Максим Воронков: Позвоночник—дело тонкое

12 Марта 2009

Трудно сказать почему, но, упав с десятого этажа жилого дома, девушка осталась жива. Жизнь в хрупком теле еще теплилась, когда приехала машина скорой помощи. Это не было самоубийством. Несчастный случай: девушка не имела ключа и решила перелезть на свой балкон от соседей

Трудно сказать почему, но, упав с десятого этажа жилого дома, девушка осталась жива. Жизнь в хрупком теле еще теплилась, когда приехала машина скорой помощи. Это не было самоубийством. Несчастный случай: девушка не имела ключа и решила перелезть на свой балкон от соседей…

— Руки, ноги, таз ей собрали, сложили, — вспоминает Максим Юрьевич Воронков, старший ординатор травматологического отделения Челябинской городской клинической больницы № 3. — Но был еще сломан позвоночник. Я понимал, что, если его не прооперировать, больную скорее всего ожидает инвалидная коляска. В общем, я прооперировал и позвоночник. Было это несколько лет назад. Девушка вышла из больницы на своих ногах, сейчас она замужем, есть ребенок…
— Максим Воронков делает операции на позвоночнике, — говорит о нем заведущий отделением Виталий Дрягин, — и делает хорошо. Таких специалистов в городе — да что в городе — можно пересчитать по пальцам. Потому что надо слишком хорошо, досконально знать, что такое позвоночник, — а это требует усилий, интереса, времени. И во-вторых, необходимо освоить тончайшую, поистине ювелирную технику операций, поскольку хирург не имеет права на ошибку: позвоночник и спинной мозг тесно взаимосвязаны. Это наше движение. А движение, как известно, жизнь.


Максим Воронков считает, что был «обречен» стать ортопедом-травматологом с детства. Родители — врачи, Любовь Васильевна — дерматолог, отец Юрий Павлович Воронков — известный ортопед-травматолог, был заведующим кафедрой травматологии мединститута. Всю жизнь и сегодня работает в областной больнице. Поэтому в доме ежевечерне велись бесконечные разговоры о травмах, переломах, компрессиях, операциях, о медицине вообще. Вопроса, кем стать, у сыновей просто не стояло. Все было предначертано. Старший брат Максима тоже работает по «семейной специальности», только в Краснодаре.
И все же выбор приходится делать, даже если все очевидно со специальностью. Максим, поступив в институт, однако, не избежал службы в армии, а вернувшись, обнаружил, что претендентов на специализацию в хирургии пруд пруди. Желающих много, а места ограничены. Берут только тех, у кого высокий проходной балл, — учитывалась успеваемость по всем предметам. Максим прошел. И начал с того, что просился на операции. Его брали. Сачала он стоял рядом и смотрел. Потом начал ассистировать. К отцу предпочитал не обращаться: «всегда сложно быть чьим-то сыном». Хотя домашние беседы были настоящими мастер-классами. Отец, считают сыновья, был их теоретической базой. Что абсолютно нормально и естественно: кто же лучше передаст детям накопленный с годами опыт?
— Раньше была настоящая конкуренция — все хотели хотя бы попасть на операции, поассистировать, — говорит Максим Юрьевич. — В ортопедии как раз начали применять аппараты Илизарова, рядом был Курган, появились новые технологии. Отец этим увлекался, все было здорово. Сегодня многое изменилось, но курганская школа новаторства, творческого подхода осталась.
После ординатуры отец дал Максиму совет: «Иди в травматологию к Дрягину в больницу скорой помощи, там настоящая мясорубка, экстренная хирургия, научишься всему».


Сюда действительно привозили всех, кто попадал в аварии, и еще было много огнестрельных ранений — в стране в девяностые годы шел передел собственности, был настоящий разгул криминала, когда в борьбе за власть и собственность не выбирали средств: стреляли, взрывали, калечили.
— Никогда нельзя было угадать, с чем везут таких больных, — вспоминает Максим Юрьевич. — Мы делали практически все. Наш заведующий отделением Виталий Геннадьевич Дрягин, помню, в 95 м сделал на съезде травматологов доклад по лечению огнестрельных переломов. И его, не поняв, откуда он, спросили: «Так вы из Чечни, что ли?»
Первое время Воронков волновался. Он и сегодня утверждает: не верьте никому, начинать самостоятельно всегда страшно. Ну только представьте, мне пришлось несколько раз зашивать сердце. Ведь святая святых. Я же раньше этим не занимался, хотя и видел, как это делается. А думать некогда: от тебя зависит, будет жить такой больной или нет.


Первое время обращался за советом к Дрягину и, конечно, часто звонил отцу — он же все знает, подскажет. А потом в какой-то момент все ушло, появилось осознание, что могу сам, что все доведено до автоматизма. Наверно, это и есть то, что именуют опытом.
Казалось бы, точка в профессиональной биографии поставлена. Но Максим Воронков делает свой главный выбор в профессии и начинает все сначала. Да, работа в скорой учит всему. Одновременно приходится иметь дело с повреждениями не только рук и ног, но и внутренних органов. Но….в отделении не оперировали поврежденные позвоночники. При этом, как врач, Воронков понимал: промедление в таких случаях губительно. Если поврежденные позвонки сдавили нервную ткань, то очень скоро она погибает. И если не сделать операцию в первые часы, то через несколько дней будет поздно, человек никогда не сможет ходить.
Это понимал не только Воронков, но и Дрягин. В одном из разговоров Виталий Геннадьевич предложил: «Если интересен позвоночник, займись серьезно, езжай на специализацию».
Максим Юрьевич начал с Ярославля, где делались такие операции, по мнению Воронкова, лучшие в стране. Он специализировался в отделении спинальной хирургии, где происходили почти чудеса. Вернувшись в Челябинск, первые операции на позвоночнике начал делать в морге своей больницы.
— Ну не на людях же практиковаться, — объясняет Воронков, уловив в моих глазах ужас. — Я сделал не меньше пятидесяти таких операций, пока не взялся за первого больного. Надо было научиться находить правильные точки введения винтов, скрепляющих разрушенные позвонки, знать, под каким углом это делать, как не задеть нервные корешки, ткани спинного мозга. Это в общем-то высокотехнологичные операции, когда надо идеально знать анатомию позвоночника. Вот я и учился в нашем патолого-анатомическом отделении, за что бесконечно благодарен его сотрудникам, которые все понимали и помогали мне.


