Куда пропал мифический клад троицкого купца
1 Июля 2019
Фото: предоставлены автором
Присланная генералом от разведки в Троицк фотография может пролить свет на таинственную историю столетней давности.
Дневники, воспоминания для краеведа так же ценны, как и ненарушенный инвентарь для археолога. Поэтому и те, и другие безумно рады именно таким находкам. Так и с мемуарами Галины Кулагиной, троичанки, ставшей известным уральским историком, педагогом-методистом. Впрочем, в этой детективной истории еще неизвестно, кто кого искал...
Тот самый сундук с золотом?
Материал этот мне передала коллега из ЮУрГУ, кандидат исторических наук Юлия Хмелевская. Полностью воспоминания Галины Кулагиной хранятся у Изабеллы Огоновской, которая намерена на их основе написать книгу. Поэтому я использовал лишь детские (троицкие) воспоминания нашей героини.
А началась эта история весной 2014 года, когда в троицкой газете «Вперед» была напечатана моя заметка «Сундук с золотом в центре города. Где искать клад купца Шайдурова». В ней рассказывалось о мифическом кладе, зарытом еще до революции троицким купцом Михаилом Шайдуровым в своем амбаре, что в Моховом переулке (ныне улица имени Летягина).
Материал был написан на основе следственного дела за 1929 год, выписки из которого передала мне коллега, историк Елена Королева. И, как историки, мы тогда расценили эти сведения как некий курьез из практики тогдашнего ОГПУ и благополучно забыли про этого, относительно малоизвестного троицкого предпринимателя. Но уже вскоре купец начал регулярно напоминать о себе…
Через год пришло письмо от генерала Владимира Завершинского из Москвы. Напомним, что Владимир Иванович, кроме того, что является крупнейшим деятелем советских и российских разведывательных спецслужб, он еще и наш земляк (родился в поселке Тарутино). Увлекается историей, является автором многих публикаций о родном крае.
Именно он и презентовал троицкому краеведческому музею уникальное дореволюционное фото двух молодых женщин. Судя по его паспартỳ, сделано оно было в троицком ателье Зенона Пржелясковского. Надпись на обороте гласила: «Дорогому брату Григорию Михайловичу Шайдурову. Февраля 2-го 1905 г.».
Затем пришло еще фото, сделанное в Казани, в фотосалоне Анастасии Мухиной: «Дарю на добрую память любищуму брату Грише и Саше Шайдуровым от П.М. Шайдурова 20 октября 1906» (орфография сохранена. — Прим. авт.). Почему-то хочется думать, что дарителем являлся гармонист с унтер-офицерскими погонами Шайдуров Павел Михайлович, которому в том году как раз исполнилось 25 лет. Это брат тех самых сестер, снявшихся годом ранее в Троицке.
Адресат же обоих посвящений — старший брат авторов, Григорий (родился в 1870 году). Юлия Хмелевская прислала отрывки из воспоминаний нашей выдающейся землячки, талантливого педагога и ученого Галины Кулагиной (1913, Троицк — 2008, Екатеринбург).
Автору довелось в свое время принять участие в работе конференции, посвященной 100-летию со дня рождения Галины Кулагиной. Но я и представить не мог, что вновь столкнусь с ее биографией и воспоминаниями о Троицке 20-х годов.
А за окном красные и белые
Самым удивительным стало то, что «основатель клада» Г.М. Шайдуров, с которого и начался рассказ, оказался старшим братом родной бабушки (или дядей матери) Галины Кулагиной. Вот что она вспоминала: «Мой дед, Василий Васильевич Аксарин, был единственным сыном Василия (отчество его никто не помнит!) и Ольги Алексеевны Аксариных. Когда мать с сыном появились в Троицке, никто из родных не помнит. Об отце его, бывшем «николаевском солдате» (служил 25 лет), известно только, что женился уже немолодым человеком, видимо, в конце реформы, так как дед мой родился в 1861 году (по документам). Из тех же источников известно, что дед со своей матерью вначале жили в Троицке на квартире. Свой дом у него появился уже много позже, когда пошло «дело».
