Время идет, а войн меньше не становится
«Знаете, наш госпиталь — своего рода мерило того, что происходит в жизни», — рассуждает Дмитрий АЛЬТМАН, заслуженный врач России
«Знаете, наш госпиталь — своего рода мерило того, что происходит в жизни», — рассуждает Дмитрий АЛЬТМАН, заслуженный врач России, доктор медицинских наук, профессор, главный врач Челябинского областного клинического госпиталя ветеранов войн. Вряд ли кто-то в нашей области знает больше его о здоровье тех, кто прошел войны и вооруженные конфликты.
Инстинкт артобстрела
— С одной стороны, — продолжает Дмитрий Александрович, — контингент тех, кто состоит у нас на учете, — это и участники контртеррористических операций в Чеченской Республике (около 10,2 тысячи человек), инвалиды и участники Великой Отечественной войны (более 8,5 тысячи человек), «афганцы» (5824 человека), и многие другие.
С другой стороны, несмотря на то, что, казалось бы, и Великая Отечественная война, и война в Афганистане все дальше уходят в прошлое, работы у врачей и медсестер нашего госпиталя меньше не становится. На смену одним войнам и конфликтам, увы, приходят другие. И общая численность ветеранов, находящихся под нашим наблюдением, все последние годы остается стабильной — более 25 тысяч человек.
— В какой помощи нуждаются те, кто прошел через боевые действия?
— Прежде всего в психологической. Участие в реальном бою, тем более в продолжительном военном конфликте — это, возможно, самый сильный из потенциальных стрессов для человеческого организма.
Мы делаем все возможное, чтобы ветераны войн и вооруженных конфликтов получали всю необходимую помощь. В нашем госпитале создан центр медико-психологической и психосоматической помощи, которым руководит профессор Ирина Владимировна Шадрина. Основная задача центра — оказание специализированной психологической помощи, прежде всего тем, кто только что прошел через боевые действия. У таких, кто участвовал в боевых действиях совсем недавно, ярко выражено посттравматическое стрессовое расстройство — ведь для обычного гражданского человека не привычны ни канонада, ни разрывы снарядов и мин. Пережить такое бывает очень тяжело. И то, что человек испытывает, в большинстве случаев серьезно сказывается на общем состоянии его здоровья.
Есть и те, кто и спустя многие годы посреди ночи, образно говоря, «встают в атаку». И это касается не только, скажем, «чеченцев» или «афганцев», но и ветеранов Великой Отечественной войны. Среди наших пациентов, к счастью, довольно много тех, кто дожил до 90 и более лет. Так вот представьте, многие «ходят в атаку» до сих пор, спустя 65 лет! Или, услышав раскаты грома, инстинктивно пригибаются или ищут укрытие — словно от артобстрела или бомбежки.
В госпитале в течение многих лет ведется регистр прикрепленного контингента, в который включены не только медицинские данные с описанием диагнозов, проведенного лечения и особенностей организма, но и особенности жизни — где живет, где работает, как обстоят дела в семье, что у человека за окружение, с кем он общается и так далее. Это, как показывает практика, делать просто необходимо. Ведь социальная реабилитация, адаптация человека, прошедшего войну, в обществе людей, живущих мирной жизнью, — задача не менее важная и не менее ответственная.
Не оставить людей без помощи!
— Есть ли среди ваших пациентов те, кто участвовал в прошлогоднем конфликте на территории Южной Осетии и Абхазии?
— Да, конечно. Их не так много, всего за прошлый год нами поставлено на учет 235 человек. Впрочем, какие-либо особенности именно этого конфликта выделить трудно, если вообще возможно. Времени для глубокого анализа прошло слишком мало. К тому же сейчас довольно трудно разделить поступающих к нам на тех, кто участвовал в том или ином вооруженном конфликте. Много наших пациентов имеют за плечами несколько военных противостояний.
— Прошлой осенью мне удалось побывать в Южной Осетии, в том числе в расположении наших войск. И среди тех офицеров, с кем доводилось общаться, большинство — 25— 35-летние офицеры, у которых за плечами, кроме Южной Осетии, еще и по одной-две кампании в Чечне…
— Да, это именно наш контингент. Правда, с января этого года их от нас, грубо говоря, официально открепили.
— То есть?
— Изменилась система оказания медицинской помощи: с начала этого года мы финансируемся и работаем в системе ОМС. И если мы раньше фактически лечили абсолютно всех, кто участвовал в боевых действиях, то сейчас те, кто прошел боевые действия и продолжает действительную службу в рядах армии, силовых структурах (органах внутренних дел или ФСБ), медицинскую помощь в госпитале получать не могут. Так как они не застрахованы в аккредитованных страховых компаниях и не имеют страховых полисов, что противоречит действующему законодательству. А значит, наш госпиталь не имеет права оказывать им помощь — государство эту помощь попросту не оплатит из средств ФОМСа. Мы, конечно, ищем варианты, как не оставить наших пациентов без необходимого врачебного внимания, но иногда, увы, приходится и отказывать.
Те, кто продолжает службу, должны сегодня отправляться в медсанчасти своих ведомств. Но многие не хотят там лечиться. И в целом понятно почему. При всем уважении к моим коллегам, вряд ли они способны оказать помощь своим ветеранам на том же уровне, что может сделать специализированное учреждение, такое как наш госпиталь. Да они и сами это понимают.
Но если, скажем, у сотрудников МВД или служащих Вооруженных сил хотя бы есть свои госпитали, медсанчасти, то, например, сотрудникам ФСБ или прокуратуры (а они тоже проходят через командировки в горячие точки) просто некуда обратиться.
Это проблема, и проблема серьезнейшая, связанная с несостыковками, а порой и с глупостями в федеральном законодательстве. Она требует срочного решения. Надо бить в набат! Люди фактически остаются без квалифицированной помощи! И не просто люди, а те, кто в силу особенностей службы постоянно держат в руках оружие. И не просто держат, но и в большинстве своем имеют опыт стрельбы по живым людям. К чему приводит фактическое отсутствие реального психологического мониторинга сотрудников правоохранительных органов (и это касается не только тех, кто воевал), мы все, к сожалению, совсем недавно убедились еще раз.
— Есть ли выход из ситуации?
— На мой взгляд, есть. Нужно лишь изменить ведомственный подход на персональный. Те, кто прошел боевые действия, должны иметь такое же право выбора, как и обычные люди, имеющие полис медицинского страхования, — при наличии удостоверения ветерана боевых действий обращаться за помощью в то медицинское учреждение, в которое они захотят. И финансирование в таких случаях должно быть бюджетным. Следовательно, система финансирования таких особых лечебных учреждений, как госпитали ветеранов войн, не должна быть моноканальной (только из средств ОМС), но с привлечением средств бюджета. Кстати, являясь членом президиума правления Российской ассоциации начальников госпиталей ветеранов войн, хочу заметить, что нами подготовлены соответствующие документы в Минздравсоцразвития РФ, которые проходят согласование. Думаю, так будет справедливо по отношению к тем, кто воевал и воюет за свою страну.
Пользуясь возможностью, хочу от имени коллектива нашего госпиталя поздравить всех ветеранов Великой Отечественной войны, всех жителей нашей области с великим праздником — Днем Победы, пожелать счастья и долгого здоровья всем ветеранам! И самое главное — чтобы на земле всегда был мир!
Поделиться