Вайда и марюна для краски. Некоторые детали быта жителей Южного Урала 18 века в описании академика Петра Палласа

 Начало в № 23.

Я упоминал в предыдущей статье, что однажды они приехали в Таймасову деревню, стоявшую на реке Миасс, недалеко от озера Аргази. Здесь Паллас обратил внимание на устройство печи, которая представляла собой довольно сложное многофункциональное устройство.

Кожа в кислом молоке

«Почти в каждом дому были маленькие, круглые в земле выкладенные, с открытым посередке сводом, печи, имеющие по сторонам горизонтальные, в полтора аршина (т. е. около 1 метра — Г. С.) длиною трубы». На концах этих горизонтальных труб имелись отверстия для выхода дыма, а над этими отверстиями устанавливались трубы, сделанные из выдолбленных внутри сосновых стволов. Длина труб  более двух метров. Эти трубы служили своеобразными коптильнями для овчинных шкур и коровьих и конских кож. Башкиры сначала вымачивали шкуры в кислом молоке, затем, очевидно, разминали и отчищали внутреннюю поверхность, а потом развешивали внутри этих деревянных труб на перекладинах. Обработка дымом использовалась вместо привычного для русских дубления.

Как писал Паллас: «сим средством становятся они к дождю и всякой мокроте не только терпеливее, но и на войной (наружной — Г. С.) стороне от дыму получают изрядной желтый цвет». Устройство этой печи-коптильни показано на рисунке. Кстати, это чуть ли не единственный рисунок Палласа, на котором, хоть и не полностью, изображен башкирский дом. Можно предположить, что это один из домов деревни Таймасовой. Единственное, что его внешне отличает от русских домов, это довольно тонкие бревна, из которых он срублен. Еще, пожалуй, отсутствие крыльца. Хотя сложно уверенно сказать, были ли крыльца обычным явлением в русских избах того времени.

Монеты для украшения

В окрестностях села Щелкун Паллас увидел красильню и записал (очевидно, со слов местных жителей) любопытный сюжет: «Женщины красят шерстяные нитки в темно-желтую, но бегучую краску, употребляя к тому березовую кору, которую, ободрав сперва бересту, варят в воде. Из оной шерсти все Сибирские женщины ткут себе сарафаны; краска, взятая к сему из коры, называется дуб, а потому и свои сарафаны в Сибири называют дубас, или дубасы».

Относительно башкирского костюма путешественник отметил: «Убранство башкирских женщин на сей (восточной — Г. С.) стороне Урала гораздо пригожее против обыкновенной Башкирок одежды, и имеет многия украшении… Сарафан из полотна, вышитой на воротнике и на рукавах, мелкими серебряными деньгами усаженная шапка (Чатбау), которую оне надевают поверх покрывала (Тастар), и под бородою повязывают ремешком, маленькая, наверху покрывала несколькими пуговицами, а на стороне около щеки висящею коралловою цепкою укрепленная круглая завеса (Тювя), которыя широкий хвост как лопасть на спине висит, и наконец, находящийся под бородою нагрудник (сакал), все точно так, как у прочих Башкирок… Однакож широкое и спереди через плечо, как будто орден висящее украшение отчасти из мелких денег, а от части из коральков (мелких кораллов — Г. С.) состоящее, и разными бездельными мелочами увешанное у других Башкирок, коих я досель видел, необыкновенно. Здесь женщины чрез целой день от утра до вечера оное носят и всякую работу… в оном справляют… Оне сию часть своего украшения называют дилбуга, так как вожжи, коими лошадей управляют». Костюм башкирской женщины также показан на рисунке Палласа.

Крестьянские хмель и конопля

Весной 1771 года, после зимовки в Челябинске, Паллас направился дальше в Сибирь. В своих итоговых описаниях Исетской провинции он дал довольно подробную характеристику местного земледелия: «Сверх изящнаго хлеборода, коим провинция сия благословенна, произрастает обыкновенный, толщиною часто на локоть находимый, чернозем не токмо всюду прекраснейшую траву, но и подает удобность к разведению садов. Всякое обыкновенное огородное растение родится лучшим образом, а особливо белая репа, которая удивительной величины бывает.

Нерадение здешних крестьян причиною, что оне о других растениях кроме просто капусты, репы и моркови не заботятся, а для таких, кои требуют теплого климата, провинция сия неудобна, по тому, что даже и южных оныя частях, как например на Уйской линии, арбузы не только не созревают, но остаются весьма малы. Хмелю сеют здесь весьма мало, по тому, что растущим в великом множестве на Уральском хребте диким хмелем изобильно запасаются; равно льну и конопля сеют крестьяне только для своей потребы, поелику им некуды онаго продавать… дикорастущая по всей степи садовая земляника и степныя вишни, подают великую надежду к разведению всех умеренной климат любящих растений, и к произрастанию всяких овоще, табаку, ныне только некоторыми казаками под Чебаркулем разводимого, вайды и марюны, для которых здешняя земля весьма была бы изящна».

Этому тексту нет и двух с половиной веков, но многое, в нем написанное, не совсем понятно многим современным читателям. Поэтому выступлю в роли комментатора.

В самом конце цитаты упоминаются «вайда и марюна». Вайда, это растение, которое в ту пору разводили в Европе для получения синей краски. А «марюна», это скорее всего, «марена красильная», которую использовали для получения красной краски. Насчет льна, думаю, все понятно — это источник растительных волокон, из которых затем ткали холст.

А вот насчет того, зачем крестьяне высаживали коноплю, у нынешнего читателя сразу «корректного» объяснения может не возникнуть. Тем не менее, конопля в России XVIII, да и XIX века одна из самых распространенных культур. Из семян конопли получали растительное масло, а само растение можно было использовать для получения растительных волокон. Подсолнечное масло начали производить только в 1830-х годах и оно далеко не сразу обрело всеобщее признание. А до этого времени конопляное масло в России использовалось так же широко, как сегодня подсолнечное.

Ну и насчет хмеля. В те времена дрожжами в лавках не торговали. Для приготовления самых разных продуктов, получаемых в результате брожения, от хлебного теста до кваса и браги, использовали хмель. Благодаря использованию хмеля для приготовления спиртных напитков в русском языке появилось понятие «хмельное». Изначально это слово обозначало напиток, приготовленный с использованием хмеля, а позже стал просто синонимом слова «спиртное».

Сады расцвели в XX веке

Петр Симон Паллас видел большие перспективы развития земледелия в Южном Зауралье. В значительной степени его ожидания оправдались. Сады, которых в XVIII веке Паллас практически не встречал в наших местах, спустя столетие уже не были диковинкой. Хотя «расцвет» садов приходится, конечно, на XX век. И арбузы у нас потом выращивали. Еще в середине XX века сохранялись бахчи при некоторых казачьих станицах, при татарских и башкирских селах Курганской области. Арбузы были некрупные, но вполне вызревали.

И о звероловстве. «…Башкирцы и Татары ловят довольно… куниц, кои в доброте весьма редко с уфимскими ровняются, также простых лисиц и волков в мирное время с Киргисцами (казахами — Г. С.) ходят многие из сих промышленников… в пустыя степи до самаго Тобола и Ишима и возвращаются обычно с богатою добычею, состоящею обычно в корсаках (степная лисица, более мелкая и светлая, по сравнению с обычной — Г. С.), лисицах, волках, бобрах и выдрах… В Исетской провинции ловят также довольно горностаев изрядной величины… В мое время поймали Татары недалеко от Челябинска соболя, коего однакож за весьма великую редкость почитали».

        Читайте также: Каким видели Южный Урал ученые в географических экспедициях в XVIII - XIX веках