Молодые южноуральские поэты о рифмах и о себе

Когда речь заходит об уральской поэзии, на ум сразу приходят имена Виталия Кальпиди, Яниса Грантса, Константина Рубинского. Однако, помимо этих «патриархов», Челябинск также может похвастаться генерацией молодых поэтов. Работы некоторых из них, например, вошли в недавно опубликованный «Издательством Марины Волковой» сборник «На достаточных основаниях».

«ЮП» поговорила с молодыми южноуральскими поэтами и записала их монологи о хитростях стихосложения, творческой психофизике и местной поэтической тусовке.

Как отмечают литературные эксперты, поэтическое пространство в Челябинске довольно камерное. Город не предполагает большого наличия поэтов. Однако различные литературные события случаются. Для объединения молодежи много стараний прилагает тот же Янис Грантс.

Часто, после долгого затишья, на них приходит много народу. Это говорит о том, что люди готовы слушать и читать стихи. И пусть подобные мероприятия проходят нерегулярно, их наличие уже повод для оптимизма. Несколько лет назад не было и этого.

 

Ощущение от занятия поэзией вряд ли можно с чем то сравнить.

Поэт, журналист и актер Степан Гаврилов сочинил свое первое стихотворение лет в шесть. Говорит, что даже частично помнит его содержание. Однако до того как он научился писать стихи, испытывал постоянную и вялотекущую фрустрацию.

— Я знал, что могу писать, но у меня ничего не получалось. Однако осенью 2011 года во мне столкнулись два противоположных состояния духа. С одной стороны, ощущение гнетущей меланхолии, с другой — осмысленность и контроль во всем, даже в бытовых мелочах. Первое состояние дало энергию, второе — искру. Ощущение, возникающее от занятия поэзией, вряд ли можно с чем то сравнить.

Обретенный мною способ написания стихов оказался очень прост. Им пользовались многие поэты. Но впервые об этом трюке я узнал от Лу Рида, вокалиста и автора текстов американской рок-группы Velvet Underground.

Он всегда ходил с блокнотом и записывал туда какие то обрывки разговоров, фраз, мыслей. Потом он соединял их в единый, абстрактный и красочный текст. Нечто подобное я затем увидел в статье Маяковского «Как делать стихи?», но уже после того как я придумал собственную систему.

У меня огромный архив слов, фраз и строчек. Некоторые из них абсолютно лишены смысла, но, зачастую, это вопрос времени. Невероятно, но порой чувствуешь что то, а потом вспоминаешь, что у тебя на эту тему уже есть строчка или фраза. Подчас с такого удивления и начинается стих. Он уже зачат, но еще не рожден. Он чешется и не дает покоя, даже если ты отложил его на самую дальнюю полку. Он будет приходить к тебе во сне или в те периоды, когда тебе нужна абсолютно свежая голова.

Сверхзадача — писать стихи только из этих образов.

В стихотворениях я стремлюсь к тонкости. Чем тоньше чувство, о котором ты пишешь, чем оно неуловимее, тем интереснее о нем писать. Другой вариант — тонко описать простое и знакомое чувство. Ненависть, любовь, похоть, усталость: ведь все эти чувства тоже раскладываются на составляющие. Потому мои стихи слишком часто лишены темы.

И отказ от утилитарного и сухого подхода для меня приоритетен. Хотя я склоняю голову перед гениями, которые писали простые и понятные, но бездонные по смыслу стихи.

Говоря о себе, могу сказать, что мои стихи — попытка выразить парадокс восприятия действительности, когда точно нельзя дать оценку даже материальным вещам. Совершенно точно знаю, что у некоторых поэтов прошлого и настоящего было нечто подобное, но говорить так о любом занимающемся стихами не могу.

Для меня занятие поэзией это точно хобби. Можно было бы, конечно, вступить в литературное объединение, делать рассылку своего творчества в издательства, пиариться в социальных сетях. Однако из всех, найденных мною методов, я пока использовал немногие: партизанская расклейка стикеров со стихами по городу и выступление на литературных вечерах.

