Виктория Мещанинова о сцене и жизни

Сегодняшнее интервью формально вызвано юбилеем заслуженного деятеля искусств России, уже четверть века возглавляющей Челябинский государственный Камерный театр. Но — только формально, потому что мы с Викторией Николаевной с самого начала разговора ушли от «этапов большого пути» юбиляра, хотя и путь этот достоин нашего с  вами внимания, и этапы его…

Труппа должна быть шлюхой

Но Мещанинова, совсем недавно выпустившая премьеру, еще вся была в ней — в «Коварстве и любви» Фридриха Шиллера:

— Это третье поколение артистов Камерного, это их театр. Так получилось, что их путь в театре, в профессии как то сформулировались именно в этом спектакле.

— В свое время Георгий Александрович Товстоногов, портрет которого стоит на вашем столе, говорил, что режиссер успевает вырастить только одно поколение артистов — на порядок младше его самого.

— Если бы Георгий Александрович вел актерские курсы, думаю, что история поколений в его театре сложилась бы по-другому. Но он вел курсы режиссерские… Театр, который он создал, с его уходом в общем то закончился. Он не сетовал, не комплексовал по поводу, что будет после него. Мы как то говорили с ним о наследниках его дела, и он сказал, что в театре наследников быть не может: «Почему я должен заботиться о том, что будет после меня, я свое дело сделал». Пусть это жестко, цинично, но по большому счету он прав, в театре свое дерево он посадил. Пусть придут другие и делают свое дело.

Только не всегда это получается. Когда руководитель вместе с театром долгое время, возникает целая эпоха. И после его ухода никакой гарантии, что театр сохранится таким, каким его знали и любили.

— Чаще всего бывает, что выигрывает не тот театр, который переходит в руки «наследника по прямой»: ученика, адепта, а кого то совсем другого, который сметает то, что было завоевано до него и строит свой театр, порой противоположный по творческим принципам тому, что было…

— Я училась в Ленинграде, и каждый раз, когда приезжала туда, конечно же шла в Большой драматический театр. И уже после смерти Георгия Александровича я позволила себе на одном из спектаклей в антракте уйти (а, как правило, себе этого не позволяю), но сказала себе, что больше в этот театр не пойду. Пусть он остается легендой, счастливым воспоминанием, но на это пепелище смотреть я не хочу.

В этом отношении в Камерном театре для меня есть легкая, но все же защита: хочется думать, что я как то сразу была настроена на то, что не всегда свойственно художественным руководителям театров — приглашать людей, которые проповедуют другой театр, не такой, какой они сами создают или даже уже создали. Людей, которые творчески интересны.

И повторю выражение, которое многих шокирует: труппа должна быть шлюхой в том смысле, что она должна уметь работать в разными театральными системами. С разными людьми…

— И получать от этого удовольствие?

— Труппа должна не в домашних тепличных условиях выращиваться, а уметь вступать в диалоги и понимать какой то другой язык. А диалоги эти развивают, потому что каждая индивидуальность это свой мир. Поэтому в Камерном театре спектакли разные, порой полярные.

— По-моему, полярные в  Камерном не только спектакли, поставленные разными режиссерами, но и поставленные вами лично… В прошлом сезоне вы показали нам «Ромео и Жанетту» Жана Ануя, в нынешнем «Коварство и любовь» Шиллера. Вроде бы тема та же самая — любовь, а эстетика совершенно другая.

— Когда упрекают в том, что повторяемая, я отвечаю, что индивидуальность никуда не денешь. Писатель всю жизнь пишет, по сути, одну книгу…

— О себе любимом.

— Откройте любую книгу Льва Толстого, вы сразу поймете, что это Толстой, даже если на обложке фамилии писателя не будет. Так и режиссер практически ставит один и тот же спектакль, просто есть такие понятия как взросление, возраст, движение. А это каждый раз другой опыт, другой взгляд, коррекция. Так что я сегодня и я в тридцать лет назад — это…

— Тридцать лет назад я помню вас разрушительницей традиций психологического театра, провозглашающей яркую театральность, зрелищность как обязательную примету современного театра.

