«Настоящие шаманы живут восточнее». Кинорежиссер Алексей Федорченко о Казымском восстании и марийской культуре

На кинофестивале «Полный артхаус», завершившемся вчера в Челябинске, показали фильм «Небесные жены луговых мари» Алексея Федорченко — фолк-эротику с изрядной долей мистического реализма.

Картина состоит из 22 новелл, рассказывающих о марийских женщинах, чьи имена начинаются с буквы О. Соавтором фильма выступил писатель Денис Осокин (с ним Федорченко также работал над фильмом «Овсянки»), а сама лента представляет собой достаточно любопытное исследование марийской культуры. При этом картина не осталась незамеченной. Она побывала на различных фестивалях, выходила в прокат и вообще достаточно нашумела.

«ЮП» расспросила режиссера фильма Алексея Федорченко (проживающего, кстати, в Екатеринбурге) о том, как рассказывать о малых народах, снимать эротическое кино, и где живут настоящие шаманы.

Конкретных рецептов нет

— Работа с этнографическим материалом — это же неосвоенная кинематографическая территория. Как вы думаете, после «Овсянок» и «Небесных жен луговых мари» эта дорожка станет проторенной?

— Справедливости ради стоит заметить, что кинематограф, который работает с этнографическим материалом, был всегда. Каждый год выходят такие фильмы. Просто мы их, наверное, не видим. Нельзя сказать, что каждая республика РФ делает по фильму в год о себе. Однако в Башкирии, Татарстане и особенно в Якутии снимаются национальные фильмы. И не только снимаются, но и прокатываются.

— Но все равно это в большей степени остается локальной историей. Ваш то фильм более-менее нашумел.

— Потому что у меня не этнографическая картина. Да, в ней есть этнографическая сторона, но я прежде всего хотел рассказать историю. Как ее рассказывать так, чтобы увидело как можно больше народу? Тут каких то конкретных рецептов нет, однако мне кажется, что если ты берешься за такую тему, надо снимать ни как «Би-би-си», National Geographic, то есть не с точки зрения стороннего наблюдателя, а изнутри, как обычную историю про обычных людей, но с особенными традициями.

— Да, с одной стороны, у вас эти истории обычные, но в них все равно сильна мистическая подоплека…

— Конечно, поэтому я за них и взялся!

— А как прошел показ в Марий Эл?

— В принципе, хорошо, за исключением, быть может, того, что туда пришли люди, которые задолго до показа фильма его возненавидели. Сейчас же модно обижаться. Все думают, что их оскорбляют. Среди марийцев тоже были такие люди, которые обиделись за марийский народ, за своих женщин, не видя картины. Они стали говорить, что я оскорбил их женщин. Требовать сатисфакцию, на которую я всегда был готов ответить (смеется).

— А они изменили свою точку зрения после просмотра фильма?

— Дело в том, что эти люди не меняют свою точку зрения. Они, как правило, зашоренные, живут в своем мирке. Таких людей очень легко обидеть. Чаще всего они необразованные. Если же человек много читал, смотрел, то он подобные фильмы смотрит спокойно. Так и на премьере: после того, как недовольные прокричались, большая часть зрителей осталась, и мы два часа обсуждали кино.

— Какие самые неожиданные и интересные вопросы были со стороны самих марийцев?

— Ну все же любят эротическую сторону обсуждать. Мужчины говорили, что у них такого нет. А женщины, что у них именно так дела обстоят (смеется). Достаточно смешной и приятный разговор состоялся, люблю такие обсуждения. К слову, когда я показывал «Овсянки», по-моему, в Новосибирске, зрители остались и напряженно молчали. Я говорю: чего молчите то, спросите что нибудь. Одна женщина встает и говорит: а вы знаете, что в таких пейзажах, как у вас в фильме, секса не бывает? Потом я ее, правда, убедил, что фильм про любовь, что со стороны главной героини все правдиво показано, и зрительницы моими фанатками стали.

— В чем вы, кстати, видите причину зажатости русского народа в плане разговора на эротические темы?