Я с уважением отношусь к большинству авторов, опубликованных в сборнике «На достаточных основаниях», но меня там нет, о чем я, кстати, не жалею. Мне это не интересно. А литературные перспективы для меня заключаются только в усовершенствовании техники написания и глубины стихотворений. Можно стать автором поздравлений на открытках или писать заказные стихи на юбилеи, но мне это не нужно.

 

Русское утро

Немецкая нежность,

французские мысли,

индейские смерти,

молитвы Карибов

и русское утро.

Еврейские строчки,

манчестерский танец,

швейцарские плечи,

и русское утро.

Афганские бошки,

абхазский портвейн

и русское утро.

Башкирское детство

и русское утро.

Индийские будды

и русское утро.

 

Где-то в Вавилоне

каждая женщина пахнет мистикой

где-то-в-вавилоне на улице турнебрид

что как вчерашняя газета скомкана

они проходят шарх-лье абзацем лид

находят магазин, где железные гробы

не отдают наличные тем, кто

только что видел цыганку из «клуба 27»

зайдут туда, а ты защищен улыбкой

и, конечно, локонами

но они стреляют

глазными нервами

обрадованный ошибкой

ты улыбаешься и уходишь, будто

зашел не туда

ретируешься

повадкой спрута

до поворота

на больницу

понимаешь

стреляли

в спину

из ботинок утром вытряхиваешь осколки их

мировоззрений, музыкальных пристрастий, девственностей

вытряхиваешь и смотришь на эти импровизированные лезвия

но один осколок эфемерен и чист — это осколок …

прошепчешь ему в квартирной пыли:

нежность —

это ничтожность

нечто

и мы

звон осколков передразнишь

в белом вогнутом ведре

смейтесь, стекла битых стекол

смейтесь смейтесь в феврале.

 

Поэзия — продукт эмоциональной деятельности

Поэтесса Евгения Рябинина публиковалась в третьей «Антологии современной уральской поэзии» под редакцией Виталия Кальпиди, в журнале «Урал» и нью-йоркском альманахе «Белый ворон». Автор сборника «На достаточных основаниях».

— Мое занятие поэзией началось с папы. Он учил меня рифмовать слова и первое стихотворение я сочинила в 3 года. Правда, большую часть написанного (в основном в подростковом возрасте) за стихи не считаю. Это, как правило, было что то ужасно сопливое и глупое, но, наверное, этот момент неизбежен.

Я считаю, что поэзия в первую очередь продукт эмоциональной деятельности. Отсюда берутся и темы для стихов — что впечатлило, о том и пишешь. Сейчас я пока забросила писать стихи. Насколько этот период временный — не знаю. Просто то, что вдохновляло когда то, делать это перестало.

Для меня момент написания — это такое довольно особенное состояние мозга, которое сложно объяснить: ты просто берешь и пишешь, а потом выдыхаешь. Не все пишется одномоментно, иногда оставляешь фрагменты, возвращаешься к ним снова через какое то время. Когда стих наконец то закончен — вот это прекрасное ощущение удовлетворения и завершенности.

Поэзией занимаются и интересуются люди с особой психофизикой. Обязательной составляющей такого мышления должно быть умение написать о самой банальной вещи так, как будто о ней еще никто так не писал. В этом, по-моему, заключается значительная доля таланта поэта.

 

Синоним

все брошено оземь и бредит

сетями где рыбы с избытком

все клоуны завтра уедут

домой за безадресным цирком

останутся ужин да стирка

 

отчаяньем чаек встречаю

они как никто безразличны

была бы знакомой случайной

всегда бы имелась в наличьи

болтала бы даже по-птичьи

 

я девочка-без-перевода

иначе была б на латыни

синонимом женского рода

жила бы сейчас как княгиня

колючкой в цветущей пустыне

 

удача дрянная старуха

издохшая на косогоре

никто не почешет за ухом

у боженьки я не в фаворе

 

была бы портовой шлюхой

жила бы сейчас у моря

 

Синдерелла

Незнакомка снимает вечернее платье и маску,

С каблуков отряхнув поцелуи случайных знакомых,

Закрывает глаза, в них за вечер повыцвели краски,

Покидает облезлый подъезд, направляется к дому.