— Вы подметили все правильно. Я думаю, что это с одной стороны, конечно, индивидуальность, моя энергетика… Я по молодости чрезмерно, даже тотально насыщала этим свои спектакли, я не давала передышки актерам, они должны были двигаться в рамках предлагаемых обстоятельств.

Сейчас я понимаю, что это не бунтарство, просто меня всю жизнь ругали за форму, упрекали в том, что у меня много формы. Но и мои дорогие учителя заложили в меня понимание, что форма в нашем деле и есть содержание. Долгие годы отдавая предпочтение только одному типу театра, мы обеднили себя.

У меня в понимании театра сформулирована для себя такая триада — это игра, религия — это зрелище, а Бог театра — это смысл. И если есть игра, есть зрелище и есть смысл, то это искомое в любом спектакле. В театре это не всегда получается, но таково мое понимание.

 Нехватка кислорода

— Мы начали с поколений и подходим к «Коварству и любви». Для традиционного распределения ролей в этой пьесе Камерный театр располагает артистами подходящего возраста, опыта, амплуа. Мы не всегда понимаем, что нами двигает, я в последний момент резко развернулась в другую сторону. Как? Ну объясню на примере такого персонажа, как мать Луизы. У Шиллера это чисто функциональный персонаж, о котором он к концу пьесу просто забыл.

У меня эту роль играет красивая молодая актриса, для меня это принципиально. Все укладывается в ее личную трагедию. У нее возникает шанс благодаря любви ее дочери и сына высокопоставленного чиновника подняться вверх по статусной лестнице и, возможно, избавиться от бедности. Ей самой в юности это не удалось, так хоть с помощью дочери…

За дочерью ухаживает парень из элиты — властной, финансовой… И она, мать, может войти в эту элиту и вытащить за собой мужа и саму дочь…

— Можно понять, почему сейчас «Коварство и любовь» стало модной пьесой, ее много ставят…

— Она не в моду входит. У меня лично эта пьеса появилась в планах уже в третий раз. Но я, видимо, была в те два раза неготова. Не соединились воедино автор, труппа и зритель.

Шиллер всегда возникает, когда мы чувствуем в воздухе нехватку кислорода. И тогда Шиллер — это повод говорить о жизни сегодняшней, потому что для него достоинство человеческое всегда было значимой величиной. Он понимал, что такое внутренняя свобода человека, и ценил это. У него мы найдем наши страхи, цинизм сильных мира сего.

— Поэтому о наших сегодняшних проблемах говорит немецкий романтик в пьесе, написанной в 1784 году…

— Пространство сегодня вне романтики, и в нем нет места любви. Печально. Но факт.

— Ваш интерес к современной пьесе всегда был велик, им Камерный театр всегда отличался. «Коварство и любовь» — классика. Это не свидетельство каких -то перемен в ваших творческих интересах?

— Новая драма — вопрос сегодняшнего и завтрашнего дней. И сегодня она представлена в основном молодым поколением. И мне представляется, что работать с этой драматургией должны молодые режиссеры с их молодой театральной энергией. Они точнее, смелее. У нас, тех, кто постарше, сложилось свое представление о жизни. И надо понимать, что каждое время рождает своих героев. И это время в большей мере их — тех, кто живет в другом пространстве.

Я не чувствую себя здесь чужой, хотя понимаю, что нам надо учиться жить в этом пространстве. Театр — это энергия, и пока она у тебя есть, она должна работать.

Не буду озвучивать подробности, но два года назад у меня были обстоятельства, которые привели к внутреннему кризису, было ощущение, что вот та самая энергия ушла.

Мы все вообще то люди глубоко одинокие, и сегодня время отчуждения — такое, и профессия режиссера предполагает одиночество…

Но каким то случайным образом в трудные моменты моей жизни кто то оказывался добрым ко мне и говорил нужные слова.

И тут нашлись люди, которые сказали, что нельзя саму себя приговаривать. Только дело может что то доказать. Иди и делай спектакль. И я поставила «Ромео и Жанетту». К этому спектаклю можно как угодно относиться, но это не мертвая работа.

И парадоксальным образом в тяжелые минуты я очень легко работаю.

Сцена из недавней премьеры спектакля "Коварство и любовь"