От реабилитации к развитию

Ученые дают новую оценку ситуации на «загрязненных» территориях области

На минувшей неделе в Челябинске прошла международная конференция «Опыт минимизации последствий аварии 1957 года». Такие научные форумы проводятся каждые пять лет и собирают всех, кто профессионально занимается изучением последствий аварии, произошедшей на ПО «Маяк» 29 сентября 1957 года.

Сегодня наш корреспондент беседует с автором одного из ключевых докладов конференции, руководителем совместного Научно-образовательного центра Института экономики УрО РАН и ЧелГУ Сергеем Гордеевым.

Информационная небрежность

— Сергей Сергеевич, ваш доклад на конференции назывался «От реабилитации к развитию». Значит ли это, что задачи реабилитации «загрязненных территорий» Челябинской области уже в основном решены?

— Сразу скажу, что дискуссия на конференции вышла за рамки опыта реабилитации последствий аварии 1957 года. Многие выступления касались большого числа других аспектов работы атомной индустрии в целом. Здесь для широкой общественности все еще много неясного, неизвестного, а неизвестность, как мы знаем, страшит больше всего.

Некоторые проблемы последствий аварии, прежде всего  медико-биологического характера, исследованы уже детально, причем в рамках международного сотрудничества. Это понятно, так как изучались они непрерывно, начиная с 1957 года.

Существенно больше вопросов в области социальной защиты пострадавших и компенсаций, и это тоже понятно. Сама авария была рассекречена лишь спустя 30 лет, в 1989 году. Замечу, что мировая практика не знает опыта абсолютно корректного решения таких проблем спустя более чем полвека. Предъявлять иски Сталину, Берии и уже несуществующему СССР можно лишь теоретически. Здесь в любом случае неизбежен компромисс, который все равно кого-то не будет устраивать. Отсюда порой излишние страсти.

Однако есть вопросы, которые только начинают выходить на первый план. Уже понятно, что хуже всего проработаны экономика: проблемы и ее перспективы.

— Вы имеете в виду экономическое развитие «загрязненных» территорий? Но они же «закрыты», какое там может быть развитие, какие экономические перспективы?

— В том-то и дело, что это устаревший подход, который всех нас, живущих в Челябинской области, никак не может устраивать.

В результате аварии 1957 года было выведено в санитарно-охранную зону 59 тыс. га (более 28 тыс. га сельскохозяйственных угодий, в том числе: пашни — около 19 тыс., пастбищ — почти 3 тыс., сенокосов — более 5 тыс. га). Большая часть отчужденных земель (82 % или 41 тыс. га ) к 1982 году уже были возвращены для хозяйственного использования. Однако между формальным «возвратом в оборот» и эффективным использованием этих прежде перспективных земель есть большая разница. Сейчас возникает вопрос: при каких условиях эти земли могут быть эффективно использованы в условиях рынка?

Ведь даже статус Восточно-Уральского заповедника для изучения природы и медико-биологических исследований так и остался недо­оформленным. Пока на карте остается никак не обозначенная территория площадью 170 кв. км, где, по наблюдениям ученых Уральского отделения академии наук, вполне комфортно проживают бобры, лоси, кабаны. Вопрос о том, как оптимально осваивать эти обширные территории, остается открытым.

— Но как мы можем осваивать территории, считающиеся радио­активно загрязненными?

— Проблема в том, что весьма распространенные и часто публикуемые до сих пор карты загрязнения территорий по состоянию на 1957-й и даже на 1997-й год, а также данные о периодах полураспада отдельных изотопов, мало что способны пояснить. Они не дают реальной картины «загрязнения», а педалирование этого вопроса очень тормозит развитие этих перспективных территорий.

Существует проблема радиофобии и просто некорректное представление ситуации. Так, в комплексном докладе за 2003 год «Гидрометеорология и мониторинг окружающей среды» указано, что «превышение концентраций радионуклидов в зоне 30—100 км от ПО «Маяк» превышает в 3,2—144,1 раза по сравнению с фоновым уровнем по РФ». Здесь никак не отражено, что это относится к отдельным локальным объектам и не имеет отношения к территории в целом. На этой территории ведь находятся города Екатеринбург, Челябинск и другие с численностью более 3 млн человек — и там никаких радио­нуклидных проблем нет. Таких примеров информационной небрежности в этом вопросе множество.

