«Журналистика — это диагноз». Известному челябинскому мастеру пера исполняется 80 лет
26 Марта 2020
Фото: Вячеслав Шишкоедов
Название статьи — это любимая поговорка Лидии Владимировны: «Журналистика — это диагноз». И она права. Тем более что в детстве ей прочили медицинскую карьеру.
-
Однажды 100 лет спустя. В минувший понедельник в «Оболенском» вновь собрался арт-клуб «Шляпа»
-
Моя бабушка курит трубку
Все мы родом из детства
Родилась Лидия Владимировна в Бродокалмаке. Детские годы совпали с войной. В Бродокалмаке жила семья ее бабушки. Это были очень славные интеллигентные люди. У бабушки было много детей, и войну три ее дочери с детьми (а их в общей сложности было пятеро) переживали вместе. Мама Лидии была, как и ее сестры, учительница.
Запомнился голод, мама всегда говорила, что их спас детсад, где был очень строгий контроль за каждым граммом питания.
Она не понимала в полной мере, что такое война. Но, конечно, чувствовала саму атмосферу, видела, как ждали писем. Воевал ее дядя Сережа, он был разведчиком. Воевали «два капитана», отцы ее двоюродных братьев и сестер, по невероятной случайности полные тезки: два Михаила Васильевича Пирогова…
И хотя ей и было-то пять лет, но она отлично помнит день Победы…
Вот ведут их из детсада мимо клуба, а возле него уже собралось много людей, оглушительно звучит музыка. И она вдруг пустилась в пляс. Бабушка хотела было утихомирить, но ее кто-то остановил: «Ведь такой праздник!»
Запомнилась еще ленд-лизовская помощь: что-то раздавали по школам, а ей, маленькой, ничего не досталось… И только когда заболела, выдали, как больному ребенку, похожее на бушлат пальтишко на двух пуговичках… 1946 год врезался в память как страшно голодный. В Челябинске, куда они переехали, мама устроилась на работу в 21-ю школу. В этом здании во время войны был военный госпиталь, а весь первый этаж занимал детский дом. И маме дали класс, где учились детдомовцы.
С ними тяжело было найти общий язык: очень уж они были ранимы, недоверчивы, все, верили, что после блокады их заберут. Их хорошо кормили и одевали, но они, подранки, завидовали им, полуголодным, плохо одетым, потому что они все-таки имели дом… Мама, внешне строгая, но на самом деле человек необычайной доброты, с ними общий язык нашла сразу.
Маму, Ираиду Яковлевну Власову, старшее поколение педагогов, тогда еще «девочек», до сих пор называют «брендом 21-й школы», той, в старом здании, почти у проходной ЧЭМК.
Мама и бабушка очень любили читать. Поэтому неудивительно, что и Лидия уже с четырех лет пристрастилась к чтению. На ее глазах мама бесконечно кого-то учила, проверяла тетрадки. И в первом классе Лида уже все знала, пройдя «мамины университеты».
Три ее любви
— Во время учебы, — продолжает рассказ Лидия Владимировна, — у меня было три любви: литература, математика и английский язык. Одна из моих бабушек, врач, мечтала, что я непременно пойду по ее стопам. Однако сама я думала, что буду преподавать литературу XIX века, которую обожаю до сих пор. О журналистике мне даже и мысль в голову не приходила, я в то время не видела ни одного «живого» корреспондента в лицо…
Но жизнь складывалась по-своему. Медалистам для поступления в вузы требовалось пройти только собеседование. Правила неожиданно изменили: ввели требование отработать два года с обязательной сдачей экзаменов. Нужен был стаж. Мама сходила к директору, и Лиду приняли помощником школьного библиотекаря. За два года она перечитала чуть ли не всех русских и зарубежных классиков.
Судьба в то время столкнула ее в вечерней школе с одним необыкновенным парнем, Иваном Сарасовым. Дело в том, что Ваня был слепой, читал с помощью шрифта Брайля, при этом частенько заходил к ней в библиотеку. А ходил он в школу через Никольскую рощу. Иногда без провожатых. Как это ему удавалось, представить невозможно. При этом не надо забывать, что тогда эта роща совсем не напоминала нынешний современный и благоустроенный сквер. Но Ваня просто пошагово знал свою узенькую тропинку и не ошибался.
