Владимир Боже: «Ужас был в том, что у нас не было ощущения опасности»

Более пяти с половиной тысяч южноуральцев стали участниками ликвидации ее последствий. В живых сегодня осталось всего 3497 человек. Одним из ликвидаторов последствий аварии на Чернобыльской АЭС был челябинский историк, писатель и краевед Владимир Боже.

— Владимир Стейгонович, накануне годовщины трагедии Челябинский краеведческий музей открывает выставку «Радуги над Чернобылем», в основу которой положен личный опыт людей, участвовавших в ликвидации последствий катастрофы. С чего началась ваша чернобыльская история?

— В 1986 году мы оказались в первом наборе и находились в Чернобыле почти полгода — с 20 мая по 15 октября. Причем практически все время находились в «зоне», а в последнюю неделю — на самой станции.

— Что досталось первому набору?

— Мы начинали все с нуля: рубили деревья, вбивали колышки, ставили палатки… Это уже после нас появились столовые и теплые комнаты с печным отоплением и обоями на стенах. А тогда мы просто готовили базу для тех, кто придет после нас.

Кстати, в открывающейся в музее экспозиции можно будет увидеть предметы и личные вещи ликвидаторов: костюмы химзащиты, дозиметры, документы, личные фотографии с мест событий. Представлен будет и поминутный график аварии.

Ликвидаторам приходилось делать абсолютно все, начиная от дезактивации зараженной территории. Поливали пострадавшие деревни и села бесконечными струями воды. Поверьте: романтики никакой... Это был просто труд — ежедневный и изнурительный. В шесть утра, как только солнышко вставало, мы отправлялись на обработку домов, перекапывали и таскали землю. И так весь световой день, около 12 часов. Работали все полгода без выходных, за исключением объявляемых так называемых ПХД (парко-хозяйственных дней. — Прим. ред.), когда можно было постираться и привести себя в порядок.



— Какие впечатления за 30 лет остались самыми сильными?

— Ужас был в том, что у нас вообще не было никакого ощущения опасности. Как говорится, радиация не пахнет, и у нее нет вкуса.

Прекрасно помню, каким райским садом нам казалась вся эта зона! Едешь по полям и деревням, а вокруг красота: птицы поют, все цветет, благоухает. Но в крупных населенных пунктах картина была жутковатая. Едем по улицам на машинах и обращаем внимание: все вроде бы на месте, но чего-то не хватает… И тут же поняли: детей! Их всех сразу же вывозили.

Города были брошены. Жилые секторы напоминали наш челябинский Северо-Запад: такие же высотки, улицы, дворы... А в них никого нет! Страшно. Лишь редкие милицейские машины патрулируют — отслеживают мародеров.

Было очевидно, что народ побросал все и разом. И даже домашних собак и кошек! Четвероногие прибились к ликвидаторам, которые их охотно кормили и давали им новые, вполне актуальные клички, так сказать, в духе времени: Рентген, Бэр, Рад, Распад, Зиверт…. Звучало курьезно: «Ко мне, Зиверт!» или «Фу, Рентген!»

Помню, на крыше патрульного «грибка», под которым стоял часовой, было написано: «Запорожец — не машина, чернобылец — не мужчина»...

Юмор был хотя и «черный», но он все же не давал унывать и в таких драматических ситуациях…