Самоочищение среды

— Какова же по–вашему сейчас реальная картина по загрязнению?

— Сейчас для оценки последствий загрязнения рассматривается большое число показателей: радиа­ционный фон, содержание изотопов: цезий-137, стронций-90, удельной активности этих изотопов в воде и выращенных продуктах: зерне, картофеле, мясе и др. В целом, многократное (от десяти до ста раз и более) снижение опасности от радиоактивного загрязнения отмечается во многих исследованиях. Однако из-за специфики материалов, представленных в исследовательских отчетах, картина по-прежнему сложна для восприятия обычного человека.

Можно сказать точно, что усредненно содержание радионуклидов в продукции сельского хозяйства на этих территориях уменьшилось в 10—100 раз и в большинстве случаев уровни загрязнения не превышают одного процента от допустимых норм. На территории самого ПО «Маяк» максимальные значения среднегодовой объемной активности радио­нуклидов в приземной атмосфере значительно (на 2—5 порядков величины) ниже регламентированных для населения допустимых значений. Плотность выпадения радионуклидов в 2011 году там соответствовала средним значениям, характерным для территории РФ.

При этом очевидно, что картина неоднородна. Это наглядно видно из приведенных данных о содержании стронция-90 в питьевой воде (она колеблется от 0,007 до 0,09 Бк/кг,
разница более чем в сто раз), хотя самые высокие значения в пятьдесят раз ниже установленного норматива в 4,9 Бк/кг.

— Это весьма обнадеживающие данные — получается, что здоровью людей даже на тех территориях, которые по-прежнему числятся «загрязненными», ничего не угрожает. Но насколько существующие нормативы объективны?

— Проблема доверия к информации из-за многолетнего режима секретности, безусловно, есть. Именно поэтому нужно стимулировать здесь независимые исследования, а также дополнительно сопоставить эти показатели с существующими международными и зарубежными нормами. Сегодня мы лишь фиксируем качественный сдвиг: можно перестать говорить исключительно о «реабилитации» загрязненных в результате аварии 1957 года территориях области — эта задача в основном решена. Нужно говорить о дополнительном и серьезном их обследовании независимыми от Росатома и правительства специалистами, а затем — о планах развития этих территорий, полноценном вводе в хозяйственный оборот большей части из них.

— Какие главные сохраняющиеся проблемы вы видите?

— Их немало. Остается, например, вопрос об интегральном показателе загрязненности. Какой он в итоге для каждого участка территории?

Еще остается вопрос о неравномерности распределения загрязнения по территориям. Можно предположить, что если загрязнение по одному из ключевых показателей для воды в 5000 раз ниже норматива, то ситуация на этой части территории неплохая (качеству этой воды можно и позавидовать). Однако границы таких территорий четко не указаны.

По материалам исследований Уральского отделения Академии наук видно, что возникает заметная неравномерность в процессах самоочищения природной среды. Где -то картина выравнивается заметно быстрей, где-то очаги загрязнений сохраняются. Худшие показатели (в среднем до десяти раз и выше) наблюдаются в пойме реки Теча. Однако площадь ее крайне незначительна в сравнении с общей площадью пострадавших территорий. Причем здесь мы имеем настоящий клубок социальных, образовательных и психологических проблем. Вопреки всем запретам и рекомендациям, пойма реки по-прежнему используется местными жителями, а в реке ловится рыба.

На основании всей массы проведенных медико-биологических и других исследований еще только предстоит провести более подробную дифференциацию территорий и выделить среди них территории с минимальными, а точнее — нулевыми экологическими рисками для социально-экономического развития. Работа по формированию такого особого экологического кадастра абсолютно необходима. Открытость и доступность этой информации для общества и бизнеса становится условием эффективного развития всего этого края.