— Традиции. Очень давние традиции. На самом деле, чем больше таких фильмов выходит — не порнографии, а хорошего кино — тем люди спокойнее его обсуждают, с интересом.

— На последнем «Кинотавре», в котором вы тоже принимали участие, был нашумевший показ картины «Интимные места» Натальи Меркуловой и Алексея Чупова…

— Я присутствовал на разных обсуждениях «Интимных мест», некоторые были очень откровенные. Многие люди считали юмор этого фильма, его метафору. На самом деле, таких зрителей больше. Просто людей, которые выступают против чего то и обижаются, их сильнее видно.

Ни на что не похожее кино

— После «Овсянок» и «Небесных жен луговых мари», которые вы делали вместе с писателем и сценаристом Денисом Осокиным, с ним же вы сейчас делаете и фильм «Ангелы и революция». Насколько я знаю, вы почти закончили работу над картиной?

— Да, через неделю я уезжаю на Север, на последние десять смен. Досниму фильм и начну его монтировать.

— Можете в общих чертах рассказать о проекте? Например, в какой эстетике он будет сделан?

— Эстетика будет красивая и одновременно необычная. В этой истории замешены два временных пласта, два мира. Мир русского авангарда (действие фильма происходит в 1934 году) и мир хантыйских шаманов. На стыке этих двух миров и существуют мои герои. Надеюсь, получится не похожее ни на что кино.

— Вы обмолвились о шаманизме. Что то интересное в этом смысле во время съемок для себя открыли?

— Ну я в этот материал погружаюсь не один десяток лет (смеется). Сложность состоит в том, что настоящих шаманов очень трудно найти. Есть одиночки, которые что то умеют, но они восточнее живут. Думаю, на границе с Монголией есть такие шаманы. А нам приходилось реконструировать, придумывать что то свое.

Фильм снят по мотивам реальных исторических событий. На основе Казымского восстания. Это было восстание шаманов против советской власти. Очень интересный материал, неосвоенный. Если вы ждете от меня историй о каком то интересном случае с шаманами — не дождетесь, потому что их не было (улыбается). Но существует легенда.

Одна из реальных героинь фильма, это Касум ими — казымская богиня, верховное божество хантов и лесных ненцев, которая живет на озере Нумто. На этом острове стояло ее святилище. Нумто — священное озеро хантов и ненцев, и, собственно, из-за этого святилища восстание и поднялось.

Рассказывают, что когда нашли реальный идол Касум ими, его спрятали, а потом его кто то выдал. И люди, которые занимались транспортировкой идола в музей (а он стоит в Ханты-Мансийске), по легенде, все умерли. Очень сильная богиня. Во время съемок нам даже пришлось принести ей жертвоприношение, чтобы все хорошо было. Не специально, просто так получилось.

— А кто вашими проводниками были?

— Ханты, которые там живут. Мы в самом Казыме снимали. Это небольшое поселение. Там сохранилось несколько домов с того времени. А под озером Нумто, кстати, нефть обнаружили, и я боюсь, что на этом священном озере скоро нефтяные вышки будут стоять.

— Не могу еще не спросить, как история с вашей экранизацией «Малыша» по Стругацким развивается?

— Сложно очень развивается, потому что повесть, к сожалению, немножко устарела. Устарела еще тогда, когда они (Стругацкие) ее написали. Они сами об этом неоднократно говорили. Что это самое их нелюбимое произведение. Хотя Борис Натанович к концу жизни пересмотрел свои взгляды. Сказал, что лучшие их повести устаревают, потому что реалии мира меняются, а эта история будет актуальна во все времена.

С моей же стороны проблема заключается в том, что фантастических фильмов, в которых есть контакт с инопланетными существами, были сотни. Куда ни копни — все уже было. А то, что уже было — делать не хочется. Поэтому я прощупываю эту историю, чтобы она новыми красками заиграла, стала актуальной. Уже год пишу сценарий.

Вообще, я всегда параллельно над всеми своими проектами работаю. Например, я закончил работу над сценарием фильма «Енотовый город». Всего же у меня сейчас в производстве три сценария («Малыш» четвертый), и я просто не знаю, что раньше выстрелит.

фото Вячеслава Шишкоедова