Но однажды в пургу, когда тропинку замело, он сбился и заблудился. Его спасли, конечно: хорошие люди всегда находились! Иван действительно был невероятно мужественный парень, и ей вдруг пришла в голову мысль написать о нем в областную газету «Комсомолец». Ее зарисовку напечатали. Как же она была счастлива! Да еще и гонорар получила — четыре рубля, удивившись, что за такое счастье печататься еще и деньги дают! Поразило и то, что ее письмо в редакции практически не поправили. Сейчас-то она понимает: когда пишешь от сердца, тогда и материал получается...
Журналистика с человеческим лицом
После окончания университета она попала на Челябинскую студию телевидения, где работали яркие и интересные личности: Леонид Оболенский, Петр Погодин, наш «погодный оракул» Татьяна Ишукова.
На ЧТПЗ застала легендарного директора Якова Осадчего, который славился не только знаменитой историей, связанной с надписью «Труба тебе, Аденауэр», но и тем, что всегда думал и заботился о людях.
Затем была «Вечерка», первый номер которой вышел в последний день уходившего 1968 года.
Накануне ее пригласил к себе главный редактор газеты Михаил Аношкин. И уже через три месяца она возглавила отдел информации.
Бывший десантник, заведующий сектором печати обкома Михаил Аношкин был человеком с очень непростым характером, писатель. И он создает совершенно другую газету! У нее растет тираж, за ней очередь в киосках, ее невозможно выписать! Журналисты успевают везде, газета ломает привычные каноны. В то время, когда не было ни компьютеров, ни сотовых телефонов, они умудрялись знать практически весь Челябинск, ощущая пульс города.
Каждый понедельник начинался с планирования газеты. Если ты сказал редактору, что к четвергу сдашь очерк, скажем, о докторе Иванове, то это должно быть выполнено безоговорочно! Но если этот доктор Иванов вдруг заболел, и ты предлагаешь взамен очерк про какого-нибудь доктора Петрова, то Аношкин этого не принимал: «Вы же Иванова заказывали!»
С одной стороны, это был диктат. А с другой — потрясающая дисциплина! Поэтому люди, прошедшие школу Аношкина, превращались в закаленных журналистов. И это была уже настоящая гвардия профессионалов, в которой главенствовал принцип «точность — вежливость королей».
Дорогая моя «Вечерка»…
К ним приходили тысячи писем! Журналистов ругали, любили, благодарили, вызывали в суд. Вот лишь несколько строчек из случайно сохранившихся писем. Так сказать, штрихи времени.
«Огромное спасибо за вашу помощь! Наконец-то успокоили нашего соседа-пьяницу».
«С чувством глубокой благодарности к вам обращаются тысячи инвалидов и участников Великой Отечественной войны за то, что при вашей поддержке открыт для нас госпиталь».
«Нас с женой обидели. Не выдали на производстве положенные медали «Ветеран труда». После вашего вмешательства таковые получены. Спасибо за то, что вы есть».
«Благодарю за посредничество в получении насоса «Фонтан». В вашем лице — единственная власть на местах!»
«Кооператив вернул мне 40 рублей».
«Что бы мы делали без вас! Теперь дирекция гостиницы ведет себя совершенно иначе».
«Французский бульдог нашелся за счет вашей доброты и человечности».
«С «Вечеркой» хуже, чем с хлебом. За хлебом очередь в течение всего дня, а за «Вечеркой» очередь 15 минут! Не купил — останешься без газеты».
«Событие не состоялось…»
— Горько наблюдать, как в погоне за скандалами и сенсациями сегодня братья по перу готовы на все, — признается Лидия Владимировна. — Помню, как мы с Ириной Моргулес, моей подругой и единомышленницей, были потрясены, когда кумир «шестидесятников» Булат Окуджава, уже тяжелобольной, приехал на творческую встречу. Утром один из молодых спецкоров позвонил в свое издание в столицу: «Событие не состоялось…» Другими словами, не умер, как он ожидал, в тот день Булат Шалвович, представляете?! «Событие» не состоялось, сенсации не случилось...