Вектор приоритетов

— Если перейти к экономике ранее «загрязненных территорий», то здесь нерешенных и просто неизученных проблем, похоже, еще больше — ведь раньше никто экономикой этих мест просто не занимался?

— Верно. Идеология развития атомной отрасли в советское время ведь была проста: «мы за ценой не постоим». Да и никакой рыночной экономики в стране не было — как можно говорить о реальных расчетах?

В 90-х годах в рамках программы реабилитации была выполнена оценка экономического ущерба территорий, подвергшихся радиационному воздействию. Тогда насчитали 11,1 млрд рублей в ценах 1991 года. Правда, считали по методикам советского времени, по весьма противоречивым архивным данным, а нормативы были еще лет на 20—50 старше. Говорить об использовании этих расчетов сейчас, по меньшей мере, некорректно. В программе реабилитации известна только одна составляющая — затраты. Экономическая оценка второй части — результаты и перспективы, пока отсутствует.

Впрочем, есть и экономические вопросы совершенно другой направленности. Каковы перспективы развития Озерского промышленного узла в целом? Ведь это третий по значимости (после Челябинского и Магнитогорского) промышленный узел Челябинской области. Российские технологии атомной промышленности и смежных производств по-прежнему конкурентны на мировом уровне. Из-за своей закрытости стотысячный Озерск прежде выпадал из экономического пространства Южного Урала. Это при том, что по уровню развития бюджетной сферы и инфраструктуры Озерск по-прежнему впереди основных городов региона. Не замечать и не использовать в стратегии развития региона такое конкурентное преимущество — наличие развитого высокотехнологичного промышленного узла, по меньшей мере, неоправданно.

— Тут, наверное, вопросы экологии и текущей экономики переходят в вопросы перспектив развития?

— Да. Здесь важно понимать, что целевое финансирование программы реабилитации стало важной дополнительной составляющей бюджетов пострадавших районов. За последние семь лет объемы только государственных капиталовложений в Челябинской области по программе реабилитации нередко превышали уровень в 100 млн рублей. Однако в самих районах реабилитации эти инвестиции, заметно превышающие собственные вложения, к оживлению социально-экономического развития не привели.

В 2011 году объем всех собственных доходов бюджетов пострадавших Кунашакского и Каслинского районов не достиг даже уровня 200 млн рублей. По доле собственных доходов в бюджетах эти районы — одни из худших в Челябинской области. В 2011 году в Кунашакском районе бюджет только на 15 % был обеспечен собственными доходами. В то же время, очевидно, что подобные инвестиции в реабилитацию не могут продолжаться бесконечно долго.

— То есть районы, по сути, привыкли жить на средства программы реабилитации, не очень-то задумываясь о собственных источниках развития?

— Похоже на то. И в таких условиях на первое место выходит новая задача максимально эффективного социо-эколого-экономического развития Озерского промышленного узла, как обширных, выгодно расположенных территорий (рядом Екатеринбург и Челябинск, озера, трасса М-5), обладающих серьезным и до сих пор не вполне востребованным по известным причинам потенциалом развития.

Вектор новых территориальных приоритетов при этом меняется от реабилитации к развитию. План такого развития в общих чертах просматривается, однако требуется его детальная проработка с муниципалитетами, Росатомом, областью.

Все это позволит по-настоящему решить и проблему инвестиционной репутации Челябинской области в целом, в которой совершенно несправедливо и неоправданно доминируют сейчас радиофобии.

В этой связи есть, кстати, конкретное предложение областному правительству — реорганизовать, включая смену названия, Министерство радиационной и экологической безопасности области. Функции этого министерства, которое начинало в свое время как отдел по ГОиЧС, сейчас малопонятны, так как вопросы радиационной безопасности отнесены к компетенции МЧС России. Польза от такого наследия прежних времен сейчас сомнительна. А такое название людей со стороны (в том числе — инвесторов) только пугает  —  что это за регион такой, в котором работает целое министерство радиационной безопасности?..

Министерство экологии, территориального развития и туризма принесло бы значительно больше пользы области. Это было бы хорошим, знаковым началом реальной работы по улучшению имиджа региона.

Беседовал Сергей Иванов