Этот дом, собственно, два дома, лавка и два флигеля во дворе с сараем, конюшней и др. надворными постройками на ул. Октябрьской (быв. Оренбургской) под № 64, уже хорошо помню и я, так как в нем мы жили до 1925 года. Дом наш, будучи угловым, выходил частью окон на т.н. Казачий отдел. Не знаю, где и как происходила смена власти в городе, но здесь, в помещении Казачьего отдела, сменялись красные и белые. Нам не разрешали пялиться в окна, но кое-что зацеплялось и оставалось в детской памяти. В моем детском представлении красные (кстати, я приставала к маме с вопросом, почему они «красные», а ответа не получала) очень проигрывали белым, у которых были добротные кони, полушубки, папахи, шашки и выправка. Слово «большевики», когда они окончательно утвердились в городе, меня разочаровало, показалось обманным, так как из окна были видны обыкновенные (отнюдь не большие!), уставшие, грязные, плохо одетые люди. Когда я поделилась своими впечатлениями с мамой, она испуганно заплакала, пообещав «вздуть»…
В те года, когда мы жили в доме деда, он не имел «дела» ни в прямом, ни в переносном смысле. Сам вел свое незаурядное хозяйство… Дед гордился своими цветами, тратил на них уйму времени. Да и куда его было тратить? Книг в его доме не было. Картами он не баловался. В церковь не ходил. Ни с кем не гостился… Женился он, видимо, к двадцати годам, когда еще никакого «дела» у него не было. Надо полагать, что за бабушкой Любовью Михайловной Шайдуровой (старшей из шести детей) он получил приличное приданое (вполне возможно, что старшая из сестер на фотографии — с жемчужной нитью, сидящая в кресле, и есть Л.М. Шайдурова. — Прим. авт.). У тех «дело» было. Не то мельница своя, не то капитал. В архивах, наверное, есть эта фамилия среди людей оборотистых, наживавшихся на покупке и перепродаже больших партий хлеба, но я так и не удосужилась за всю свою жизнь покопаться в документах.
(Сведения о начале бизнеса Г. Шайдурова удалось найти в справочнике «Вся Россия. Адрес-календарь Российской империи. СПб.: Издание А.С Суворина, 1902 г.», где на стр. 1220 указано, что «Шайдуров Григ. Мих. торгует на Ниж. базаре солью». А вот в «Уральском торгово-промышленном календаре» уже за 1914 год, в разделе «Хлеб», первым из троичан-хлеботорговцев идет «Аксарин Василий Васильевич», предпоследним, перед Яушевыми, — Григорий Михайлович Шайдуров. Так, что припрятывать ему было что. — Прим. авт.). Судя по отдельным замечаниям, молодожены как-то были связаны с «делом» Шайдуровых, но отец бабушки вскоре умер, а сыновья не сумели приумножить его капиталы…» Впрочем, это не спасло их позднее от репрессий.
В годовалом возрасте маленькая Галя потеряла отца, который скоропостижно скончался «от разрыва сердца» 1 августа 1914 года. Ее овдовевшая мама была вынуждена вернуться к своему отцу (В.В. Аксарину) и зарабатывать на жизнь швейным делом. В 30-х годах это сохранило Галину Александровну от многих проблем, поскольку в ее анкете в графе «соц. происхождение» имелась запись: «кустарь-одиночка без посторонней помощи».
Нравы Троицка
Благодаря своему сиротству она смогла закончить единственную в городе школу II ступени (среднюю), потом вуз и стать известным человеком.
Воспоминания Кулагиной в целом ценны, как рассказ о морально-нравственной атмосфере города прежде всего в области этно-конфессиональных отношений. Это касалось не только городских богатеев, у которых всегда были общие дела и приятельство. По воспоминаниям старожилов, толерантность и взаимопонимание проявляли и простые горожане.
Вот лишь маленький пример религиозного взаимоуважения — там, где русские и татары жили рядом. В дни больших праздников (а до революции почти все они были религиозными) соседи старались не вести шумных или грязных работ (стучать топорами, дубить кожи и т.п.) и даже запрещали женщинам выливать (такой уж у всех у нас, троичан, был обычай) на улицу помои или грязную после стирки воду... Зато дети, невзирая на свои вероисповедания, совместно катали в Пасху яйца, играли в бабки, варили «карга боткасы» («грачиную кашу») и гурьбой ходили по соседям на Рождество и Ураза-байрам, собирая конфеты, пряники и медные копейки. Даже подростковые компании строились и конфликтовали не по национальному, а по территориальному признаку. Об этом свидетельствуют воспоминания советского писателя Атиллы Расиха (внука знаменитого ишана Зайнуллы Расулева), которому в юности пришлось переехать из Троицка в Казань и на себе испытать разницу нравов в обоих городах... Он пишет, что, прожив в Троицке 12 лет, никогда не слышал ни одного грубого слова или оскорбительного прозвища, касавшихся его национальности…
Не правда ли, убедительный аргумент для тех, кто сегодня не верит в то, что до революции мусульмане и православные жили во взаимоуважении и мирном сотрудничестве?
