Щуки Сугояка

Из 20 жерлиц «сработали» только три

Хорошо в апреле, потому как солнце в небе, птички щебечут да и, вообще, суровой зиме конец. А главное, рыбачий последний лед!

Даже в Греции, где, говорят, все есть, точно такого нет!

Окончание. Начало в № 49.

Саксофон в руку

…Время было к утру, и снились мне непонятные жуткие вещи: будто сижу я возле лунки на льду, вокруг какие-то рассыпанные ноты, а в руках моих саксофон, с коим в своей молодости я работал по кабакам. Рядом валяется опрокинутая жерлица, а вся ее оснастка почему-то привязана к моей ноге. И только я беру в рот саксофонную трость, как на леске оживает что-то здоровенное и начинает меня тащить под лед. Эй, кто там, что там?

Далее ужастик утраивался: изловчившись и не переставая играть, я все же сунул свое лицо ко льду. Глядь, а там, мать честная! Прямо под лункой стоит здоровенная белая акула, зубищами клацает и черным глазом косит. Ужас-с-с!

Истошно дергая ногой и одновременно на саксе выводя виртуозные пассажи, наконец?то я сбросил бахилу с ноги и… опрокинулся с саней на мокрый подтаявший лед. Бац!!! Ух ты — мы вышли из бухты!

В палатке было прохладно и темно (сел фонарь), но все же не настолько, чтобы не заметить на себе две товарищеские ноги, которые время от времени пинали меня во все бока. Яшка, запрокинув голову на хрипящий джазом транзистор, лежал рядом и, дергаясь, противно сопел в потолок.

— Эй ты, армстронг, ласты с меня сними! — пихнул я своего визави, отчего тот хрюкнул и, перевернувшись на другой бок, продолжил свои сопельные «танцы на льду»! Да ладно, пусть спит, ему еще баранку сегодня крутить…

В короне из тростника

А за палаткой накатывающийся из-за горизонта серый рассвет сулил пасмурный день и, по всей видимости, осадки, что для щучьего аппетита, может, и хорошо, зато для нас-рыбачков — гарантированные мокрые подштанники да простуженный нос. Да ладно, поживем, что бог даст — наживем!

…Выбравшись из палатки и при каждом шаге чуть ли не по колено проваливаясь под наледь, я обошел все 20 выставленных жерлиц, но все они мирно дремали, склонив флаги ко льду. И когда уже, было, я направился за удочкой, дабы подловить в запаску живцов, вдруг за спиной раздался характерный металлический звук. Ветра не было, и в утренних скупых красках плавала тишина, а посему сработавший фиксатор флажка щелкнул по ушам, как пастуший кнут по взбрыкивающему телку! Эх, ма, клюнула-таки, растудыть ее в щучий хвост! Что ж, бежим — не жужжим…

Катушка вращалась короткими рывками, и все было бы хорошо, но! Жерлицы мы выставляли в три полосы: первая на травяных полях, в ста метрах от тростниковых курней. Вторая по периметру камыша и последняя в самом камыше (окна). Эта зубастая ударила как раз в камыше, где запутаться в буреломе ей очень легко. С одной стороны, чтобы избежать этого, нужно быстрее тащить добычу на лед, с другой, поспешишь — людей насмешишь. Если рыбина не взяла приманку в заглот, то при подсечке она просто сойдет. И как быть? Все же посчитав, что добыча важней, я решаю рискнуть снастью и дать зубастой «насладиться» живцом. Подождем, пусть «поест» — так хоть шанс есть какой-никакой…

Видно посочувствовал боженька нашим вчерашним мытарствам, потому как уже через десять минут, после упорного «бодания» (выдирал вместе с травой) я выволок щуку более 3 килограмм. Зеленая, в темных разводах, увешанная елочником и увенчанная короной из полусгнившего тростника, королева Сугояка даже на льду не теряла свой лоск.

Сел в лужу

Вскоре на мою возню из палатки высунулась взъерошенная голова любителя ночных блюзов и, увидев трофей, сразу же потеряла речевой дар.

— А я, а мы… а мне?! — Яха с неподдельной завистью подбулькивал севшим голосом и пожирал добычу глазами.

— А тебе луку мешок! — освободив из щучьей пасти тройник и снарядив его бойким окушком, я снова выставил снасть. И тут, когда склонившись я подгребал мокрый снег, вдруг ни с того ни с сего, р-раз (чуть не в глаз) — она снова «выстрелила», причем флажком (сталистая проволока) чиркнув меня по щеке!

Слава богу, что еще есть реакция — я вовремя отпрянул и этим спас свой рыбачий глаз, но потеряв равновесие и рюхнувшись в лужу, все, что ниже пояса, пришлось искупать. Холодно-то как!

Интересная картинка рисовалась со стороны: я, подвернув ногу, не мог подняться и тупо сидел в ледяной воде. Рядом стоял Яхонтовый и ржал, как буденовский конь. А катушка вращалась, вращалась, вращалась…

Домой мы попали затемно, и уже лежа в горячей воде, я заново прокручивал суточное «кино». В ванне плавала хвойная пена, рядом дымилась чашка с кофе, а в углу из ведра торчали три щучьих хвоста…