«Живой» из Таганки

Как челябинский литературовед защищал Юрия Любимова и его театр

Несколько дней назад из жизни ушел легендарный театральный режиссер Юрий Любимов, свою первую роль сыгравший на сцене почти 80(!) лет назад. Невероятно, что человек, который был на похоронах Ленина, видел Станиславского, был и нашим современником! Не человек — эпоха! Мало кто знает, что известный челябинский литературовед Алексей Казаков многие годы сотрудничал с Театром на Таганке и был дружен с Юрием Любимовым. Сегодня он впервые рассказывает нашей газете о нескольких эпизодах из жизни великого режиссера.

В плаще от Андроникова

Его дружба с Таганкой началась в октябре 1968 года. В том году начались его поездки по есенинским местам. И именно через Есенина он открыл для себя самых разных и замечательных людей — и Высоцкого, когда он играл Хлопушу в есенинском «Пугачеве», и детей поэта — Константина, сына Зинаиды Райх, математика и философа Александра Есенина-Вольпина, который сейчас живет в Америке, в Бостоне.

В один из ненастных октябрьских дней 1968 года он отправился в Москву. К тому времени он уже три месяца был в дороге, успев потерять место работы методистом в Челябинском облоно, откуда его с треском выгнали за прогулы. Все эти месяцы он много ездил, встречался — с Ираклием Андрониковым, звонарями Ростова Великого, сестрами Есенина, скульптором Коненковым, со знаменитой русской актрисой Августой Миклашевской — той, что Есенин посвятил семь, быть может, самых проникновенных своих стихотворений в сборнике «Москва кабацкая»…

И на все это у него было всего 130 рублей отпускных… К октябрю он уже совершенно поизносился, и к Адроникову приехал в одной безрукавочке. Видя такое дело, Ираклий Луарсабович подарил ему свои плащ и ботинки. В этих ботинках и плаще он поехал к директору Пушкиногорья Семену Степановичу Гейченко в Михайловском. Перед этим он прошел Болдино. И в том же октябре прибыл в Театр на Таганке.

На руках у него был важный документ — письмо от челябинской комсомолии, подписанное тогдашним секретарем обкома ВЛКСМ Тамарой Замориной.

— И вот с этим рекомендательным письмом, к тому времени уже изрядно потрепанным, я и переступил порог театра, — рассказывает Алексей Казаков. — Директор театра Николай Дупак меня, конечно, прогнал со словами: «К нам генералы не могут попасть! А вы тут лезете с какими то бумажками!»

Но я все равно стоял упорно возле дверей театра под проливным дождем. Шел спектакль «Пугачев». Попасть надо было во что бы то ни стало! Меня провел Вениамин Смехов, с которым я потом подружился. Он провел к Любимову в кабинет. Любимов все мгновенно понял, дал мне свое место — у него были свои стулья в зале. С собой у меня был взятый напрокат под расписку «Репортер», стоивший тогда безумных денег — 600 рублей, а также телеобъектив, и я фотографировал и записывал спектакль. Так что у меня осталась магнитозапись «Пугачева» 1968 года! Запечатлен молодой Высоцкий — ему тогда было 30 лет.

Я разохотился и попросился на второй спектакль — «Галилей», готовился «Гамлет»… Но тут уж меня точно прогнали, и до Любимова я не дошел! А потом, когда уже поступил в Литературный институт имени Горького, учился с сыном Юрия Любимова — Никитой. Мы с ним подружились. Постепенно я стал вхож в этот театр, на преддипломной практике был в литературной части Таганки, рецензировал пьесы, поступающие в театр. Словом, стал свой человек в театре, где пропадал буквально сутками. И совершенно понятно, что и диплом защищал по театру, которому посвятил практически 12 лет своей жизни. Поэтому этот театр был всегда для меня дом родной. Последний раз я видел Юрия Петровича, когда он еще работал на Таганке. У меня сохранилась афиша «Пугачева» с его дарственной надписью.

В экзаменационной комиссии, когда я защищал диплом, среди прочих сидел и Евгений Долматовский. И все опять же неслучайно! Он до войны, в 30-е годы, учился в одной школе с сыном Есенина — Георгием… А Владимир Германович Лидин, председатель ГЭКа, в 20-е годы лично общался с Есениным…

Но скандал был в том, что я как бы пропагандировал Театр на Таганке. И тут уж против меня ректорат поднялся — в лице Владимира Федоровича Пименова. А на защите присутствовали актеры Театра на Таганке, которых я специально пригласил. Кстати, на той защите был известный челябинский книгоиздатель Александр Афанасьевич Золотов. Он живой свидетель этого дела. Мне не хотели давать защищаться по теме есенинского Пугачева. Но ведь там было немало и о Любимове-режиссере!

