В Сочи продолжается «Кинотавр». «ЮП» рассказывает о его новых и старых фильмах.

Чтоб Кафку сделать былью и чтобы помнили

Из удивительного: на «Кинотавре» нет пресс-показов. Премьеры для всех общие. По крайней мере, для всех тех, у кого есть аккредитация на фильмы — билеты на сеансы, как я понял, здесь не продают. А вообще «Кинотавр» подкупает в первую очередь своей провинциальностью. Провинциальностью в хорошем смысле этого слова. Здесь все по-серьезному, но как-то еще по-южному непринужденно и расслаблено. Конкурсные фильмы идут в «Зимнем театре». И, скажу я вам, смотреть кино в помещении театра — это какой-то совсем новый культурный опыт. Говоря же о фильмах, надо упомянуть об одном казусном сообщении. Я тут в предыдущем материале жаловался на то, что короткометражка Элины Суни в альманахе «Москва, я люблю тебя!» оказалась слабоватой. Дальше — больше: стало известно, что этой работы не будет в прокатной версии картины, так как создатели посчитали ее самой слабой. Что тут скажешь? Сама виновата — надо было постараться.

Ну а теперь о конкурсе.

«Пропавший без вести» Анны Фенченко (мне, кстати, везет на фильмы с таким названием: в прошлом году на Московском фестивале была лента с таким же наименованием) оказался сдержанным высказыванием на тему того, что кафкианская (читай — абсурдная) модель общества, описанная, в частности, Францем Кафкой в «Процессе», одна из главных бед современной России. Люди куда-то пропадают. Куда? Бог весть. Сиди, не рыпайся и не задавай лишних вопросов — тебе же лучше будет.

Главный герой (Андрей Филиппак) — хоть и седобородый, но не старый программист. Все ждешь, когда он, наконец, выйдет из себя. И, ближе к финалу, это случается. Он выступает с протестом. Но как-то вяло — посредством робкой пощечины. Ну и, конечно, открытый финал, который оставляет чувство какой-то незавершенности. Вроде бы у фильма есть идеи, однако постарайтесь додумать их, ребята, сами.

Про «Кто я?» Клима Шипенко сразу хочется сказать, что Брайаном Сингером у Шипенко получается быть несравнимо лучше, чем Квентином Тарантино. Мне рассказывали, что в прошлом году его «Непрощенные» были чуть ли не единственным конкурсным фильмом, по окончании которого никто не хлопал. Даже ради приличия.

Тут же ему аплодировали, так как в «Кто я?» творческий прогресс режиссера налицо. Скажу больше: это развитие в геометрической прогрессии. И хотя Клим по-прежнему балуется с хронотопом (в «Непрощенных», например, время презрело все законы физики), ему удается сдерживать себя в рамках.

Движущим мотором истории служит амнезия парня по имени Павел (Александр Яценко), задержанного на вокзале с крупной суммой денег нарядом милиции и препровожденного в участок. Там Павел с помощью следователя (Анатолий Белый), психиатра (Сергей Газаров) и журналистки (Виктория Толстоганова) попытается вспомнить кто он.

А вспомнить есть что. Оказывается, у парня был мимолетный роман с героиней Жанны Фриске — актрисой Аней.

В этом жапризовском по духу детективе несколько сюжетных кульбитов и остроумные диалоги (хотя, иной раз, такие же патологические как в «Непрощенных»). Но эта лента интересна не этим. А тем, что в ней сошлись, как лед и пламень в любовном симбиозе (пусть и выдуманном) два совершенно разных пласта искусства: арт-хаус (чьим молодым лицом является Яценко) и поп-культура (чьим лицом давно служит Жанна Фриске).

Из интересных наблюдений (у меня уже давно на сей счет было подозрение, но я его гнал, а тут гнать не получается) Яценко как-то до мурашек похож на покойного Хита Леджера.

Весь цвет копродукции

В «Трудном счастье копродукции» тоже видел два фильма. Причем оба впервые. «Красную палатку» (1969) Михаила Калатозова и «Синюю птицу» (1976) Джорджа Кьюкора. Понятно, что все настоящие киноведы — то есть вгиковские выпускники — знакомы с этими лентами чуть ли не с младенческого возраста, но вы попробуйте войти и в мое положение.

Насколько эмоционально глубоки «Летят журавли» у Калатозова, настолько же, по-моему, у него преднамеренно бесчувственна «Палатка». Она берет этическими компромиссами и моральными выводами, которые в конце произносит персонаж Шона Коннери. С Коннери и его участием в фильме, как рассказал киновед Сергей Леонтьев, вообще связана забавная история. Продюсер картины — великий, без преувеличений, итальянец Дино де Лаурентис — изначально видел на эту роль Лоуренса Оливье, но тот быстро съехал, после того как русские ввели свои танки в Чехословакию. Отказался и Ив Монтан, и еще кто-то из известных. А вот Коннери, поссорившийся из-за денег (говорил, мало платили) с создателями «бондианы» сидел без дела и ждал предложений. Но поскольку создатели «бондианы» не приползли к нему на коленях, умоляя его вернуться, и вообще — нашли ему замену, Шон был вынужден с радостью согласиться на заказ де Лаурентиса.

Про «Синюю птицу» же говорят, что это самая большая конфузия в мировой копродукции. Фильм был снят, когда произошло потепление в советско-американских отношениях. На должность режиссера взяли Джорджа Кьюкора — постановщика таких великих американских фильмов как «Филадельфийская история» и «Газовый свет». На главные роли — Элизабет Тейлор, Джейн Фонду, Аву Гарднер. Однако, когда фильм по пьесе Мориса Метерлинка вышел в свет, он куда-то провалился. Оказался никому не нужен. Превратился в фантома.

У меня на этот счет есть теория. Главная, по-моему, причина того, что «Птица» воспринимается как призрак или что-то нереальное в том, что когда видишь в одном кадре две культурные константы из совершенно разных миров — например, Элизабет Тейлор и Георгия Вицина (он тут играет сахар) — в голове от этого начинается жуткий диссонанс, о котором сразу же хочется забыть и никогда не вспоминать.

Евгений ТКАЧЕВ,
Сочи
МАКСИМ СУХАГУЗОВ (фото)