Город на ладони

Завтра в 17 часов в челябинском Доме архитектора по проспекту Ленина, 41а откроется творческая выставка известного архитектора и градостроителя Леонида Васильевича Смирнова. Ее посетители (архитектурный вернисаж будет проходить в течение двух недель) смогут ознакомиться с работами именитого зодчего, одного из создателей нынешнего облика Челябинска. Его вклад в обновление городов области трудно переоценить. Смирнов был ведущим архитектором Челябинскгражданпроекта, Курортпроекта, Уральского института урбанистики, удостоен звания «Почетный архитектор России», участвовал в разработке генеральных планов областного центра, ряда других городов Южного Урала. Нынешняя выставка приурочена к юбилею Мастера: недавно он отметил свое 75-летие.

Родом из детства

Маленькая квартира Леонида Ва-сильевича Смирнова на Свердловском проспекте Челябинска завалена упакованными работами, а стены — на каждой своя история очередного увлечения. Камни и гобелены, классические акварели и суперсовременные композиции, одним словом, целая мастерская.

Захожу в обитель Мастера:
— Здравствуйте, вы переезжаете?
— Нет, это я упаковал свои творения, к отчету перед городом готовлюсь, все-таки 75… При социализме полагалось двадцать метров дополнительно.

— Да и я помню, эти мастерские были и у архитекторов, и у художников. Видимо, чувствовали власти необходимость создать условия для работы профессионалам-архитекторам.

Разговорились…

— Родился я в городе Арзамасе Нижегородской губернии, сто километров до города Горького, ныне Нижнего Новгорода. Это не Арзамас-16, где атомную бомбу сделали. Кстати, рядом с Арзамасом-16 находится город Саров, там мощи святого Серафима Саровского покоятся. Когда-то, по словам бабушки, убили супостаты прадеда моего, почтальона, именно в Саровских лесах. Всякому кажется его родина необыкновенной, так и мне, речка с ласковым названием Теша (приток Оки), уютные улочки, леса вокруг города.

 На другом берегу храм с росписями. Ходил картины разглядывать — огромные, с библейскими сюжетами. Дядя (брат отца) — художник — кисти, краски, полотна. Все необыкновенно, окрашено волшебным таинством искусства. Мне же больше удавались модели. Корабли и самолеты, планеры, застревающие от ветра в ветвях деревьев, и пушки, которые стреляли. Сделал два лука себе и другу — разошлись… Кричу:

— Стреляй! — чувствую удар в лоб, шишка вскочила, друг смеется…
— Хороший лук…

Мы все родом из детства, а в моем детстве еще была война…

Отец — партийный работник, почти не бывал дома, мать растила трех сыновей: Адольфа, Леонида и Станислава. Отец давал имена серьезные, связанные с личностями: так, родившийся в 30-м году первый сын был назван Адольфом, отношения с Германией были на тот момент прекрасными.

Как истый коммунист отец ушел добровольцем на войну уже на второй день. Остались мы с мамой и бабушкой без кормильца. Мама перешивала вещи и продавала. Денег хватало на покупку очисток от картошки. Из них, сушеных, делали муку. Времена были тяжелые, голодные. Одинокие и старые умирали. На улицах можно было встретить опухших от голода людей. Есть хотелось постоянно. Однажды ездили за дровами в лес и нашли спрятанный мешок замороженного хлеба. Это было спасение, вернее, недолгое счастье. У голодного человека требования к счастью очень земные…

На Горький летели армады немецких самолетов. Мне было восемь лет, и все несчастья связывал со словами «фрицы» и «фашисты». Впервые увидел их в хронике «Битва под Москвой», в кинотеатре. Как сейчас помню мое искреннее удивление, что «фрицы», оказывается, такие же люди! А в моем воображении они были фашистами, нелюдями.

Кончилась война, с фронта вернулся отец, мы все трое учились в школе. Учились мы хорошо, как большинство военных ребятишек. Живы, войны нет, стыдно плохо учиться. Да и школа-десятилетка (раньше в ней богодельня была) красивая, уютная.

«Мои университеты»

Окончил школу с золотой медалью. Поступать поехал с друзьями в Москву. Ночь поездом и столица. Чемоданы деревянные с замками, ночь спали по очереди — сторожили. В Москве разъехались. Я в архитектурный, друзья в лесотехнический. Пришел в институт и ахнул. На стенах рисунки, проекты. Думаю, сразу что ли назад ехать? Одна сердобольная из приемной комиссии уговорила — попробуй, не боги горшки обжигают. Открывала мне по утрам комнату со скульптурой Сократа, чтобы мог рисовать гипс с натуры, а вечером выпускала меня. Всегда вроде случайные люди, а как-то появляются в нужное время и направляют линию твоей судьбы. Поступил и экзамен сдал, и собеседование прошел. Правда, узнал об этом уже дома, пришел вызов. Папа сдержанно отнесся, мама очень радовалась…