В наше время это было просто не-воз-мож-но! Спросите сегодняшних журналистов, кто у них кумиры в профессии? И я просто боюсь услышать ответы…
«Эти беспокойные дети»
Она по сей день дружит с героями своих очерков.
Прежде чем брать интервью с кем-либо, она всегда старается узнать про человека как можно больше: необходимо «совпасть»! Твой герой должен раскрыться. Да и сам ты тоже должен быть со своим собеседником откровенным.
— Однажды иду по улице и вижу: идет огромный парень, — рассказывает Лидия Владимировна. — Присматриваюсь: так это же Дмитрий Кононец, наш стронгмен! Здороваюсь и признаюсь ему, что в свое время писала материал о его маме «Эти беспокойные дети». А он вдруг отвечает: «У нас хранится эта газета». — «Мама жива?» — «Нет, матушка преставилась»…
Чтобы было ясно, расскажу предысторию. Было это в семидесятых годах. Мне дали редакционное задание написать о многодетной матери. Моему собственному ребенку в то время был еще годик. Я перебрала много разных кандидатур и вот набрела на одну: Надежда Кононец, она крановщица, Володя, ее муж, механик, пятеро детей, все здоровы. Нахожу телефон и звоню.
На другом конце провода слышу категоричный отказ. Все только и спрашивают: зачем, мол, тебе их столько? Не ожидая такой реакции, совершенно ни на что уже не надеясь, машинально поделилась: знаете что, Надежда Петровна, я вот всю ночь с ребенком не спавши, а сейчас сижу в редакции и буквально падаю со стула… А материал-то сдавать надо!
Через несколько секунд слышу в трубке: «Приходите».
Приезжаю на Северо-Запад, где Надина семья проживала в крохотной квартире. Она мне все и рассказала: как живут, как работают. И, конечно, про детей. И про самого маленького, которого прозвали мумликом — за то, что любит бутылочку с молочком. Это и был будущий стронгмен Дмитрий. Рассказала, что дети-то все в семье были названы в честь героев «Евгения Онегина»: Татьяна, Ольга и так далее… «Вот только мумлик у нас подкачал! Димки-то нет у Пушкина!» «То есть как это нет? — возражаю я ей. — А «смиренный грешник, Дмитрий Ларин»?»
И, конечно, мы с ней совпали сразу. Потому что понимали друг друга...
После материала было множество откликов, а с Надей мы продолжали общаться. При этом та говорила: хотела бы, дескать, посмотреть, кто из кого вырастет через годы.
Да, разметала нас жизнь, но вот опять встретила «мумлика»! Судьба — удивительная все-таки штука!
— Что больше всего цените в людях?
— Доброту, порядочность, верность.
— А что не принимаете?
— Злобу, фальшь не переношу совершенно, я ее чувствую. И в этом, признаюсь, отчасти виновата и журналистика! Все-таки журналистика — это диагноз! Но вы же понимаете: я говорю о человеческой журналистике...
Наша справка
Старикова Лидия Владимировна
Родилась 30 марта 1940 года. Журналист, член СЖ СССР (1970), заслуженный работник культуры РСФСР (1987). В 1964-м окончила факультет журналистики УрГУ, работала редактором на Челябинской студии ТВ, в 1966-68-м — корреспондентом газеты «Челябинский трубник», в 1968-70-м — редактор газеты «Общественное питание». В 1970-2000-м возглавляла отделы информации и писем газеты «Вечерний Челябинск». За это время редакция трижды признавалась победителем всесоюзных конкурсов на лучшую постановку по работе с письмами и массовой работе. В 1994-2000-м — соиздатель-редактор газеты «Спальня», с 2000-го обозреватель газеты «Южноуральская панорама». Удостоена 1-й премии на конкурсе, организованном СПП Челябинской области (1996, за материалы на тему «Семья»). Победитель проведенного ЧТПЗ областного журналистского конкурса «Поклонимся великим тем годам», посвященного 60-летию победы в Великой Отечественной войне (2005), челябинского городского конкурса «Человек года» (2001), лауреат всесоюзного и областных конкурсов журналистского мастерства (1996), премии «Признание» (Челябинск, 2006), лауреат премии «Золотой скрипичный ключ» (2015).
