Судьба вековых камней
Трофейные фонарики были во многих семьях, война только-только кончилась, их привозили вернувшиеся из дальних стран недавние фронтовики. Проблема была с батарейками. Поэтому выканючить на час-другой фонарик удавалось нечасто.
Трофейные фонарики были во многих семьях, война только-только кончилась, их привозили вернувшиеся из дальних стран недавние фронтовики. Проблема была с батарейками. Поэтому выканючить на час-другой фонарик удавалось нечасто.
А без фонарика спускаться в подвалы угрюмого пустого полуразрушенного строения не получалось: свечи и спички гасли мгновенно, наверное, кислорода там было мало.
Подвалы манили. Нам, шести-восьмилетним, да и детям постарше, было страшно оказываться в абсолютной темноте, из которой в слабом луче фонарика возникали толстые стены маленьких комнаток, груды спекшегося до цементной твердости обгорелого зерна… За этим страхом, за его преодолением и стремились в черную дыру, зиявшую в одной из стен. Самое то место, чтобы играть в войну, — развалины.
За более чем шесть десятков лет много чего происходило с этим зданием. То, что оно представляет из себя сейчас, знают все.
Как и все знают о страстях, кипевших вокруг него в последнюю четверть двадцатого века, тогда под его куполами утвердился орган. И с новой силой вспыхнувшими, сейчас, когда правительство области приняло решение вернуть здание Русской православной церкви. для нее оно и было построено в начале все того же двадцатого века.
За последние полторы недели телефоны раскалились — редакционный, домашний, мобильный:
— Вы за то, чтобы передать органный зал церкви или нет?
— Разве вы не озабочены судьбой органа?
— Вы примете участие в митинге в защиту органного зала?
— Почему молчите? Определитесь, наконец, на чьей вы стороне.
И даже:
— Судя по фамилии, вы человек не православный, но совесть же должна быть!
Попробую ответить.
— Я действительно человек не православный. Более того, вообще не религиозный. Хочу напомнить, что свобода совести, гарантируемая Конституцией, включает в себя не только свободу вероисповедания, но и право на атеистическое мировоззрение. И не надо считать, что православные люди не могут любить и ценить органную музыку, а те, кто хотел бы сохранить орган в городе, сплошь атеисты, иноверцы и тому подобное. Все, к счастью, сложнее.
Что же касается «отдавать — не отдавать», то это уже не вопрос. Отдали! И это — не детские игры, когда один дал другому игрушку, а потом потребовал назад: «Я тебе не навсегда отдал, только поиграть».
Что же касается моего личного мнения, то храмовое здание должно принадлежать церкви в высоком понимании этого слова, независимо от того, о какой конфессии идет речь. И хотя уже нет в живых никого из тех, кто крушил или отдавал под склады, а то и под что похуже, церкви, мечети, синагоги, долги, перешедшие нам от предыдущих поколений, надо отдавать.
Другое дело, что ситуация с необходимостью освободить здание храма Александра Невского для церковных надобностей, может ускорить решение проблемы с концертным залом. То, что у города-миллионника, центра области — донора нет современного концертного зала, просто стыдно. Не сегодня и даже не вчера встал этот вопрос. Перестроенное из кинотеатра «Ударник», отсчитывающее свою историю с двадцатых годов помещение на углу улиц Кирова и Труда, которому мало помог тянувшийся шестнадцать лет ремонт, тесно для Челябинска, того и гляди затрещит, как заячий тулупчик юного Петруши Гринева на могучих плечах Пугачева в пушкинской «Капитанской дочке».
Нужен большой современный комплекс с залом, на сцене которого мог бы разместиться полный состав симфонического оркестра (в зале имени Сергея Прокофьева это невозможно) и камерный — с органом. Нужно здание, которое стало бы культурным центром города. Это трудно. Это дорого. Но в соседних и отдаленных городах уже сделано.
Кстати, у нас, в Челябинске, есть опыт, когда необходимость вернуть РПЦ здание Свято-Троицкой церкви, занятое под музейные нужды, подтолкнуло областные власти к финансированию и строительству нового здания краеведческого музея. Результат можно видеть на улице Труда, 100.
Но кавалерийским наскоком такие дела не делаются. Нужно создать комиссию, которая работала бы на постоянной основе. И войти в нее должны специалисты: финансисты, архитекторы, строители, акустики, музыканты… Неплохо, если часть из них будут независимыми, то есть из других областей или столичными. Чтобы не возобладал волюнтаризм чиновников, а решающее слово было за профессионалами.
Я — не специалист. Как и большинство из нас.
До завершения строительства нового концертного зала нынешний органный зал должен продолжать работать.
Что же касается митинга, то мне хотелось бы, чтобы он не состоялся. Потому что считаю: этому делу криками «Даешь!» помочь нельзя. Кроме того, я хорошо помню митинговую стихию конца восьмидесятых — начала девяностых годов, когда в ряды честных, порядочных людей, пришедших отстаивать гражданские права, проникали те, кто преследовал свои корыстные личные цели или просто провокаторы. И компрометировали идеи митинга и его участников.
Если же митинг все-таки состоится, я либо не приду на него, либо буду, но не в качестве участника, а как журналист.
А это здание с нелегкой вековой историей я просто люблю как часть моей жизни.
Поделиться

