Ирина Гехт: «Я против запретов из-за их неэффективности. Это касается и проблемы абортов»

Заметить потенциал

— Ирина Альфредовна, когда говорят о защите прав женщин, наиболее заметны две противоположные позиции. Первая: нет смысла заострять внимание на правах женщин, они в настоящее время ничем не отличаются от прав мужчин. Вторая: при внешне красивой картинке женщины остаются бесправными практически во всех сферах жизни. На какой стороне, по вашему мнению, правда?

— На самом деле моя позиция в этом вопросе со временем претерпела изменения. На заре своей карьеры я считала, что у всех права абсолютно одинаковые. Но постепенно я стала понимать, что не все так однозначно. Например, женщинам в политике гораздо сложнее. Равенство в этой сфере у нас во многом не более чем декларация. Как минимум потому, что возможности у нас точно не равные.

При этом женщины в политике, и это мое глубокое убеждение, несут в себе огромный потенциал. Они принципиально иные в подходах. Если для мужчины больше важен процесс, то для представительниц слабого пола — результат. Это природная установка, которая дает о себе знать именно в переломные моменты развития общества.

— Понимание (хотя бы на уровне государства) необходимости полноценно использовать этот потенциал сейчас есть?

— Думаю, да. К примеру, когда мы только начинали подготовку к Евразийскому женскому форуму, многие были отнюдь не в восторге от акцента на женскую тематику. В том числе и Валентина Ивановна Матвиенко высказывала свои сомнения. Но когда прошел ряд встреч с женщинами-предпринимателями, женщинами-главами поселений, отношение начало меняться. Это произошло благодаря тому, что вышеназванный потенциал был замечен.

По итогам этих встреч Валентина Матвиенко направила обращение президенту. В нем сказано о том, что в вопросе равенства прав в России внешне все благополучно.  Но между тем международное сообщество (в этом году наша страна отчитывалась за реализацию Конвенции о ликвидации всех форм дискриминации. — Прим. авт.) отметило два принципиально негативных момента. Первый — в Российской Федерации отсутствуют институциональные механизмы защиты женщин. В других странах для этого существуют специальные комитеты, советники глав государств по защите прав женщин. Второй — наши сельские женщины не имеют полноценного  доступа к правовой помощи.

Обращение Валентины Ивановны содержало предложение о разработке стратегии действий в интересах женщин и создании национального механизма по улучшению положения женщин в России. И Владимир Владимирович на нем оставил очень понятную резолюцию: «Согласен! В работу».

Сегодня предложенные документы уже разрабатываются. И, что самое интересное, впервые из уст государственных чиновников (а разработкой стратегии занимается Министерство труда и социальной защиты РФ) прозвучала мысль о квотировании представительства женщин в органах власти. Причем говорят о квотах на уровне 50 %. Мы, конечно, понимаем, что эта цифра скорее всего претерпит изменения, но сам подход нас уже радует.

— Квотирование предполагается во всех ветвях власти?

— Абсолютно во всех.
 
Крайности не нужны

— А не получится ли так, что, например, в муниципалитетах не окажется достаточного количества женщин, желающих получить работу в органах власти?

— Как правило, здесь такого риска нет. К примеру, в муниципальных собраниях депутатский корпус сегодня уже на 30 % состоит из женщин. В Челябинской области более шестидесяти глав сельских поселений также представительницы прекрасного пола.

Есть данные исследований: представительство женщин во власти пропорционально увеличивается там, где много работы, но мало денег. А такая ситуация как раз зачастую имеет место в муниципальных и поселковых советах.

— Не боитесь, что квоты приведут к формализации процесса? Есть мнение, что, когда государство во что-то начинает слишком активно вмешиваться, теряется зерно, смысл…

— Действительно, есть риск прихода никому не нужной «пены». С моей точки зрения, при существующей сегодня системе во власть попадают наиболее эффективные женщины: им, чтобы пробиться, приходится работать намного больше, чем мужчинам-политикам. Поэтому, хотя в настоящее время представительство женщин во власти не столь значительно, оно состоит из очень интересных, компетентных людей.

И надо отметить, что и без квот это представительство в последнее время увеличивается. Так, в новом составе депутатов Государственной думы 17 % женщин. Это самая большая цифра за последние десятилетия. Напомним, во времена СССР своего рода квотирование существовало, а когда его отменили (сделано это было по предложению Галины Старовойтовой), количество женщин в законодательном органе власти страны сначала резко упало. Потом начался рост, пусть и медленный.

— Семнадцать процентов — это приемлемая цифра?

— Она неплохая. Тот же мировой опыт говорит, что если женщин во власти 20 %, намного эффективнее получается продвигать в жизнь некоторые решения, в первую очередь, конечно, в социальной политике. Сегодня мы этот эффект наблюдаем и в России. К примеру, Совету Федерации сейчас удается намного успешнее продвигать многие социально значимые инициативы. Мы смогли добиться изменений в сфере наведения порядка на алкогольном рынке, предложили альтернативный подход в вопросе организации детского отдыха и так далее.

