адресован семье, детям и внукам, поэтому в начале книги столь подробно описаны семейные связи. Интересно, что она вывела и фамильные черты: «Неаполитановы — непрактичные, смирные, скромные, нехитрые. Из тех, что упустят даже то, что само плывет в руки. Скорее сделают для других, но не для себя. Глубоко чувствующие, легко ранимые, впечатлительные люди. Но в то же время люди твердых правил поведения».


Дом на улице Васенко, в котором жили Неаполитановы

Большая часть книги посвящена времени детства и юности. Ее, как ребенка, не интересовала политика и глобальные события, в центре внимания — семья, родители и дедушка, дом с многочисленными соседями, первый поход в кинотеатр, улицы и магазины... Воспоминания Анны Неаполитановой позволяют окунуться в атмосферу Челябинска до того, как он стал крупным индустриальным центром. «Это был совсем маленький городок. Екатеринбуржцы, патриоты своего города, говорили с насмешкой о Челябинске: «У вас, куда ни встань, везде конец города виден». Это было потому, что улицы Челябинска были прямыми, как стрелы, тупиков не было. Город был в основном одноэтажный, мизерный, низкий».

По-новому открываются известные сюжеты, скажем, бегство горожан из Челябинска в 1919 году перед приходом красных. Дедушка уговорил детей и внуков покинуть город, они уезжали на восток как будто навсегда: «Настал день отъезда. В последний раз мы, дети, вместе с мамочкой обошли дом. Игрушки, кукла, кухонная мебель, пушистый белый мишка — все оставалось здесь и должно было достаться кому-то».

Они вернулись — и снова испытания: «Наступил 1921 год, страшный, голодный. Не было хлеба. Всюду бродили голодные нищие. Летом прямо на улицах можно было видеть валяющихся на земле скорчившихся людей, умирающих от голода. Другие равнодушно проходили мимо». Голодающих спасала Американская администрация помощи: «Детей садили за длинный стол и подавали им вкусную манную кашу, а по понедельникам и четвергам давали какао с наибелейшим хлебом. Так подкармливали детей американцы. Давали и одежду. Помню, что у меня были полосатые длинные панталоны с завязками».