Эхо блокадной зимы. Она зубами вгрызалась в мерзлую землю в надежде обрести пищу и выжить

28 Января 2015
Эхо блокадной зимы. Она зубами вгрызалась в мерзлую землю в надежде обрести пищу и выжить

Окна дома, где живет Александра Федоровна Садикова (Фролова), выходят на спортзал челябинской школы № 48. Часто смотрит она на стены этой школы. В холодные январские дни 1942 года их, едва живых, вывезенных из блокадного Ленинграда, разместили именно в этом здании

Окна дома, где живет Александра Федоровна Садикова (Фролова), выходят на спортзал челябинской школы № 48. Часто смотрит она на стены этой школы. В холодные январские дни 1942 года их, едва живых, вывезенных из блокадного Ленинграда, разместили именно в этом здании. Все школьные классы были уже заполнены  одними ленинградцами. А их эшелон разместили в спортзале, посыпав пол соломой…

 Взорвали дом

Родилась Александра Федоровна в деревне Бабино Калининской области. Отец у Шуры умер совсем рано, когда ей едва исполнилось семь лет. И тогда семья их  переехала в Ленинград. Брат Василий, который был всего то на два года старше, пошел работать на Кировский завод.

И вот пришла война. Она подошла сразу к Ленинграду. Немцы лупили будь здоров! Уже в сентябрьские дни 1941 года Ленинград оказался в блокаде. Бомбили постоянно. Однажды, когда начался очередной обстрел, они спустились в бомбоубежище. После уже выходят на свет божий, глядят — а дома то их как не бывало! Взорвался дом то! Переселили тогда их в другой район.

И начались страшные дни блокады. Они видели, как горели Бадаевские склады — последняя надежда ленинградцев на право выжить.

Вот тогда то они и поняли, что значит настоящий голод, который был пострашнее бомбежек! В магазинах уже ничего не купить — все продукты подчистили! Помнит Шура, как поначалу умудрялись выскребать где то крохи муки, подмазывали сгустками горчицы — все-таки хоть что то съедобное…

Зубами вгрызались в землю

Но однажды произошло самое страшное: стояла она в очереди за хлебом и у нее выкрали продовольственные карточки. Ее охватил настоящий ужас: как же дальше жить…

— Мама посылала нас на совхозное поле, где мы пытались найти капустные кочерыжки, — вспоминает Александра Федоровна. — Но оказывалось: здесь до нас уже все вырыли из мерзлой земли — ни листочка не осталось! А иногда везло: мы находили вмерзшие в землю рваные кочерыжки. Мы ложились на землю и совсем, как собаки, зубами пытались отгрызть мерзлые куски. При этом в помутненном сознании мысль колеблется: «Надо же еще маме и брату принести…» А достать руками уже было невозможно: уже стояли жуткие холода и все листочки вмерзли глубоко в землю… Хорошо помню, как над совхозными полями низко летали немецкие самолеты и сбрасывали листовки. Там было написано: «Русские матрешки, не ешьте из горчицы лепешки! Сдавайтесь!»

Как говорится, не солоно хлебавши, без добычи возвращались мы в город, где на улицах нас встречали валявшиеся тут и там обледенелые трупы…

С буржуйкой в обнимку

Однажды Василий пришел домой и сообщил, что Кировский завод эвакуируют на Урал, в Челябинск.

К тому времени Шура была настолько истощена, что самостоятельно двигаться уже не могла — до самолета в Ленинграде ее несли на носилках. Потом их посадили в поезд, следовавший на Урал.

Эшелон шел целый месяц. Ехали в холодном, продуваемом вагоне для перевозки скота, в центре которого стояла буржуйка. К ней весь вагон жался и день, и ночь… Но это уже была не такая беда! Всех их, блокадников, понемножку начали откармливать! Вот где была радость! Давали не только хлеб, но даже и полузабытое масло… Правда, ей запрещали давать больше — мог быть заворот кишок. А ее к тому времени уже рвало кровью. Кормили с ложечки. Вот только мыла достать было негде. Между тем у Шуры была еще одна беда — голова у нее вся была изъедена вшами и гнидами. Мама нашла где-то жесткий гребень, на одной из остановок они вышли из вагона. Повыдергивали ей когда то красивые косы. А на снег посыпались затвердевшие и гниющие коросты… Потом всю голову смазали керосином и забинтовали.

