Сквозь земную кору и миллионы лет

Есть такая профессия — видеть ВВП под ногами

В первое воскресенье апреля в России традиционно отмечается День геолога. Пользуясь случаем, мы решили побольше узнать о людях этой профессии, которые открывают природные богатства страны, но несмотря на это, чаще всего остаются в тени.

В региональном министерстве промышленности, под чьим началом сегодня находятся все южноуральские геологические организации, нас сразу предупредили: геологи по натуре люди очень скромные, светиться на публике действительно не любят.

Но после уговоров наш герой все же дал добро на встречу. Знакомьтесь: Борис Пужаков, главный геолог партии прогнозно-поисковых работ и геоинформатики, в свое время участвовал в открытии знаменитого Березняковского месторождения золота в Еткульском районе, сейчас трудится в ОАО «Челябинскгеосъемка».

Номенклатурное начало

— Борис Александрович, в дилетантском понимании геолог — это почти как археолог, только выкапывает не древности, а ископаемые. Или дилетанты глубоко заблуждаются в определении вашей профессии?

— У нас древности еще подревнее будут, чем у археологов… Если археологи достают антропогеновую вещь возрастом 5 от силы 8 тысяч лет, то наш предмет — это миллионы лет и даже сотни миллионов. Геология занимается всей земной корой. Это и прохождение маршрутов, и анализ собранных данных, и составление карт. Все геологи отлично знают химию и физику.

— С чего начинается исследование месторождений?

— Любое начало в нашем случае определяется проектом. Одно время проводились 50-тысячные съемки. Тогда в основном открывались проявления полезных ископаемых. Это было до 1995 года. Позже перешли на 200-тысячную съемку. Все работы сейчас выполняются по госзаказам за федеральные деньги.

— Что значит 50-тысячная и 200-тысячная съемка?

— Это масштаб карт: в 1 сантиметре 2 километра. На практике это работа на сравнительно небольших площадях в первом случае и достаточно обширных во втором. По госзаказу предусмотрен лист геологической карты. Он соответствует всемирной разграфке.

(Борис Александрович показывает нам карту Кунашакской площади, которую составили недавно, и объясняет, что сюда попадает и сам Кунашакский район, и Каслинский, и Аргаяшский. На карте подпись: лист № 2. В разграфке по Урало-Сибирскому региону таких листов более десятка. Разграфка разлинована еще и на маленькие квадраты, подписаны все координаты. Кунашакская площадь в 200-тысячном масштабе — это порядка 5 тысяч квадратных километров. Это значит, что геологи прошли пешком примерно 64 и 80 километров. Причем это только длина и ширина участка на пограничных линиях. — От авт.)

Поле = маршрут, дом = база

— Как же вы такие расстояния преодолеваете?

— Ставим временные базы. Это палатки, навесы или строительные балки, где можно жить, откуда ближе выезжать на исследования. Иногда снимаем в поселках частные дома. Полевой период у нас — с мая по ноябрь, когда нет снега.

— Как происходит сама работа «в полях»: сколько это человек, техники?

— Не более десяти человек. А техника — это «уазики» для передвижения, например, когда надо отработать участок километров за 40 от базы. Маршрутные пары расходятся для описания разрезов, проходят свой отрезок, допустим, 10 километров, и в определенном месте машина их забирает «домой».

— А «дома» после «поля» чем занимаетесь?

— Привозим образцы материала и делаем пробы — начинается камеральная обработка. Выясняем, что это такое, откуда взято, маркируем образцы, шлейфы и пробы.

(В небольшом кабинетике на Омской, 61а — старой двухэтажки бывших геологических партий, еще с деревянными ступеньками — полно шлифованных ломаных камней в коробках. Для обывателя это камни, для геолога — керн, который извлекла буровая труба. — от авт.)

— И как глубоко может бурить машина?

— Смотря что хотите выбурить… Сверхглубокие работы, например, на Кольском полуострове — до 15 километров. Но это уже совсем другая история: там сама буровая — отдельное предприятие, а вышка и бункеры стационарные. А в регионе такой глубины не требуется. По нашим геологическим заданиям — до 200 метров.

(Трехметровый снаряд несколько раз достает из толщи земли материал, который специалисты старательно разложат потом по ящикам, расфасуют по пакетам и отправят на изучение в лабораторию. — от авт.)

Из коры — под микроскоп

— Что происходит с собранным материалом в лаборатории?

— Различные виды химического анализа, металлогенический анализ, ICP, «редкие земли» и прочие виды исследований. В конечном итоге мы имеем на руках биохимические критерии и получаем состав породы. Именно он определяет, какая это порода — базальт, гранит… Можем понять, чем один базальт отличается от другого, каково строение толщи материала.

— Какую это несет практическую пользу?