Сегодня в год Максим Воронков делает в среднем 50 таких операций. Он не маг и не кудесник, просто профессионал, который умеет максимально использовать все возможности, не упустив ничего.
…Свою первую операцию на позвоночнике Воронков помнит до мельчайших подробностей. Привезли сотрудницу больницы, медсестру, — она упала с третьего этажа. Тогда впервые Максим «собрал» развалившийся позвонок: ввел винты, скрепил ими осколки и с помощью специальной «балки» зафиксировал позвонок. Все получилось! Женщина и сегодня продолжает работать в оперблоке больницы. Если бы не Воронков, больную ожидала бы, как раньше, «гипсовая кровать», неподвижное лежание в течение долгого времени, пока позвонок срастется. Не говоря уже об осложнениях, пролежнях и не всегда хорошем результате. Транспедикулярная технология, которой владеет Воронков, позволяет встать прооперированным пациентам на ноги уже на следующий день…


В России операции на позвоночнике делают врачи двух специальностей: травматологи-ортопеды и, если поврежден спинной мозг, — нейрохирурги. В мире с развитой медициной идут другим путем: все делает один врач-вертобролог, для чего созданы специальные отделения спинальной хирургии.
— Мы тоже могли бы все это освоить, — уверен Воронков, — у нас много хирургов высочайшего уровня. Обидно, что за рубежом давно по-новому оперируют межпозвонковые грыжи, имплантируют диски, позволяющие человеку свободно двигаться и не испытывать мучительной боли.
При этом сам Воронков не стоит на месте: ему тоже есть о чем рассказать. Побывав на одном из международных симпозиумов, Максим Юрьевич заинтересовался технологией по удалению злокачественных опухолей с помощью введения так называемого костного цемента. Он задал себе вопрос: ну почему нельзя это делать в своей больнице? И вот результат.


Сегодня здесь появился современный аппарат ангиотомограф, позволяющий вводить в позвоночник костный цемент. Как правило, злокачественная опухоль «съедает» часть костной ткани. И если ввести в пораженный участок цемент, то тепло, выделенное при застывании, останавливает рост опухоли и укрепляет позвонок. Операция бескровная, щадящая, ведь цемент вводится с помощью тончайших инструментов через проколы. Этот же ангиотомограф используется при лечении больных остеопорозом, разрушающим кости. Врач делает под местной анестезией «укол», и на мониторе все видно: где пораженный участок, куда вводить костный цемент.
Находясь в курсе всех новинок, человек неуспокоенный, Максим Воронков, конечно же, мечтает об отделении спинальной хирургии.
— Но это расходы, деньги. Высокотехнологичные операции всегда требуют дорогого оборудования, хороших конструкций, инструментария, — размышляет он. — И все же нет ничего дороже человека. Любое оборудование можно взять в лизинг — фирмы-производители охотно идут на это. Понимаете, возможны были бы даже самые эксклюзивные операции. Правда, сегодня государство пытается обеспечить нас отечественными расходниками, конструкциями. Но медицина идет вперед семимильными шагами. И то, что было хорошо в 90-е годы, уже устарело. Нужен прорыв, сколько можно плестись в хвосте?


Максим Воронков мечтает заняться протезированием межпозвонковых дисков. Это очень актуально, особенно если речь идет о подвижности шейных позвонков. Гораздо проще станет решить проблему очень распространенного заболевания — грыж, если вместо изношенного поставить межпозвонковый диск-протез. Человек становится подвижным, забывает о болях, он живет, а не доживает.
В Швеции, например, в год оперируют более двух тысяч человек. Да и в России уже начали такие операции — в Новосибирске, Сургуте, где деньги на них находят.


И все-таки Воронков смотрит в будущее с оптимизмом. Государство сегодня взяло курс на специализированные центры. Не надо делать такие операции во всех отделениях. Один центр вполне обеспечил бы всю область. А это значит, что тысячи людей могли бы изменить свою жизнь, стать подвижными, жить без боли.
— Позвоночник разрушают не только травмы, это болезнь возраста, и очень обидно, — говорит Воронков, — что мы могли бы, но не имеем возможности скрасить жизнь старшего поколения.
Максим Юрьевич может рассказывать о травматологии, больных, операциях до бесконечности. При этом ему все время звонят по мобильному, его ищут, его ждут. И это когда рабочий день уже закончен.
На выходе из кабинета молодая девушка: «Максим Юрьевич, я на контрольный осмотр…»
Воронков смеется: надо же, когда привезут с травмой, многие ну никакие. А прооперируются, выпишутся, придут на осмотр — не узнать. Вон посмотрите, какая красавица стоит…

Поделиться

Публикации на тему
Новости   
Спецпроекты