Заметки многодетки. Незастегнутое время писательницы с Урала Марии Солодиловой

Муза — это собака

— Несвобода, — отвечает Мария. — Литература — это внутренняя свобода, рожденная из несвободы внешней. И первое такое ограничение случилось в шесть лет: я целый месяц провела в больнице, где и научилась читать. Родители мои были далеки от литературы, но отец был в своем роде начальником и считал престижным иметь дома книги и «доставать» их через директора книжного магазина.

Дома была отличная по тем временам библиотека, но я, конечно, была записана еще и в городскую, и в школьную. Для меня открылся целый мир, а вот поговорить было не с кем.

— И писать начали с шести лет?

— Ну, нет, конечно. (Смеется.) Со второго класса. Притом это было моей тайной, о которой взрослые едва догадывались. Они и не подозревали, что сочинения продолжаются в ящике стола. Конечно, это были первые опыты, и они были весьма незамысловаты, а вот серьезно я стала писать с пятнадцати лет, когда случилось еще одно смыслообразующее событие, ограничившее меня в пространстве общения: арест отца по обвинению во взятке.

В течение года мы были чем-то вроде «членов семьи врага народа», разумеется, с поправкой на 1993-1994 год. Думаю, этот незадействованный опыт еще пригодится мне в будущем, как раз в это время мое писательство вышло из подполья: первое стихотворение опубликовали в «Миасском рабочем».

Я осмелела настолько, что стала писать сочинение в стихах, пошла работать в заводскую газету «Уральский автомобиль», где для меня выписали пропуск «Ученик корреспондента». Изначально литература шла у меня рука об руку с публицистикой, она без правды не могла существовать. Так родилось стихотворение об уральских немцах. Причем параллельно с написанием соответствующей заметки в городской газете, после которой началась реабилитация уральских немцев. Я писала про забастовку учителей. Умудрилась перед выпускным написать «Открытое письмо учителям 16-й школы». За это письмо брата чуть было не выгнали из школы.

От двоек по алгебре-геометрии я сбегала в Челябу, надеясь, что родственники отведут меня на концерт органной музыки… Хотя я подавала документы в Челябинский университет на факультет журналистики, втайне надеялась на другое: хотела передать свои творческие наработки в Москву, в Литинститут…

— С рыбным обозом?

— Нет, с соседкой-челночницей, бывшей медсестрой. Поступив туда, я обрела, наконец, собратьев по духу, к которым могла бы обратиться так: «О вы, облаянные Музой!». Муза — это собака, облаивавшая всех, кто приходил в бухгалтерию за стипендией.

Где учат на писателя

— Значит, в Челябинске вы не могли бы состояться как писатель?

— В Челябинске вряд ли. А Литинститут, единственный на весь бывший Союз, где «учат на писателя», отличался особой атмосферой. Мы могли, например, увидев объявление о присуждении кому-то из преподавателей ученой степени, слегка подправить его, чтобы читалось так: «О присуждении ВАКХОМ» (поверьте, без Вакха ни одно присуждение ученой степени не обходилось).

Каждое занятие было в той или иной мере творчеством: мы составляли на старославянском «Рассказ опоздавшего студента», мы писали массу интереснейших работ в качестве курсовых… Для посещения театров можно было взять записку от ректора: мол, по сложившейся традиции, студенты посещают спектакли бесплатно, так что пропустите подателей сего… С Театром на Таганке, кстати, этот номер не сработал, пришлось нам с будущим мужем устремиться вслед за вгиковцами — «вгикнуть» от пожилой билетерши, чтобы половину спектакля простоять…

Состояться же как писатель я в студенческие годы не могла, лишь нарабатывала то, о чем впоследствии стала писать. Мои однокурсники часто подрабатывали переводами любовных романов и детективов, тогда за это платили неплохие деньги, и удивлялись, когда я отказывалась от такой подработки. Но я решила зарабатывать деньги иначе, устроилась в ТЮЗ уборщицей, потому что знала: промышляющие подобной литподенщиной жалуются, что в голове крутятся одни и те же слова, одни и те же сюжеты. Мне моя внутренняя суть была дороже…

— Итак, я понял, что двадцатидвухлетнего гения, размахивающего первой книжкой, в вашем случае не получилось, но на сегодняшний день у вас вышли три книги прозы. Расскажите о первой. Как она писалась, и вообще, откуда приходят сюжеты?

