Встал на речке синий лед

На прошедшей неделе, возвращаясь из гаража, я завернул к приятелю, который должен был вернуться с озера Сигишты. На звонок из-за приоткрытой двери на меня недобро скосилась его жена: «Вот, еще один потенциальный утопленник приперся. Льда нет, а вы все шастаете и шастаете! В ванну проходи, там твой пингвин отмокает…». Споткнувшись в коридоре о ворох мокрой одежды, от которой несло болотом, я прошел в указанном направлении. На полу стоял рюкзак, полный крупного окуня, а мой дружок, погрузившись в горячую воду, блаженно потягивал пиво. «Привет! Ну и как водичка в озере Сигишты?»…

Вода не асфальт, а нырять — не с крыши летать — синяков меньше! Толстый лед, тонкий — нам баранам по барабанам. Мы еще и не на таких инструментах умеем играть! Главное, чтобы клевало, а значит завтра за окунями!

В семь утра возле Султаевки сворачиваем со Свердловского тракта на Муслюмово, до которого остается 23 километра. Боковые стекла заиндевели — бортовой компьютер высвечивает —19 °С. Странно, в городе было не больше —10 °С. Да ладно, нам не привыкать, зато лед толще будет! Наши приятели уже распечатали это озеро и помимо рыбы чуть ангину не поймали — приняли водное кре-щеньице!

Лед в камышах, где стоял крупный окунь, был всего три сантиметра, а этого маловато будет. Так что пусть дедушка Мороз сегодня размахивает своим посохом. Уж лучше его палкой по ушам, чем в ледяные ушата по самые уши!

Через полчаса, минуя еще дремлющую деревеньку Султаново, уходим дальше вдоль берега. Вскоре снежная колея упирается в лесной тупик. Все, на выход, господа!

Озеро Сигишты — водоем средних размеров с глубинами до четырех метров. Его обитатели — карп, карась и окунь, который, по словам аборигенов, в сети попадается до трех килограммов. В озере есть крупный сиг, но на удочку это явление редкое. В прошлом мы уже рассказывали о здешней весенней рыбалке на карпа.

По первому льду он тоже не дремлет и в местах обитания (противоположная сторона озера) частенько цепляется на мотыля, но для этого нужна теплая погода.

Камыши, камыши — темнота и ни души! Большинство машин осталось на первой стоянке возле деревни, а мы в одиночестве десантируемся в самом сердце залива — до озерной кромки, где сейчас основной окунь, по камышу топать около километра. Для нас это не расстояние, а посему, огорчив свои спины рюкзаками, выдвигаемся к светлеющему за озером горизонту…

Рассвет. Старые лунки приятелей и их моржовую прорубь нашли почти сразу. Да, представляю в озерной майне их лица — и смех, и грех! Потом, наверное, долго на льду искали свои глаза, выпрыгнувшие от холода из орбит!

Лед в камышах пять сантиметров, поэтому на восемь лунок с легкой прикормкой ушло не более десяти минут.

Прикормка не главное — важно грамотно выбрать место, где стоят крупные полосатики. Как правило, это двух—трехметровые лагунки среди плотного густого камыша или тростниковые прорехи с торчащими из льда редкими тычинами. По первому льду крупный окунь, как и щука, из-за светлой воды днем стоит в густых зарослях и только к закату выползает на чистину.

Хотя бывают дни (метель, пурга), когда рыба не ищет укрытий и жирует по всей акватории. Во всяком случае, ловят ее только там, где она есть, а для этого нужно постоянно сучить ледобуром и ботфортами — что натопаешь, то и полопаешь!

Первая лунка — глубина 1,5 метра. Разматываю самодур, и через несколько секунд свинчатка шмыгнула под лед, утаскивая за собой подвязанный на поводке (4 сантиметра) красный от бисера крючок.

«Самодур», «балда», «дуремар» — относительно этой снасти у каждого рыболова своя «мышь» в голове! Сколько рыбаков — столько конструкций — это и блесны вместо свинца, и бегающие крючки… Но в гуще камыша блесной не намашешь — ныряя в стороны, она непременно уйдет в зацеп. Поэтому блесны — окуневки и балансиры сегодня оставлены в покое и мирно почивают в рюкзаке.

Короткий взмах удильником — четырехсекундная пауза, снова подброс грузила… Свинчатка, ударяя в дно и создавая легкую муть, привлекает внимание рядом стоящей рыбы, и красный (под мотыль) играющий крючок становится для нее бесплатным путеводителем в рыболовный мешок.

…Уже на второй лунке, на паузе, ослабленный ниппель (груз на дне) резко придавило. Подсечка — есть и что-то весомое! Озерный гость сначала уперся и встал, а затем пошел под камыш. «Куды ты родной, а ну подь сюды!» Поддавшись, рыбина заходила кругами, отчего леска тревожно защелкала об луночные острые края. Леска: карботекс 0,18 миллиметра — разрыв 4,2 килограмма.

Упирайся, не упирайся — порвать «япошку» все равно силенок не хватит. Только бы крючок выдержал! Осторожно выкачивая руками, я какое-то время просто удерживал мононить… Ладно, хватит церемоний! И через несколько секунд полосатый боцман, раззявив безразмерную пасть, вывалился из озерного «иллюминатора». «Привет командир, а где команда?».

Ворочающийся у лунки горбач на утреннем солнце сверкал и переливался, как живой изумруд. Красавец — «каратов» на восемьсот потянет!

Камышовые лунки работали до обеда — две-три рыбки (250—500 граммов) с одного места, затем мелочь. Тонкий лед сверлить одно удовольствие, поэтому к 12 часам дня, смещаясь, мы очутились в трехстах метрах от первоначальной стоянки. Поклевки были везде, но наиболее крупные экземпляры попадались в самой тростниковой гуще. После обеда крупный окунь на балду брать перестал, и мы перестроились на мормышки.

Но на мотыля клевали одни юнги (90—150 граммов), а от такой ловли одна изжога. Все, шабаш!

На обратной дороге завернули в «аптеку» и подлеченное настроение, рисуя в памяти утренние поклевки крупняка, снова заняло должную высоту. Спидометр отщелкивал километры, а мы строили планы, в которых мои 15 пойманных килограммов были весомым аргументом. «Если масть поперла буром, не пихай ее ногой!»

Мы от рыбы отпихиваться не умеем, а значит, завтра снова сюда — в село Султаново за сигиштинскими горбачами!