Опальная «дама»

— Защита диплома происходила в июне 1978 года, — вспоминает Алексей Казаков. — А почти накануне, в марте, в «Правде» была опубликована большая статья дирижера Большого театра Альгиса Жюрайтиса «В защиту «Пиковой дамы». Фактически это было открытое письмо, в котором автор в резкой форме выступил против постановки в парижском Гранд-опера оперы Чайковского «Пиковая дама» в оригинальной интерпретации режиссера Юрия Любимова. Блестящую музыкальную обработку осуществил Альфред Шнитке, за дирижерским пультом был Геннадий Рождественский. И ведь где вышла статья! В главном печатном органе КПСС! И вышла то буквально накануне генеральной репетиции оперы…

Вот лишь один фрагмент из этого материала с характерными для того времени стилем и интонацией:

«…Разве позволительно советским гражданам устраивать средневековое аутодафе над обожаемым советским народом, любителями музыки всей земли Чайковским, выступая в роли инквизиторов? Разве пристойно предавать нашу святыню ради мелких интересов дешевой заграничной рекламы… Это преднамеренная акция разрушения памятника русской культуры…. Не проявили ли соответствующие организации попустительство этому издевательству над русской классикой?… Все, кому дорого великое наследие русской культуры, не могут не протестовать против безнравственности в обращении с русской классикой и не осудить инициаторов и участников издевательства над шедевром русской оперы».

Есть предположение, что инициатором статьи сам Жюрайтис то и не был. За всей это темной историей скрывался главный идеолог страны Михаил Суслов. По крайней мере, к таким выводам пришел Альфред Шнитке. Причем композитор потом вспоминал, при каких обстоятельствах Жюрайтис познакомился с партитурой будущей оперы. Сам Шнитке оставил клавир в библиотеке оперы, а Жюрайтис якобы без чьего либо разрешения заглянул в «опальную» партитуру…

Как бы то ни было, но в результате этой публикации Юрий Любимов серьезно пострадал. Его обвинили не просто в искажении, а — в… извращении отечественной классики! Ему был категорически закрыт въезд в Париж, где в те дни готовилась генеральная репетиция. Сама же постановка оперы была сорвана, и вышел большой международный скандал. И тут — представьте! — я вылезаю со своим дипломом, защищая и пропагандируя опальный театр с его идеологически невыдержанным режиссером… И где пропагандируя? В Литинституте! Оплоте идеологии!

«Только через мой труп!»

— В 1975 году мы сидели в кабинете Любимова после очередной попытки сдать многострадальный спектакль «Живой», поставленный по одноименной повести русского писателя Бориса Можаева, — вспоминает Алексей Казаков. — У спектакля, как и у повести, есть подзаголовок — «Из жизни Федора Кузькина». Написана она была в начале 60-х годов. События разворачиваются в послевоенное время на Рязанщине. В центре сюжета — противостояние колхозника Федора Кузькина и невзлюбившего его местного начальства. Время еще было страшное, неспокойное, у всех, что называется, в памяти трагические три колоска, за которые десять лет давали… И вот, почти сразу после публикации повести, Любимов решился инсценировать ее у себя в Театре на Таганке. Главную роль сыграл Валерий Золотухин. Однако на сдаче побывала министр культуры Екатерина Фурцева, расценившая постановку как пасквиль на советский образ жизни и вынесшая вердикт: «Только через мой труп!» Забегая вперед, скажу, что премьера состоялась лишь спустя более 20 лет — в 1989 году…

И вот сидим мы в кабинете Любимова — сам Юрий Петрович, Борис Можаев, легендарный физик, академик Петр Капица с супругой Анной Михайловной и ваш покорный слуга.

И в ходе обсуждения Любимов бросает шутливо Капице: «А ведь мы с вами, Петр Леонидович, такие же Кузькины, несмотря на то, что вы — нобелевский лауреат». Объяснение просто: в годы войны Любимов был в составе Ансамбля песни и пляски НКВД, который, как известно, курировал Берия. В свою очередь, Берия руководил атомным проектом, в котором участвовал Капица. Так что к знаменитому хрущевскому выражению «Кузькина мать» оба они имели отношение, что и было, собственно, словесно обыграно… Однако на это замечание Анна Михайловна искренне возмутилась: как же, дескать, можно сравнивать академика с каким то колхозником… Но старик Капица, улыбаясь, согласно покивал головой: «Кузькины, кузькины…»