Преподаватели в институте были по нынешнему осмыслению великие: Барщ и Дейнека (он рисунок преподавал), Николаев с Голосовым… Они в авторском коллективе с Фоминым проектировали для города Иванова. На всю страну прославили их объекты, выполненные в модном тогда стиле конструктивизма: ткацкие фабрики, фабрики-кухни. Заметил меня Леонид Николаевич Павлов, пригласил к себе работать. С Павловым мы, его студенты, участвовали в конкурсе на лучший проект Дворца Советов. Правда, первую премию получил Власов. Интересные люди вокруг были: Иван Васильевич Ламцов, Николай Варфоломеевич Баранов — председатель Госграждан-строя, ранее главный архитектор Ленинграда.

Профессия архитектора в то время очень престижная была. Учились с нами на курсе дочь Малиновского, сын маршала Василевского, Данелия — будущий режиссер, Вознесенский — будущий поэт. Помню, стоим в очереди за стипендией, а Андрей всех девчонок уболтает и обо всем расскажет, рта ни на минуту не закроет. Кто знал тогда, что великий человек рядом… Был я и в компании с Ириной Архиповой, она даже в Челябинск приезжала, гостила у однокашника, Федора Львовича Серебровского.

— Она пела вам?
— Да нет, мы же как архитекторы собирались, разговоры всю ночь про архитектуру. Это потом все станут великими, а тогда просто молодые были.

Как-то в обычный день сидим рисуем, входит Дейнека.

— Умер отец народов, Иосиф Виссарионович. Одногруппница Мила Милашевская в обморок упала, понесли на улицу. Думаю, как же это? На демонстрации наша колонна второй от Мавзолея шла, и мне кажется, что мы с Иосифом Виссарионовичем прямо взглядом встретились. Побежали с другом на похороны, по дворам, по голубятням. Добрались до Пушечной улицы. Вроде и рядом, а грузовики по краям, военные улицу оцепили. Вернулись, зашли в магазин на Дзержинского и поехали в общежитие, в Мамонтовку — это тридцать километров от Москвы — там, где усадьба Абрамцева. Магазины пустые были, ведь это уже не Москва. Пришли в общежитие с моим взрослым другом Николаем Морозовым (он учился после службы на Курилах) и проводили товарища Сталина.

Любовь по имени Тамара

По распределению я поехал в Челябинск. К этому времени я был женат на девчонке из моей школы. Влюбился однажды и навсегда. В детстве любовь всегда настоящая, ведь за ней ни корысти, ни влечения, одна душа откликается. Помню, в пятом классе Тамара заболела тифом, не было ее целый месяц. Мальчишки кричат: «Смотри, Томку выпустили!». Идет стриженая, худая, как сейчас помню. Уже тогда любил, и на всю жизнь. Не ошибся, лучшей женщины не встретил. Счастливы мы были с Тамарой Сергеевной. Уходя из жизни, успокаивала:

— А ты не жалей меня, я ведь долго и счастливо жила, девочек мы вырастили, внуков понянчили, виноград на Урале вырастили!

Вот такая редкая женщина вошла в мою жизнь из детства. Благодарен судьбе за счастье — мужчине надо иметь опору, тогда и его мужское дело спориться будет.

Через три года отпуск дали, приехал к родным. Дед по этому поводу с печи слез, раскурил трубку.

— Был я в Челябинске — большой город!
— Да когда же ты был?
— Да в 1892 году, я тогда приказчиком был.

Как я позже выяснил, в то время в Челябинске был строительный бум, а жил мой дед в гостиничных номерах, где сейчас Арктика. Вот такая она наша история вроде долгая, как жизнь, а вроде и короткая… Тоже как жизнь…

Генплан по-смирновски

Начало шестидесятых — городу нужен генеральный план. Все генеральные планы делали в Москве и Ленинграде. Иван Иеремеевич Чернядьев вместе с Леонидом Александровичем Ильичевым, в то время председателем горисполкома, добились разрешения проектировать на месте, была выделена мастерская генплана. Помещение нам дали на улице Тимирязева, где сейчас ЗАГС. В помещении ремонт, полы вскрыты — залезаем через окна, работаем. Руководитель мастерской Ким Николаевич Клюков, экономист Израиль Моисеевич Левенсон, главный архитектор города Владимир Николаевич Лахтин... Внимание к работе огромное.

Ильичев заходил каждую неделю, здоровался уважительно, с каждым за руку, да и по телефону ему можно было звонить по вопросам проектирования. По каждому спорному вопросу обращался. Думаю, правильно это. Во все времена творческие люди не стремились быть деловыми. Правители брали их в партнеры, советовались. Петр Первый — какая гениальная фигура, а тоже Петербург строил, с архитектором не разлучался…

Во все времена строительство дорого стоило, при социализме деньги тоже считали — народные, и ответственность за них была немалая, однако многие вопросы мы отстояли.