Родилась Лидия Владимировна в Бродокалмаке. Детские годы совпали с войной. В Бродокалмаке жила семья ее бабушки. Это были очень славные интеллигентные люди. У бабушки было много детей, и войну три ее дочери с детьми (а их в общей сложности было пятеро) переживали вместе. Мама Лидии была, как и ее сестры, учительница.
Запомнился голод, мама всегда говорила, что их спас детсад, где был очень строгий контроль за каждым граммом питания.
Она не понимала в полной мере, что такое война. Но, конечно, чувствовала саму атмосферу, видела, как ждали писем. Воевал ее дядя Сережа, он был разведчиком. Воевали «два капитана», отцы ее двоюродных братьев и сестер, по невероятной случайности полные тезки: два Михаила Васильевича Пирогова…
И хотя ей и было-то пять лет, но она отлично помнит день Победы…
Вот ведут их из детсада мимо клуба, а возле него уже собралось много людей, оглушительно звучит музыка. И она вдруг пустилась в пляс. Бабушка хотела было утихомирить, но ее кто-то остановил: «Ведь такой праздник!»
Запомнилась еще ленд-лизовская помощь: что-то раздавали по школам, а ей, маленькой, ничего не досталось… И только когда заболела, выдали, как больному ребенку, похожее на бушлат пальтишко на двух пуговичках… 1946 год врезался в память как страшно голодный. В Челябинске, куда они переехали, мама устроилась на работу в 21-ю школу. В этом здании во время войны был военный госпиталь, а весь первый этаж занимал детский дом. И маме дали класс, где учились детдомовцы.
С ними тяжело было найти общий язык: очень уж они были ранимы, недоверчивы, все, верили, что после блокады их заберут. Их хорошо кормили и одевали, но они, подранки, завидовали им, полуголодным, плохо одетым, потому что они все-таки имели дом… Мама, внешне строгая, но на самом деле человек необычайной доброты, с ними общий язык нашла сразу.
Маму, Ираиду Яковлевну Власову, старшее поколение педагогов, тогда еще «девочек», до сих пор называют «брендом 21-й школы», той, в старом здании, почти у проходной ЧЭМК.
Мама и бабушка очень любили читать. Поэтому неудивительно, что и Лидия уже с четырех лет пристрастилась к чтению. На ее глазах мама бесконечно кого-то учила, проверяла тетрадки. И в первом классе Лида уже все знала, пройдя «мамины университеты».
Три ее любви
— Во время учебы, — продолжает рассказ Лидия Владимировна, — у меня было три любви: литература, математика и английский язык. Одна из моих бабушек, врач, мечтала, что я непременно пойду по ее стопам. Однако сама я думала, что буду преподавать литературу XIX века, которую обожаю до сих пор. О журналистике мне даже и мысль в голову не приходила, я в то время не видела ни одного «живого» корреспондента в лицо…
Но жизнь складывалась по-своему. Медалистам для поступления в вузы требовалось пройти только собеседование. Правила неожиданно изменили: ввели требование отработать два года с обязательной сдачей экзаменов. Нужен был стаж. Мама сходила к директору, и Лиду приняли помощником школьного библиотекаря. За два года она перечитала чуть ли не всех русских и зарубежных классиков.
Судьба в то время столкнула ее в вечерней школе с одним необыкновенным парнем, Иваном Сарасовым. Дело в том, что Ваня был слепой, читал с помощью шрифта Брайля, при этом частенько заходил к ней в библиотеку. А ходил он в школу через Никольскую рощу. Иногда без провожатых. Как это ему удавалось, представить невозможно. При этом не надо забывать, что тогда эта роща совсем не напоминала нынешний современный и благоустроенный сквер. Но Ваня просто пошагово знал свою узенькую тропинку и не ошибался.
