Вспоминая Диму Кондрашова. Стихи челябинца печатались миллионными тиражами на весь Союз

Ровно пять лет назад ушел из жизни поэт и переводчик, критик и журналист Дмитрий Кондрашов.

 …Где то вдалеке сыграл горнист.

Бог ему откликнулся валторной.

Гром отгрохотал, и воздух чист.

Ваш слуга лежит, уже покорный…

 Странный случай произошел в тот день, 18 декабря 2009 года, когда скоропостижно скончался от инфаркта человек, известный, как тогда казалось, лишь небольшому кругу челябинцев.

Родные и близкие потеряли дорогого человека, но с того времени мир с каждым днем стал приобретать большого поэта. Увы, но при жизни не было издано ни одной книги его удивительных стихов…

 «Босх Иероним

был ироничен и раним…»

 Первое, что вспоминается, когда кто-то произносит рядом с тобой имя Димы Кондрашова. Он так и остался в памяти всех — не Дмитрием, и уж тем более — не Дмитрием Леонидовичем, как бы полагалось в его 46 лет, а просто Димой — так милее, роднее, теплее, душевнее. Своей неловкостью и даже какой-то нелепостью он напоминал Пьера Безухова. Но при этом ему самому казалось, что в его груди бьется львиное сердце отважного Ричарда.

В возрасте Добролюбова он стал участником Всесоюзного совещания молодых писателей и участвовал в семинаре самого Андрея Дементьева. В те годы еще читающая страна жадно впивалась в блестящие Димины поэтические опусы в журналах «Юность» с его миллионными тиражами.

Его меткие рецензии на спектакли и кинофильмы, стихи и драмы, и просто события высокой культуры — создавали свою микрофлору с ее необычными и уже навсегда запоминавшимися ароматами.

Особый подвиг, для многих оставшийся незамеченным, — это его скрупулезные поиски следов пребывания на земле Леонида Оболенского. Это был гражданский подвиг Дмитрия — наперекор «официальному мнению» — участвовать в реабилитации великого режиссера.

Ровно четыре года назад, в первую годовщину смерти Дмитрия вышла книга его стихов — «Отдаленное представление». И только тогда поэт приоткрылся для многих доселе неизвестными гранями своего редкого таланта — разглядеть, почувствовать, расслышать. Да, именно — расслышать: он был ко всему прочему еще и отличный пианист, большущий мастер экспромта — особенно на заданные «экзотические» темы — от Сен-Санса до Леграна. Как, впрочем, и в поэзии, в которой он творил, сочиняя не только СВОЕ, но и переводя не избалованных вниманием русского читателя «экзотичных» зарубежных поэтов.

И сам он был немного похож на своих «странных» героев:

 Знаток санскрита бегает трусцой.

Себя он постоянно держит в форме.

Прекрасен силуэт его на фоне

фабричных зданий, тронутых росой.

 Хотя понятие «спорт» очень трудно, почти невозможно было применить к Диме…

И, по сути, списан с зеркального отражения этот его портрет:

 Должно быть, в детстве бедный вундеркинд

был чересчур усидчив и проворен…

Какого черта вырос он таким –

безумец, неудачник, белый ворон!

 Как неожиданно современно звучат сегодня и, уверен, также в унисон с будущем его строки:

 …Нет никакого волка

нигде и никогда,

и жить мы будем долго –

до Страшного Суда!

 Спасибо тебе, Дима, мы будем жить долго! Обязательно будем!

И ты сам будешь жить долго, потому что мы помним тебя…