Как скажется на эффективности квотирование, сложно сказать. Квоты, к примеру, есть в ряде африканских стран, которые, пытаясь максимально интегрироваться в мировое сообщество, приняли на себя повышенные обязательства. И когда на глобальном женском форуме в Эфиопии, который мы посетили, рукоплещут информации, что 60 % власти в Руанде принадлежит женщинам, мы не должны забывать, что этих женщин там ищут буквально с факелами. Я уверена, что в крайности впадать нельзя. Чрезмерные квоты вряд ли сыграют положительную роль.

— А что тогда может сыграть такую роль?

— Выход на новый уровень понимания того, что мы делаем и для кого. В свое время Хакамада сказала, что проблема женского движения в том, что оно концентрируется на женских вопросах. Как только оно начнет заниматься общероссийскими проблемами, станет успешным. Мне кажется, сегодня процесс пошел именно в этом направлении.
 
Смотреть нужно глубже

— И все же, как мне кажется, сегодня наибольшие споры в обществе вызывают не роль и место женщины в политике, а ее права в вопросах здоровья. В последний месяц особенно ожесточенные баталии происходят по поводу того, запрещать или нет аборты…

— Действительно, женщина будет по-настоящему свободна, будет обладать всеми правами и возможностями только тогда, когда сможет контролировать свое репродуктивное здоровье. Сегодня у нас, к сожалению, преобладающий способ контролировать рождаемость — аборт. Что очень печально. Хотя на дворе XXI век, хотя мы развитая цивилизованная страна... И на мой взгляд, государство делает недостаточно шагов для решения проблемы.

Да, мы отчитываемся, что количество абортов снижается, но при этом мало что делаем для профилактики. Ни на уровне семьи, ни на уровне наших социальных учреждений. Как пример: девочки, выходя из стен детского дома, в принципе не знают, что существуют противозачаточные средства. И хотя их применение тоже сейчас подвергается критике, но вряд ли кто-то будет спорить, что это лучше, нежели хирургическое прерывание беременности.

— Так, может быть, правы те, кто сегодня требует запретить аборты в принципе?

— Я против запретов. Запреты никогда не позволяют изменить ситуацию в корне. Надо находить комплексные решения. И это необходимо делать в любом сложном вопросе. А мы в нашей стране как-то привыкли жить лишь сегодняшним днем. Постараюсь объяснить это на другой проблеме. Подписывает премьер Дмитрий Медведев стратегию профилактики ВИЧ. И основные ее пункты — увеличение количества обследованных и получающих антивирусную терапию. Мы по-прежнему не смотрим глубже, не пытаемся ответить на вопрос, почему люди становятся ВИЧ-инфицированными. А стало быть, опять не решаем проблему, а ударяем лишь по ее хвостам.

На днях было выделено 2 млрд рублей на лекарства для больных ВИЧ. Я не против, но давайте тогда выделим 2 млрд на то, чтобы дети и подростки не болтались на улице. Клубок проблем, в котором накручены и аборты, и ВИЧ, во многом появился потому, что наши дети предоставлены сами себе. И вместо того, чтобы государству создавать инфраструктуру детской занятости, дополнительного образования, миллиарды опять вваливаются в лекарства и запреты.

— Почему, на ваш взгляд, не принимаются эти достаточно очевидные решения?

— Думаю, причина в том, что многие запрограммированы на быстрые популистские решения. Но подобный подход не способен кардинально менять ситуацию.

К тому же у нас очень много несогласованности в действиях власти, различных государственных ведомств. Ведь очень часто бывает, когда в разных ведомствах выделяются немалые деньги на решение схожих задач. Той же профилактикой социальных заболеваний занимается и Минздрав, и Минсоц, и Министерство образования, и МВД. Каждое из ведомств имеет свои бюджеты на эти цели, подчас немаленькие. Но идут эти мероприятия в параллели, практически никогда не пересекаясь. Уверена, если мы попытаемся объединить все эти усилия, выяснится, что как минимум средств нам точно достаточно на решение самых острых проблем.
 
Доступные для всех

— От здоровья перейдем к бизнесу. Можно ли говорить сегодня, что женское предпринимательство в России стало обычным явлением или же это до сих пор в определенной степени исключение?

— Одна моя знакомая как-то сказала, что она не понимает такое словосочетание, как «женский бизнес». Знает она только одну его форму — суррогатное материнство. Все остальное это просто бизнес. И она, по сути, права. Нужно не создавать отдельные программы помощи женщинам, занимающимся предпринимательством, нужно создать условия, которые сделают государственные программы доступными для всех.

— Но если все же рассмотреть женский бизнес в отдельности, где женщины-предприниматели чаще всего себя реализуют?

— Пока это, без сомнения, малый и средний бизнес. Немало женщин на селе идут в фермеры. Это неудивительно: там, к сожалению, мужчины зачастую ведут себя апатично. Вот и приходится слабому полу брать бразды в свои руки.