Но однажды в пургу, когда тропинку замело, он сбился и заблудился. Его спасли, конечно: хорошие люди всегда находились! Иван действительно был невероятно мужественный парень, и ей вдруг пришла в голову мысль написать о нем в областную газету «Комсомолец». Ее зарисовку напечатали. Как же она была счастлива! Да еще и гонорар получила — четыре рубля, удивившись, что за такое счастье печататься еще и деньги дают! Поразило и то, что ее письмо в редакции практически не поправили. Сейчас-то она понимает: когда пишешь от сердца, тогда и материал получается...
Журналистика с человеческим лицом
После окончания университета она попала на Челябинскую студию телевидения, где работали яркие и интересные личности: Леонид Оболенский, Петр Погодин, наш «погодный оракул» Татьяна Ишукова.
На ЧТПЗ застала легендарного директора Якова Осадчего, который славился не только знаменитой историей, связанной с надписью «Труба тебе, Аденауэр», но и тем, что всегда думал и заботился о людях.
Затем была «Вечерка», первый номер которой вышел в последний день уходившего 1968 года.
Накануне ее пригласил к себе главный редактор газеты Михаил Аношкин. И уже через три месяца она возглавила отдел информации.
Бывший десантник, заведующий сектором печати обкома Михаил Аношкин был человеком с очень непростым характером, писатель. И он создает совершенно другую газету! У нее растет тираж, за ней очередь в киосках, ее невозможно выписать! Журналисты успевают везде, газета ломает привычные каноны. В то время, когда не было ни компьютеров, ни сотовых телефонов, они умудрялись знать практически весь Челябинск, ощущая пульс города.
Каждый понедельник начинался с планирования газеты. Если ты сказал редактору, что к четвергу сдашь очерк, скажем, о докторе Иванове, то это должно быть выполнено безоговорочно! Но если этот доктор Иванов вдруг заболел, и ты предлагаешь взамен очерк про какого-нибудь доктора Петрова, то Аношкин этого не принимал: «Вы же Иванова заказывали!»
С одной стороны, это был диктат. А с другой — потрясающая дисциплина! Поэтому люди, прошедшие школу Аношкина, превращались в закаленных журналистов. И это была уже настоящая гвардия профессионалов, в которой главенствовал принцип «точность — вежливость королей».
Дорогая моя «Вечерка»…
К ним приходили тысячи писем! Журналистов ругали, любили, благодарили, вызывали в суд. Вот лишь несколько строчек из случайно сохранившихся писем. Так сказать, штрихи времени.
«Огромное спасибо за вашу помощь! Наконец-то успокоили нашего соседа-пьяницу».
«С чувством глубокой благодарности к вам обращаются тысячи инвалидов и участников Великой Отечественной войны за то, что при вашей поддержке открыт для нас госпиталь».
«Нас с женой обидели. Не выдали на производстве положенные медали «Ветеран труда». После вашего вмешательства таковые получены. Спасибо за то, что вы есть».
«Благодарю за посредничество в получении насоса «Фонтан». В вашем лице — единственная власть на местах!»
«Кооператив вернул мне 40 рублей».
«Что бы мы делали без вас! Теперь дирекция гостиницы ведет себя совершенно иначе».
«Французский бульдог нашелся за счет вашей доброты и человечности».
«С «Вечеркой» хуже, чем с хлебом. За хлебом очередь в течение всего дня, а за «Вечеркой» очередь 15 минут! Не купил — останешься без газеты».
«Событие не состоялось…»
— Горько наблюдать, как в погоне за скандалами и сенсациями сегодня братья по перу готовы на все, — признается Лидия Владимировна. — Помню, как мы с Ириной Моргулес, моей подругой и единомышленницей, были потрясены, когда кумир «шестидесятников» Булат Окуджава, уже тяжелобольной, приехал на творческую встречу. Утром один из молодых спецкоров позвонил в свое издание в столицу: «Событие не состоялось…» Другими словами, не умер, как он ожидал, в тот день Булат Шалвович, представляете?! «Событие» не состоялось, сенсации не случилось...
В наше время это было просто не-воз-мож-но! Спросите сегодняшних журналистов, кто у них кумиры в профессии? И я просто боюсь услышать ответы…
«Эти беспокойные дети»
Она по сей день дружит с героями своих очерков.
