Как посравнить да посмотреть

«Манекен»: последняя пьеса Анны Яблонской, погибшей во время теракта в Домодедово

Имя пьесе, открывшей сезон, дал театр, назвавший ее «Чацкий-Камчацкий». Уже этой иронической дразнилкой «Манекен» дает понять, что лишь отталкивается от хрестоматийно знакомой комедии Александра Грибоедова и вместе с драматургом приведет персонажей в наши дни.

Искренность обличения

При входе в театр зрителей встречают лакеи в черных сюртуках и белых перчатках, в фойе будут прогуливаться и кружиться в танце артисты в костюмах начала ХIХ века, будут звучать голоса исполнителей ролей в «Горе от ума», старательно до шаржирования подражающих классически традиционному исполнению грибоедовского текста.

Все это сломается, когда на сцену выбежит молодой, пухлощекий, с ранней юношеской лысинкой Чацкий и окажется в современной квартире (или особняке?) семейства Фамусовых, где глава дома — кандидат в депутаты, Молчалин — его помощник, Скалозуб — полковник одной из спецслужб, ну и так далее.

Мерзости, которые можно найти в современной нашей жизни: коррупция, воровство на разных уровнях, интриганство, безнаказанный произвол, разврат, пьянство и наркомания — все это автор обрушивает на голову наивного, надолго до того оторванного от отечественных реалий Александра Андреевича, которого до времени терпят лишь потому, что он сын высокопоставленного лица…

Взять персонаж из классики и поместить его в сегодняшнюю нашу среду — прием не новый, вспомним хотя бы показанного на гастролях театра Моссовета гоголевского Хлестакова в исполнении Гоши Куценко, попавшего в райцентр недавних 90-х годов…

Анна Яблонская чувствовала, похоже, вторичность приема и привлекла на помощь целые пласты классической русской литературы: звучат цитаты из Пушкина и Лермонтова, ее Чацкий продолжился князем Мышкиным из «Идиота» Достоевского (она и пьесу назвала «Чацкий. Идиот», название на челябинской афише предложено «Манекеном» уже без участия драматурга).

То, что Яблонская и вслед за ней театр обличают, того достойно. Искренность этого обличения, страстность его подкупают, делают зрителей союзниками в категоричном неприятии того, что, увы, не открытие, а давно известные ситуации.
Название этих заметок — строчка из монолога грибоедовского Чацкого:

Как посравнить да посмотреть
Век нынешний и век минувший:
Свежо предание, а верится с трудом…

Контрасты спектакля

Театр тоже сравнивает. Сравнение, естественно, не в пользу сегодняшнего дня, поскольку Павел Афанасьевич Фамусов (заслуженный артист России Александр Березин) не вальяжный вельможа, а недалекий, но рвущийся к власти преступник, сделавший своей наложницей неудачливую абитуриентку Лизу (Ксения Соснина), Софья (Анастасия Сорокина) — похотливая наркоманка, Молчалин — мелкий интриган, способный на любую подлость, полковник Скалозуб (Сергей Овинов) — олицетворение закулисья власти, развращенного вседозволенностью, Загорецкий (Евгений Смирнов) — наркодилер… Ну и так далее.

Вся эта свора, кроме Лизы — единственного светлого лица в спектакле, набрасывается на не врубившегося в ситуацию Чацкого, объявляет его наркоманом, проводит через цепь унижений, нравственных и физических мучений, шантажирует, подвергает пыткам и в конце концов добивается согласия стать сексотом.

Спектакль построен на контрастах. Стихотворный текст Грибоедова и проза, которой говорят современные нам персонажи, нежная мелодичность вальсов Грибоедова, романса Глинки и рваные современные ритмы (музыкальное оформление Михаила Соболева), плавные бальные танцы и агрессивные нынешние тело-движения (балетмейстер Ольга Пона), кисейные занавески и безликая офисного типа мебель, костюмы, подчеркивающие лучшее в человеке, и вычурные одеяния (сценография Антона Сластникова, костюмы Елены Сластниковой)… Сильная постановочная группа работала над спектаклем.

Заканчивается «Чацкий-Камчацкий» сценой, где под романс Глинки, словно окутанные дымкой времени, напоминают о себе оставшиеся далеко в прошлом те, кто были носителями той высокой культуры, которую сейчас можно найти лишь на страницах русской классики…

Звучат строки из писем Александра Грибоедова жене — юной грузинской княжне Нине Чавчавадзе…

Билет с запретом

Вот такой премьерой открыл нынешний сезон театр «Манекен».

Перед началом спектакля его постановщик, художественный руководитель «Манекена» Юрий Бобков предположил, что у «Чацкого-Камчацкого» не будет равнодушных зрителей. Будут либо его ярые сторонники, либо выступающие категорически против появления этого спектакля в репертуаре театра.

Почему? Возможно, дело в ненормативной лексике, а попросту матерщине, которой насыщена пьеса. Поначалу это осторожные, но все учащающиеся вкрапления, а во втором акте эта лексика доминирует. Практически из нее состоят монологи, пожалуй, самого страшного персонажа — сержанта полиции, которым предстал в пьесе Репетилов (Герман Акимов). Театр не телевидение, звуки, идущие со сцены, не «запикиваются», площадная брань предстает во всей своей похабной естественности.

Потому на билете штампом оттиснуто: «Внимание! В спектакле используется ненормативная лексика. Зрители до 18 лет не допускаются».

Споры, допустим ли мат, идущий со сцены, или без него не получится правдиво отобразить жизнь, не вчера начались и не завтра закончатся.

Театр — искусство условное. Даже в самых реалистических, даже натуралистических постановках невозможно обойтись без сценических условностей. По сцене не движутся, как в жизни, не говорят буквально, как в жизни. И, если необходимо для достижения эмоционального эффекта включать слова, в обществе считающиеся неприличными, они должны быть адаптированы к стилю спектакля.

Над этим, мне представляется, театру нужно бы еще поработать.

А так… Я вот сижу сейчас, пишу эти заметки, а за стеной соседи ругаются, похоже, даже дерутся. И муж, и жена сплошь орут слова, которые надо бы «запикивать», но они свободно сквозь стенку проникают в мою квартиру, да, думаю, и в остальные соседские. Между прочим, там еще девочка есть лет четырех. От того, что она постоянно является зрительницей этого театра жизни, никакой штамп с запретом не оградит.

фото Вячеслава Шишкоедова