Тот самый сундук с золотом?
Материал этот мне передала коллега из ЮУрГУ, кандидат исторических наук Юлия Хмелевская. Полностью воспоминания Галины Кулагиной хранятся у Изабеллы Огоновской, которая намерена на их основе написать книгу. Поэтому я использовал лишь детские (троицкие) воспоминания нашей героини.
А началась эта история весной 2014 года, когда в троицкой газете «Вперед» была напечатана моя заметка «Сундук с золотом в центре города. Где искать клад купца Шайдурова». В ней рассказывалось о мифическом кладе, зарытом еще до революции троицким купцом Михаилом Шайдуровым в своем амбаре, что в Моховом переулке (ныне улица имени Летягина).
Материал был написан на основе следственного дела за 1929 год, выписки из которого передала мне коллега, историк Елена Королева. И, как историки, мы тогда расценили эти сведения как некий курьез из практики тогдашнего ОГПУ и благополучно забыли про этого, относительно малоизвестного троицкого предпринимателя. Но уже вскоре купец начал регулярно напоминать о себе…
Через год пришло письмо от генерала Владимира Завершинского из Москвы. Напомним, что Владимир Иванович, кроме того, что является крупнейшим деятелем советских и российских разведывательных спецслужб, он еще и наш земляк (родился в поселке Тарутино). Увлекается историей, является автором многих публикаций о родном крае.
Именно он и презентовал троицкому краеведческому музею уникальное дореволюционное фото двух молодых женщин. Судя по его паспартỳ, сделано оно было в троицком ателье Зенона Пржелясковского. Надпись на обороте гласила: «Дорогому брату Григорию Михайловичу Шайдурову. Февраля 2-го 1905 г.». Затем пришло еще фото, сделанное в Казани, в фотосалоне Анастасии Мухиной: «Дарю на добрую память любищуму брату Грише и Саше Шайдуровым от П.М. Шайдурова 20 октября 1906» (орфография сохранена. — Прим. авт.). Почему-то хочется думать, что дарителем являлся гармонист с унтер-офицерскими погонами Шайдуров Павел Михайлович, которому в том году как раз исполнилось 25 лет. Это брат тех самых сестер, снявшихся годом ранее в Троицке.
Адресат же обоих посвящений — старший брат авторов, Григорий (родился в 1870 году). Юлия Хмелевская прислала отрывки из воспоминаний нашей выдающейся землячки, талантливого педагога и ученого Галины Кулагиной (1913, Троицк — 2008, Екатеринбург).
Автору довелось в свое время принять участие в работе конференции, посвященной 100-летию со дня рождения Галины Кулагиной. Но я и представить не мог, что вновь столкнусь с ее биографией и воспоминаниями о Троицке 20-х годов.
А за окном красные и белые
Самым удивительным стало то, что «основатель клада» Г.М. Шайдуров, с которого и начался рассказ, оказался старшим братом родной бабушки (или дядей матери) Галины Кулагиной. Вот что она вспоминала: «Мой дед, Василий Васильевич Аксарин, был единственным сыном Василия (отчество его никто не помнит!) и Ольги Алексеевны Аксариных. Когда мать с сыном появились в Троицке, никто из родных не помнит. Об отце его, бывшем «николаевском солдате» (служил 25 лет), известно только, что женился уже немолодым человеком, видимо, в конце реформы, так как дед мой родился в 1861 году (по документам). Из тех же источников известно, что дед со своей матерью вначале жили в Троицке на квартире. Свой дом у него появился уже много позже, когда пошло «дело».