Прежде чем брать интервью с кем-либо, она всегда старается узнать про человека как можно больше: необходимо «совпасть»! Твой герой должен раскрыться. Да и сам ты тоже должен быть со своим собеседником откровенным.
— Однажды иду по улице и вижу: идет огромный парень, — рассказывает Лидия Владимировна. — Присматриваюсь: так это же Дмитрий Кононец, наш стронгмен! Здороваюсь и признаюсь ему, что в свое время писала материал о его маме «Эти беспокойные дети». А он вдруг отвечает: «У нас хранится эта газета». — «Мама жива?» — «Нет, матушка преставилась»…Чтобы было ясно, расскажу предысторию. Было это в семидесятых годах. Мне дали редакционное задание написать о многодетной матери. Моему собственному ребенку в то время был еще годик. Я перебрала много разных кандидатур и вот набрела на одну: Надежда Кононец, она крановщица, Володя, ее муж, механик, пятеро детей, все здоровы. Нахожу телефон и звоню.
На другом конце провода слышу категоричный отказ. Все только и спрашивают: зачем, мол, тебе их столько? Не ожидая такой реакции, совершенно ни на что уже не надеясь, машинально поделилась: знаете что, Надежда Петровна, я вот всю ночь с ребенком не спавши, а сейчас сижу в редакции и буквально падаю со стула… А материал-то сдавать надо!
Через несколько секунд слышу в трубке: «Приходите».
Приезжаю на Северо-Запад, где Надина семья проживала в крохотной квартире. Она мне все и рассказала: как живут, как работают. И, конечно, про детей. И про самого маленького, которого прозвали мумликом — за то, что любит бутылочку с молочком. Это и был будущий стронгмен Дмитрий. Рассказала, что дети-то все в семье были названы в честь героев «Евгения Онегина»: Татьяна, Ольга и так далее… «Вот только мумлик у нас подкачал! Димки-то нет у Пушкина!» «То есть как это нет? — возражаю я ей. — А «смиренный грешник, Дмитрий Ларин»?»
И, конечно, мы с ней совпали сразу. Потому что понимали друг друга...
После материала было множество откликов, а с Надей мы продолжали общаться. При этом та говорила: хотела бы, дескать, посмотреть, кто из кого вырастет через годы.
Да, разметала нас жизнь, но вот опять встретила «мумлика»! Судьба — удивительная все-таки штука!
— Что больше всего цените в людях?
— Доброту, порядочность, верность.
— А что не принимаете?
— Злобу, фальшь не переношу совершенно, я ее чувствую. И в этом, признаюсь, отчасти виновата и журналистика! Все-таки журналистика — это диагноз! Но вы же понимаете: я говорю о человеческой журналистике...
Наша справка
Старикова Лидия Владимировна
Родилась 30 марта 1940 года. Журналист, член СЖ СССР (1970), заслуженный работник культуры РСФСР (1987). В 1964-м окончила факультет журналистики УрГУ, работала редактором на Челябинской студии ТВ, в 1966-68-м — корреспондентом газеты «Челябинский трубник», в 1968-70-м — редактор газеты «Общественное питание». В 1970-2000-м возглавляла отделы информации и писем газеты «Вечерний Челябинск». За это время редакция трижды признавалась победителем всесоюзных конкурсов на лучшую постановку по работе с письмами и массовой работе. В 1994-2000-м — соиздатель-редактор газеты «Спальня», с 2000-го обозреватель газеты «Южноуральская панорама». Удостоена 1-й премии на конкурсе, организованном СПП Челябинской области (1996, за материалы на тему «Семья»). Победитель проведенного ЧТПЗ областного журналистского конкурса «Поклонимся великим тем годам», посвященного 60-летию победы в Великой Отечественной войне (2005), челябинского городского конкурса «Человек года» (2001), лауреат всесоюзного и областных конкурсов журналистского мастерства (1996), премии «Признание» (Челябинск, 2006), лауреат премии «Золотой скрипичный ключ» (2015).
Поделиться