Дома учат уму, дома чай и погасший светильник,

Темпераментность, температурность и прочие зубы.

Не сдержавшись, ревнует к объятьям пальто холодильник,

И со всей прямотой голосят водосточные трубы.

После спит в коридоре — одна, но с ножом под подушкой,

Видит глянцевый сон с музыкантами и тарантеллой.

Крысы брызжут слюной, крысы Золушку держат на мушке,

Нарушая структурность души в перекрытиях тела.

Где рождается соль на ожогах от пальцев и тканей,

Там на бал с корабля семенят беспокойные гости

С первым признаком таянья льдов в недопитом стакане,

С тайной жаждой в себе поразвлечь онемевшие кости.

Город полнится слухами, Золушка пишет в газету,

Покупает в аптеке мышьяк и целебные средства,

Изучив анатомию лиц и дурные советы,

Открывает музей. Приглашает друзей. Королевство

Объявляет войну, переходит на «ты» и консервы.

Разъяренная Золушка губы кусает и руки.

Не дождавшись рассвета идет и сдает свои нервы

И башмак в секонд хэнд с примечанием «хрупкая штука».

 

Заборы

что-то случилось с небом. а мы букашки

на его очень звездной карте, где тайком

ползем, перемигиваясь, между планет,

воздвигая заборы из одних сплошняком

нет нет нет нет нет нет нет нет нет

 

Стилистическая разминка

Поэзией журналист и литературный критик Антон Иванов стал увлекаться уже ближе к двадцати. До этого его интересовала только проза.

— Стихосложением я занимаюсь скорее как стилистической разминкой, не считая чем то серьезным, и тем более не видя в этом особых перспектив. Недавно имел очень интересный опыт: выступал со своими стихотворениями на поэтическом баттле в арт-коворкинге «Чердак», устроенном «Издательством Марины Волковой».

А так моими читателями, как правило, являются близкие люди. Мне интересно их мнение, хотя оно и не всегда объективно: в конце концов я для них тоже близкий человек, и они могут замолчать какие то неприятные для меня вещи, которые стоило бы высказать.

 

Письменному столу 

Твоя прямоугольность вмещает все - 

книги, обрывки писем, в отчаянии 

так и неоконченных. Срок истек 

давности, дальности и обещаний. 

 

В ящиках — их, как я помню, четыре - 

такой же бардак, как в моей бездонной 

памяти. Ты стоишь в квартире 

в углу той же комнаты. Постоянство, достойное 

 

лучшего применения, не находишь? Я бы 

его применил, допустим, к календарю. Хотя, 

черт с ним, пусть меняет года и шляпы. 

Он умеет делать это почти шутя. 

 

Но вернемся к содержимому ящиков. Бардак -

лучшее слово для описания. Никогда я

не умел наводить порядок. Каюсь, не так, 

как надо, страницы раскладывал, выбирая 

 

не те, что лучше, а те, что сложнее сжечь. 

Действительно, раз им надо — пусть и сжигают сами.

Самой логичной рифмой было бы слово «печь», 

но что эта печь, если сравниваешь с глазами? 

 

Так и копились в ящиках эти клочки, этюды, 

недописанные рассказы, недосмотренные сны. Мне снова 

так же боязно их доставать оттуда, 

как из памяти выковыривать себя другого. 

 

Лучше я был или хуже — никто не знает. 

Главное, что когда-то я был другим. Странно, 

теперь этот другой в письменном столе заперт 

до тех пор, пока я его не достану. А я не достану. 

 

Твоя прямоугольность — геометрический противовес 

бесформенных клякс, разбросанных на холсте. Что ты, 

моя память — плохой художник, говорю это без 

кокетства, а как видевший все работы. 