Этот дом, собственно, два дома, лавка и два флигеля во дворе с сараем, конюшней и др. надворными постройками на ул. Октябрьской (быв. Оренбургской) под № 64, уже хорошо помню и я, так как в нем мы жили до 1925 года. Дом наш, будучи угловым, выходил частью окон на т.н. Казачий отдел. Не знаю, где и как происходила смена власти в городе, но здесь, в помещении Казачьего отдела, сменялись красные и белые. Нам не разрешали пялиться в окна, но кое-что зацеплялось и оставалось в детской памяти. В моем детском представлении красные (кстати, я приставала к маме с вопросом, почему они «красные», а ответа не получала) очень проигрывали белым, у которых были добротные кони, полушубки, папахи, шашки и выправка. Слово «большевики», когда они окончательно утвердились в городе, меня разочаровало, показалось обманным, так как из окна были видны обыкновенные (отнюдь не большие!), уставшие, грязные, плохо одетые люди. Когда я поделилась своими впечатлениями с мамой, она испуганно заплакала, пообещав «вздуть»…
В те года, когда мы жили в доме деда, он не имел «дела» ни в прямом, ни в переносном смысле. Сам вел свое незаурядное хозяйство… Дед гордился своими цветами, тратил на них уйму времени. Да и куда его было тратить? Книг в его доме не было. Картами он не баловался. В церковь не ходил. Ни с кем не гостился… Женился он, видимо, к двадцати годам, когда еще никакого «дела» у него не было. Надо полагать, что за бабушкой Любовью Михайловной Шайдуровой (старшей из шести детей) он получил приличное приданое (вполне возможно, что старшая из сестер на фотографии — с жемчужной нитью, сидящая в кресле, и есть Л.М. Шайдурова. — Прим. авт.). У тех «дело» было. Не то мельница своя, не то капитал. В архивах, наверное, есть эта фамилия среди людей оборотистых, наживавшихся на покупке и перепродаже больших партий хлеба, но я так и не удосужилась за всю свою жизнь покопаться в документах.
(Сведения о начале бизнеса Г. Шайдурова удалось найти в справочнике «Вся Россия. Адрес-календарь Российской империи. СПб.: Издание А.С Суворина, 1902 г.», где на стр. 1220 указано, что «Шайдуров Григ. Мих. торгует на Ниж. базаре солью». А вот в «Уральском торгово-промышленном календаре» уже за 1914 год, в разделе «Хлеб», первым из троичан-хлеботорговцев идет «Аксарин Василий Васильевич», предпоследним, перед Яушевыми, — Григорий Михайлович Шайдуров. Так, что припрятывать ему было что. — Прим. авт.). Судя по отдельным замечаниям, молодожены как-то были связаны с «делом» Шайдуровых, но отец бабушки вскоре умер, а сыновья не сумели приумножить его капиталы…» Впрочем, это не спасло их позднее от репрессий.
В годовалом возрасте маленькая Галя потеряла отца, который скоропостижно скончался «от разрыва сердца» 1 августа 1914 года. Ее овдовевшая мама была вынуждена вернуться к своему отцу (В.В. Аксарину) и зарабатывать на жизнь швейным делом. В 30-х годах это сохранило Галину Александровну от многих проблем, поскольку в ее анкете в графе «соц. происхождение» имелась запись: «кустарь-одиночка без посторонней помощи».
Нравы Троицка
Благодаря своему сиротству она смогла закончить единственную в городе школу II ступени (среднюю), потом вуз и стать известным человеком.
Воспоминания Кулагиной в целом ценны, как рассказ о морально-нравственной атмосфере города прежде всего в области этно-конфессиональных отношений. Это касалось не только городских богатеев, у которых всегда были общие дела и приятельство. По воспоминаниям старожилов, толерантность и взаимопонимание проявляли и простые горожане.
Вот лишь маленький пример религиозного взаимоуважения — там, где русские и татары жили рядом. В дни больших праздников (а до революции почти все они были религиозными) соседи старались не вести шумных или грязных работ (стучать топорами, дубить кожи и т.п.) и даже запрещали женщинам выливать (такой уж у всех у нас, троичан, был обычай) на улицу помои или грязную после стирки воду... Зато дети, невзирая на свои вероисповедания, совместно катали в Пасху яйца, играли в бабки, варили «карга боткасы» («грачиную кашу») и гурьбой ходили по соседям на Рождество и Ураза-байрам, собирая конфеты, пряники и медные копейки. Даже подростковые компании строились и конфликтовали не по национальному, а по территориальному признаку. Об этом свидетельствуют воспоминания советского писателя Атиллы Расиха (внука знаменитого ишана Зайнуллы Расулева), которому в юности пришлось переехать из Троицка в Казань и на себе испытать разницу нравов в обоих городах... Он пишет, что, прожив в Троицке 12 лет, никогда не слышал ни одного грубого слова или оскорбительного прозвища, касавшихся его национальности…
Не правда ли, убедительный аргумент для тех, кто сегодня не верит в то, что до революции мусульмане и православные жили во взаимоуважении и мирном сотрудничестве?
Поделиться