— Я вышла замуж на пятом курсе, и диплом получала на пятом месяце беременности первенцем. В мою дипломную работу вошли статьи о русском символизме и рассказ «Крышка» о поисках пугачевского клада. В творчестве наметились две темы — московская и уральская, но разделение это нечеткое, ведь, случается, сюжеты вызревают годами!

Основой для рассказа «Телевизор» послужило происшествие в общежитии Литинститута, рассказанное однокурсником. Следом шли уральские рассказы «Остров Веры» и «По грибы», а параллельно писалась повесть «Незастегнутое время» на московский сюжет, во многом автобиографическая.

Я опять оказалась ограничена в пространстве. Дело в том, что мое юношеское «диссидентство» теперь проявлялось иначе: мы стали многодетными родителями, у нас родилось девять детей, это позволило смотреть поверх шаблонов, поверх барьеров, видеть то, чего не замечают другие. Первую книгу я выпустила в 2010 году, а вот оконченной тогда же любовной повести пришлось ждать воплощения в материальном виде еще шесть лет…

«На газики», «на зубы»…

— Как можно писать с таким количеством детей? Как вообще не сойти с ума от вороха забот: одеть, накормить… Не было мыслей как-то облегчить себе жизнь?

— Накормить… Надеюсь, вы не думаете, что они все сидят вокруг стола, и я каждого кормлю с ложечки? (Улыбается.)

Старший сын, например, недавно ездил в Европу с друзьями (заработал денег репетиторством). Его же можно послать встретить Натальку с танцев поздним вечером или за младшими в детсад, если я вдруг не успеваю.

А что касается «облегчить себе жизнь» — ну, например, я детей не купаю, это делают старшие, потому что вдвоем-втроем мыться веселее!

Вечернее чтение — обыкновение в нашей семье, но обычно читает папа, ведь я укладываю младших: сперва грудничка, потом годовасика, потом двухлетку… Знаете, сколько мыслей приходит во время вечернего кормления? Да и ночные пробуждения «на газики», «на зубы» — это как раз активизация ночного, нерационального, фантазийного сознания, самое то для писателя!

Не так давно, когда мы не могли найти дисков с колыбельными, муж включал сборник колыбельных на телефоне. Песня, которую я не слышала раньше, меня поразила. Строчка «кто-то хитрый и большой наблюдает за тобой» стала обрастать сюжетными черточками, и, надеюсь, еще вызреет в новый рассказ.

Кстати, в современной литературе я не единственный многодетный автор, достаточно вспомнить Дмитрия Емеца, автора книг «Бунт пупсиков», «Шныр», отца семерых детей, Марию Герус, мать пятерых детей, автора фантастической книги «Крылья», из которой каждый черпает что-то свое — и взрослый, и подросток.



Осознать свою «инаковость»

— Хорошо, сформулирую вопрос иначе: чему вас научили дети? Ведь они у вас читающие, что редкость в наше время. И если не дети, то что именно мешает творчеству?

— Действительно, стереотипы о том, что мать может научиться разве что манную кашу без комочков варить, пора развенчивать. После того как я пережила лечение антибиотиками в четвертой и шестой беременности, а после и лечение родовых травм вследствие этого, я стала иначе смотреть на цивилизацию, ее ценности и методы — ни больше, ни меньше.

Я приобрела будто бы стереоскопическое зрение — вглубь себя, в прошлое, и через детей — в будущее. Пожалуй, этот опыт был необходим мне даже больше, чем незаконченное второе высшее в ПСТГУ, хотя и это помогло мне осознать свою инаковость, свои вопросы миру. Время от времени я публикую эссе (очень люблю этот свободный жанр) на литературные темы, но всегда остается недосказанное, и эти мысли уходят в нечто под рабочим названием «Ночник», который я когда-нибудь надеюсь доработать и опубликовать.