 

Когда-нибудь я почищу ящики. Потом 

запру комнату и уйду. А ты стой сам. 

Разговаривать с мебелью — дурной тон 

или психическое расстройство.

 

***

Ты идешь безропотно, 

Немного улыбаясь тихим взглядом лисьим, 

Вслушиваясь в шепот 

Шуршащих под подошвами опавших листьев. 

 

Сзади ветер, спешившись, 

Ведет свою лошадку и ступает тихо. 

В парке даже леший 

От парочек не прячет по привычке выход. 

 

Ты одета в желтое, 

И потому тебя не видно между веток, 

Осень в нежном шелке... 

Где ты?

 

***

 

Мистер Луна любит снежные хлопья по утрам, 

Заливает их млечным путем и усердно жует. 

Снег хрустит, молоко бежит по губам, 

А Мистер Луна, позавтракав, продолжает полет. 

 

Мистер Луна недолюбливает космонавтов: 

Они пьют, шумят, оставляют после себя мусор. 

Правда, иногда привозят конфеты и сок гранатовый - 

Должны же и в космонавтах быть свои плюсы. 

 

Мистер Луна любит сочинять песни. 

Правда, пока что всего одну придумал, 

Зато постоянно хвастает этим Юпитеру и его невесте - 

Венере, и еще своему дальнему родственнику Сатурну. 

 

Мистер Луна надевает темные очки по утрам - 

Очень уж неприятен для него солнечный свет.

Он прячется за занавесками между оконных рам 

Облаков и видит сны, в которых ничего нет. 

 

Мистер Луна иногда прячется за ивой,

Смотрит в реку, любуется отражением, говорит: «Чудеса!» 

Удивляется, что может быть таким красивым, 

И даже не догадывается, что это он сам.

 

Важно не общение, а критика

Роман Япишин — студент Литературного института имени Горького. Публиковался в нескольких московских журналах и альманахах — «Москва», «Осиянное слово», «Часовые памяти». Автор сборника «На достаточных основаниях». В декабре у Романа вышла книга под названием «Ненастоящие декорации».

— Мое занятие поэзией началось с творческого задания на уроке истории, как ни странно, в девятом классе. Мне тогда было четырнадцать лет, можно сказать, что это был мой первый стих. Не стих, конечно, а какая то ересь. Начинался он так: «Дом сгорел, жена ушла, пойду в речке утоплюсь». Рифмы там совсем не было. Первое стихотворение, которое мне до сих пор нравится, появилось лет в девятнадцать.

Большинство стихов я пишу очень долго, по нескольку месяцев, хотя с появления первой строчки и до последней может пройти и несколько лет.

Сначала появляется какой то образ, несколько строк, возможно несколько четверостиший, привязанных к определенному состоянию, дальше я ищу продолжения, и так пока не дойдет до логического финала. Это достаточно трудоемкий процесс. Такие стихи — это описание состояний, конкретных мыслей они не несут. Если это стихотворение одной мысли, то все проще. Я заранее знаю, чем оно закончится, и подвожу к этой мысли. Как правило, это ирония.

Вряд ли я когда нибудь буду зарабатывать поэзией столько, чтобы хватало на жизнь. Но если буду, это меня сильно удивит.

Что касается общения с читателями, то оно у меня в основном происходит в социальных сетях и на сайте «Стихи. ру». Но большинство читателей — это мои друзья, или те, кто ими стал на почве поэзии. Важно не общение, а критика.

 

Конфорка

Молоко закипает. На медленной скорости

Пробирается к краю железного мира,

Выпускает молочные щупальца-лопасти

И хватает плиту, обрамленную жиром.

Только есть огонек в этом белом стремлении

Состояться вне рамок привычной кастрюли.

Выражая пассивное сопротивление

Я сижу на ободранном кошками стуле

И не стану мешать. Посреди этой утвари,

Всех немыслимых стен, молоку не комфортно.