Например, возникло предложение на месте сгоревшего кинотеатра «Октябрь», напротив магазина «Молодежная мода» построить типовой кинотеатр (бывший «Урал», а ныне «КиноМакс»). Долго спорили… Мы были против строительства на улице Кирова типовых объектов, хотелось историческую среду сохранить. Ильичев принял наше предложение, и кинотеатр разместили на месте частной застройки, а думаю, нелегко ему пришлось отстаивать наше предложение. Снос он и есть снос — дорого… Нашли место Дому политпросвещения: поскольку это двух-этажное здание, разместили его в исторической среде, а место предлагалось возле «Школьника». Удержали его для будущих высоток, горка все-таки…

Летом все ушли в отпуск, а тут вызывают в Москву — отчет по генеральному плану. В Госгражданстрой поехали я и Левенсон. В зале пятьсот человек, я докладчик. Представители Гипрогора, НИИ градостроительства, со многими учились вместе, однако Москва всегда амбициозной была. Слышу:

— Эти из деревни. Да им генплан никогда не сделать.

Спасло нас то, что на совете официально была представлена решающая фигура — главный эксперт. В то время это был Николай Иванович Кузнецов. Встает и говорит: ребята молодые, талантливые, просто им надо помочь, вот я тут эскиз набросал. Подает мне листочек. Я ахнул, все наши проблемы понял… Вернулись мы, попросили Кузнецова быть нашим консультантом. Он согласился. Снова работаем день и ночь. Справились. Все очень радовались. На всех банкетах мы побывали. В Москве банкет был, в Доме архитектора. Были из Совмина кураторы, наш секретарь обкома Николай Николаевич Радионов. Он разбирался в вопросах градостроительства, за руку здоровался со мной, вопросы задавал. Второй банкет на острове, на Увильдах. Может, нас и не пригласили бы, да руководство Госгражданстроя из Москвы условие поставило: без авторов не поедем. Так я думаю, это своего рода признание было. Признала Москва нас, впервые в стране сделавших генеральный план собственными силами.

— Леонид Васильевич, а новый ген-план 1996 года, что вы про него думаете?
— Да ничего не думаю. У любого города один генплан, а дальше только развивать надо, не рушить…

Пространственный облик города

— Леонид Васильевич, а ваши постройки, в городе их много?
— Это отдельная тема, где-то мне не везло: как идет нормальный проект, вдруг финансирование прекратят… Но много вопросов решалось и с моим участием. Помню, запроектировала для нас Москва Торговый центр на берегу Миасса. Гектар перекрыли без единой опоры, в журнале «Америка» проект опубликовали. Наши власти говорят: не нужен он нам. Весь генплан «на уши встал» — отодвинули пятиэтажки от берега, отстояли. Потом смеялись, что мы с Братьями Кашириными отбросили пятиэтажки за дорогу…

Проект завода «Прибор» в «рабочке» привезли — цеха одноэтажные. Так рассудили в златоустовском «Промпроекте». Говорят, технология такая. Пришлось с технологами встречаться, убеждать. Тоже переделали. Да что говорить, все, что размещалось в городе, было завизировано отделом генерального плана, а значит, решения принимались профессиональные… Я ведь многое помню, как застройку решали рядом с ЧПИ. Там же река текла, Челябка. Это потом ее в землю загнали. Пришел на место — берега крутые, думаю, как же здесь жилье размещать? Конкурс на застройку мы выиграли. Поставили комплекс из шести высоток, проект реализован. Выиграли конкурс мы с архитектором Евгением Михайловичем Дряминым, потом проект отдали в мастерскую объемного проектирования. Такое разделение правомерно. Мост по Чайковского, место под драмтеатр, областной суд. В том и деятельность градостроителя, что город создает, пространство чувствует, ну а объемное проектирование, там тоже свои профессиональные подходы.

Говорили мы долго, и как-то необыкновенно воспринимались многие вещи. Леонид Васильевич мастерски играет в бильярд, в свое время серебряный кий Гражданпроекта. В Суханово как-то играл с внучкой Шаляпина. В перестройку работал дворником. Смеется: прошел большой творческий путь от главного архитектора генплана до архидворника… Много общался со знакомыми людьми, то с Ильичевым встречусь (я его двор убирал), то с Вяткиным. Ему предложил областной суд назвать Дворцом правосудия.

— Я думаю, человек не может объять необъятное, да и не надо, — говорит на прощание Леонид Васильевич. — Дай Бог в одной профессии все освоить, ну а руководитель настоящий, независимо от времени, и советоваться будет с профессионалами, и доверять им, и отстаивать их решения. Мы ничего в Челябинске, как едином пространственном комплексе, не нарушили, и я благодарен всем единомышленникам и созидателям, которые строили наш город на доверии профессиональным градостроителям.

Беседовала
ОЛЬГА ПОНОМАРЕВА