А мешает творчеству… Отчасти, пожалуй, работа (с пятого ребенка я вынуждена заниматься корректурой). Это создает определенные трудности, но и дарит новые сюжеты. Например, рассказ «Барамин», втиснутый в мою вторую книгу, родился за работой над «августовским педсоветом» в одном образовательном издательстве.

Или вот 2014-2015 годы… Они многих стронули со своих мест, в том числе и меня: я писала статьи на СВПРЕССе, тащила гуманитарку для Донбасса, пыталась решить какие-то иные вопросы…Тогда я вынуждена была общаться со многими людьми, что для меня очень трудно. Но эти внешние обстоятельства заставили меня уйти в свою сказку, в мои девяностые, где все тихо и понятно. Окончательно созрел сюжет «Театральной сказки». Прототипом для Тави послужила одна из моих дочерей, я показала Москву глазами мамы и глазами ребенка.

«От дела лытаешь»?

— Сегодня у меня шесть с половиной читающих детей, и мне очень сложно сформулировать все, что они мне дали, — признается Мария. — Во-первых, переосмысление школьной программы по гуманитарным предметам. Например, в учебнике седьмого класса помещен рассказ Николая Носова «Кукла». Я знала его и ранее, но впервые задумалась о том, откуда берутся «детские» писатели, ведь «Кукла» — это фактически рассказ об оккупации… Во-вторых, пришло понимание, что в многодетной семье куда меньше барьеров для общения, чем на той же детской площадке. Я вспоминаю, как пятеро старших учили Илюху хлопать в ладоши, но долго переживала, что он не любит читать, пока не увидела среднюю троицу на моей постели с миской сухарей за чтением библиотечных книг...

— Весело, наверно, было спать после этого…

— Ну, большую часть удалось стряхнуть… (Улыбается.) А помните, как спрашивают героя сказки? «Дело пытаешь аль от дела лытаешь»? Вот если от дела лытать, получается плутовской роман, во всяком случае легкая литература, а если «дело пытаешь» — как раз то, что надо.

— Вспоминается еще пресловутый камень с надписью «Направо пойдешь…»

— Да-да, и это тоже.

— Есть ли в семье любимая книга? Что читаете из современной литературы?

— Любимой книги, пожалуй, нет, но мы устраиваем литературные вечера на различные темы, что-то читаем и обсуждаем. А из современной литературы я знаю немногое. Могу отметить роман Гузель Яхиной «Дети мои», он написан гораздо лучше первого. С мужем читали «Тобол» (да и как можно иначе, если с детства сидит: Миасс — в Тобол, Тобол — в Иртыш, Иртыш — в Обь, Обь — в Карское море?). Но в последнее время стала замечать, что, обжегшись на разрекламированных новинках, чаще выбираю зарубежную литературу.

— Мария, чем сейчас занимаетесь, о чем мечтаете?

— Мечтаю запустить свой сайт, готовлюсь третью книгу издать в аудиоварианте. Но больше всего хотелось бы увидеть «Театральную сказку» на экране, мне кажется, именно эта вещь станет настоящим семейным фильмом. Или мультфильмом, если этим займется живущий в Ярославле Александр Петров. А пока что с Танюшкой ходим на курсы верстки по субботам. Очень мне сложно даются эти технические вещи, но я надеюсь, что это поможет удешевить переиздание третьей книги в бумажном виде.



Досье «ЮП»

Солодилова Мария Николаевна родилась 15 декабря 1977 года в Миассе. После окончания школы приехала в Москву. 1994-1995 годы – журналистика в газетах «Миасский рабочий» и «Уральский автомобиль». Затем учеба в Литинституте им. А.М. Горького. Автор рассказов «Крышка», «Насильник», «Катерина Бернгардт», вышедших отдельной книгой в московском издательстве «Интеллект-центр» в 2010 году под общим названием «Остров Веры». В 2012 году вышла вторая книга «Незастегнутое время». В 2018 году издана книга рассказов под общим названием «Театральная сказка», готовится аудиовариант.