Духом сильные дети

В Челябинск приехали в самые холода. Некоторые челябинцы, сами крайне стесненные жилищными условиями, неохотно принимали эвакуированных. Садиковым повезло. Их приютила мама с дочкой Раей, ровесницей Шуры. Жили очень дружно — как одна семья. После войны вышла Рая замуж за блокадника и они оба уехали в Ленинград. Прошло 70 лет, но еще не было недели, чтобы они не переписывались или не перезванивались…

Брат Василий уже работал на ЧТЗ. Вскоре, окончив курсы станочниц, в цех нормалей пришла работать фрезеровщицей и Шура. Постепенно освоила и сверлильный станок. Иным девчонкам было по 13 лет, Шуре было 15. И ей доверили возглавить бригаду имени Зои Космодемьянской. Девчата-подростки были настоящими мастерами-универсалами, перевыполняли норму в несколько раз! Трудились, как тогда говорили, по-стахановски. И свой первый орден — «Знак Почета» — Шура получила в последний год войны, когда ей было всего то девятнадцать лет…

— Сейчас я вспоминаю и удивляюсь: да кто же нас, совсем еще девчонок, начинял такой установкой — так строго, добросовестно работать, бороться за выполнение плана, — удивляется Александра Федоровна. — Я ни разу не слышала, чтобы хоть кто то из нас, когда то произнес: «Я не хочу, устал, болею…» Духом сильные были! А ведь на иных наших девчонок поглядишь: в чем душа держится… Некоторые были так малы ростом, что не дотягивались даже до ручек управления станками — приходилось им ящики или скамеечки ставить…

И узбеки за спиной…

— Да-а, разное вспоминается, — задумывается Александра Федоровна. — Был такой эпизод. Однажды, уже ближе к концу войны, надо было переправить из одного цеха в другой заготовки деталей, из-за которых тормозилась сборка танков. А перевозили мы их на лошадях. И вот с девчонками подводу разгрузили, быстро сладили дело. Глядь — а лошади-то у нас и нет! Что за черт? Всюду искали — как сквозь землю провалилась! Помню, как сильно переживала! Дело мое строго разбирали на заводском парткоме. Писала объяснительные. По законам военного времени очень даже легко могли сурово наказать за такой проступок.

Пожалели молодого бригадира, совсем девчонку. Отделалась она взысканием. И лишь через много лет пришли к Шуре те, кто в тот злополучный день украл лошадь, покаялись… Незлопамятная Шура простила их.

Еще помнит Шура, как по их цеху бродили узбеки в халатах. Тоже эвакуированные.

— Помню, сидим, бывало, в столовой, обедаем вчетвером, и у каждого за спиной стоит узбек, — вспоминает бывший бригадир. — Стоит так, и терпеливо ждет, пока мы пообедаем.  А мы сами голодные, как черти — буквально вылизываем свои тарелочки. И только поставишь на стол тарелку, они — хоп! Через голову хватают ее и тоже начинают вылизывать! Хотя после нас-то они были уже зеркально чистые…

В живых остались трое

Они были первыми не только в Челябинске, но и в стране. Первыми инициаторами создания комсомольско-молодежных бригад. А самой первой стала бригада ее подруги, Анны Пашниной. Следом пошла бригада Василия Гусева. Шура и ее девчонки соревновались с бригадой Анны Пашниной, женской, и, конечно же, бригадой Василия Гусева, мужской. Кстати, Василий — тоже питерский, был токарем механического цеха Кировского завода, с которым осенью 1941 эвакуирован в Челябинск. В годы войны бригада Гусева девять раз становилась победителем в областном соревновании фронтовых бригад, а в конце войны — дважды завоевывала переходящее Красное знамя ЦК ВЛКСМ. И это о нем и о его знаменитой бригаде Никита Богословский написал песню «Василь Васильевич».

И вот с ним то они и соревновались! У Гусева ребята были токаря, а у Шуры — станочницы. На участках стояли доски с показателями, кто и на сколько процентов выполнил план. Да и не на сто, а на 200, а то и 300 процентов! Вот они и бегали друг к другу — подсмотреть, насколько перегнали. Или наоборот, отстали… Иной раз ревели — так было обидно, коль отставали от своих «конкурентов»…

В бригаде Шуры было 15 девчонок и двое мужчин, один из которых долбежник, которого взяли на фронт. Профессия очень сложная. Уже на другой день начальник цеха подошел к ней: «Шурочка, давай осваивай, больше некому, иначе пропадем…».

Иногда они так зарабатывались, что по трое суток не выходили из цеха. Переспят несколько часов в каптерке, и снова  к станку.

После войны Шура часто собирала вместе всю свою девчоночью бригаду. Но сейчас из тех пятнадцати девчушек в живых остались лишь трое…

Редакция «ЮП» благодарит музей ЧТЗ за предоставленные фото.

Читайте также:

К 70-летию Победы. В списках не значился

            К 70-летию Победы.  Прадед и его горящий танк

 К 70-летию Победы. Объектив челябинца запечатлел печи Майданека и предчувствие Победы

В Челябинске живет единственный оставшийся в живых участник парада в Москве 7 ноября 1941 года

           Николая Беха называли заговоренным. 70-летию Победы посвящается

Поделиться

Публикации на тему
Новости   
Спецпроекты