Я бы тоже сбежал. Но зачем-то отсутствует

Подо мной красный круг раскаленной конфорки.

 

Река

Щенки рассмеются в мешке,

И смех под водой расслоится.

Укрытая рыба в реке

Потащит на дно колесницу.

Туда, где прорыта дыра

Отпущенными червяками.

Где ты так давно умерла,

Что небо покрылось песками.

И остервенеет река,

Впиваясь в засохшие русла

Теплом своего молока,

Мычаньем немого искусства,

И станет как счастье тверда,

Как время текущее в камне.

Целуя собой города

И плач превращая в молчанье.

Прозрачная сущность твоя,

Едва загустевшая в тело,

Вернется в речные края,

В которых она обмелела.

Когда ты стеклянной рукой

Натянешь речные поводья,

Весь мир обернется водой,

Влюбившись в твое половодье.

 

Открывать закрытые двери

Поэтессе Виктории Лицкевич темы для стихотворений приходят в результате пережитых ощущений во сне и наяву.

— Для меня занятие поэзией это необходимость: когда слова, стремящиеся наружу, задерживаются в теле, они становятся густыми, вязкими и очень мешают жить. Они, как маленькие цыплята в клетке. Если их не преобразовать в текст, они умирают.

Я публиковалась в поэтическом альманахе факультета журналистики ЮУрГУ, в интернет-изданиях и в готовящемся к выходу арт-зине. Самое важное и результативное общение с читателями происходит тогда, когда я читаю стихи со сцены и вижу, как зал замолкает, а люди закрывают глаза и начинают медленнее дышать. Вот это по-настоящему круто!

Поэтическая тусовка на Урале есть, и она очень клевая. Можно попасть почти в любое литературное объединение, легко познакомиться с поэтами — они весьма дружелюбны и интересны. Будущее южноуральской поэзии в каждом поэте и в каждом читателе. Не знаю, каким оно будет, но очень надеюсь, что мы не перестанем открывать даже заколоченные двери.

 

Раз

Говорят, что тебя где-то видели, а потом превращаются в рыб.

Шевелят плавниками, шепчутся и садятся в обнимку у глыб.

Подплываю к ним (воздух слушаю) чешуею немой серебрюсь.

Ухожу под воду, трушу я (вернее, я не боюсь).

Говорить пузырьками мелкими, плавником отгонять волну.

И пока звезда — (не померкнешь) ты я (может) не утону.

Закрываю глаза ладонями, чтобы ты (если вдруг) не смотрел.

Слышу, слышу тебя под водою я (ветер сегодня пел).

 

Два

Безнебесье

Путаясь в пене птичьих крыл,

В кронах домов, таясь у стропил,

В плеске воды из гибких труб,

В многоголосьях сотен губ

И меж дорог, в дрожи полей,

Через соцветия сохлых ветвей,

Щурится незасыпающий глаз

И безнебесье смотрит на нас.

 

Три.

Взмах.

А за ним — все услышавший ветер касается окон гремящей усмешкой.

Непрозрачные стекла сегодня теплеют как-будто иначе.

Темнота не становится больше кромешной.

В магазинах на свет поменяли всю сдачу.

 

Два.

И день растворим, развеян

Завтрак жмурится в самой плохой из кофеен

И автобусы ластятся, прикосновений требуя кожей

И все это так незаметно, и все это так на что-то похоже

 

Раз.

И все совершенно ясно. Свет высыпается из рукавов под ноги.

Час охрип. Час сбивается с нужной дороги.

Засыпает вчерашнее только под вечер.

Жди меня на углу. Я тебя обязательно

встречу.

 

Пауза.

Закрывает глаза целый мир.

Только деревья шумят обессловленными листами.

Не заходи в самую открытую из квартир.

Где есть свет. И где все объясняют стихами.

 

В стихотворениях сохранены авторские орфография и пунктуация.

Бумажная версия данного материала появится 24.08.2013 г.