— Выясняется, какие виды пород продуктивны. Некоторые месторождения после этого относят, например, к потенциально рудоносным. Определяются площади, где рекомендуется проводить поисковые работы.

(Мой собеседник достает из залежи бумаг таблицу, напоминающую наследие Менделеева и, водя по ней карандашом, перечисляет: цезий, самарий, европий, гадолиний… Все это элементы, содержащиеся в породах. Исходя из этого химсостава можно делать выводы, в каких производствах может применяться найденный материал, и может ли вообще быть полезен. — от авт.)

— Что полезного нашли после таких исследований, допустим, на уже исследованной вами Кунашакской площади?

— Крупные Султановское месторождения меди и Теченское месторождение железной руды. Был выделен редкометалльный узел: вольфрам, молибден. Оказалось много рудопроявлений. Среди них — Касаргинское, Тахталымское, Сарыкульмякское. Но это не более чем потенциальные рудоносные узлы. Их часто нерационально использовать: поисковые работы недешевы, и совсем не факт, что это будет обязательно месторождение — может, это лишь небольшие проявления ископаемого.

(Борис Александрович подходит к своему «полевому» рюкзаку, достает оттуда молоток, напоминающий ледоруб альпиниста — это основной инструмент геолога. — от авт.)

— Идешь, бывало, с ним: где-то скалка торчит, обнажился камень… Обходим породу со всех сторон, описываем, фиксируем все наблюдения. Откололи — и на «спектралку».

Недра и геологов — частникам

— А как «наткнулись» на Березняковское месторождение, помните?

— Это был 1989 год. Тогда мы выбирали поисковые участки сами — по комплексу признаков: измененные породы, металлогеническая аномалия… По ним выделили Березняковский участок. Отобрали пробы и увидели содержание золота. Почти под ногами — в сантиметрах сорока от поверхности. Даже не ожидали: Южный Урал еще в позапрошлом веке был исследован на содержание этого драгметалла вдоль и поперек. Месторождение отработали и в 1995 году сдали по нему отчет, представив государству золотоносный объект. Но все помнят, что происходило в 90-е годы… Зашла какая-то русско-австрийская компания, непонятные частники, быстро сообразили карьер. Сливки сняли мигом — тонны две золота уволокли за считанное время. Так поговаривали.

— И каков остался потенциал месторождения после всех этих шальных недропользователей?

— По нашим подсчетам, когда месторождение только открыли, его ресурс был порядка 80 тонн золота. А когда стали представлять перед государством отчет, нам сказали: сейчас не надо так много, давайте уменьшим цифру до 24 тонн, чтобы можно было передать объект в частные руки… Мы до сих пор уверены, что речь здесь идет о первоначальных объемах, но решения принимаем ведь не мы…

— Лихие годы вообще, наверное, прошли негативным фоном для геологов?

— Развалили все в это время, да и только. Раньше существовала одна организация — Челябинская экспедиция, которая насчитывала около 3 тысяч человек. Были геологические партии. Только в этом здании «сидело» 15 партий. А сейчас оно полупустое. Пласт, Южноуральск, Магнитогорск — там тоже были партии на местах. Сейчас все геологи объединены в акционерные общества.

Вскрытие покажет

— Вы говорили о том, что «на золото» регион уже проверили. Можно ли утверждать, что на Южном Урале ничего ценного в недрах больше не найдут?

— В принципе, да. Вся страна была охвачена поисковыми работами еще при советской власти. И на территории Южного Урала, по большому счету, найдено уже практически все. Но тогда ведь и анализов таких не было — сейчас это уже прошлый век, и задачи другие стояли… Поэтому проходим участки заново. Что-то новое можно обнаружить при более крупномасштабных работах, которые сейчас выполняются по госзаказу.

— Никогда не испытывали разочарования, когда потратили массу времени на какой-то участок, а там  пусто?

— Результат есть при любой работе — это составление или актуализация геологических карт. Здесь не стоит задачи именно найти месторождения.

— Какими ископаемыми на сегодняшний день богат наш регион? Сколько это в объемах? И какой эффект может иметь для нашей экономики?

— Весь наш регион — это большой Ильменский заповедник. Южный Урал — самый богатый край по содержанию полезных ископаемых, богаче Среднего Урала. Демидовы знали, что делали… Это самая золоторудная территория, здесь масса цветных и редких металлов — вольфрам, молибден, бериллий… Они используются и в космической, и авиационной промышленности, и точных технологиях.

Сколько у нас этого богатства в объемах — точно не сказать. Например, Троицкая площадь, которую мы сейчас исследуем, перекрыта песком и глиной вглубь до 200 метров. И какие породы там находятся — покажет только вскрытие поверхности. Но их много. Внукам точно хватит.

фото Вячеслава Шишкоедова