Академик Литвинов

Чуть более полугода назад мы отмечали славный юбилей — 80-летие почетного гражданина Челябинской области и Снежинска, крупного ученого России, Героя Социалистического Труда, кавалера многих орденов, академика РАН, профессора Бориса Васильевича Литвинова. К этим поздравлениям присоединилась и наша газета, мы посвятили Борису Васильевичу целую страницу «ЮП». А еще я позвонил ему домой, поскольку Борис Васильевич прихворнул, поздравил с круглой датой, поговорили. Кто же знал, что в последний раз? Недавно моего старинного знакомого не стало, не к кому теперь завернуть на огонек — Борис Васильевич никогда не изображал из себя забронзовевшего в славе ядерного корифея. Когда гостил у родных в Снежинске, всегда можно было договориться об удобном времени для встречи и разговора. При том, что Борис Васильевич очень заметная величина из когорты корифеев науки. Назову имена некоторых из них, кого знаю, о ком немало слышал. Академик Литвинов с ними десятки лет совместно трудился, а с кем-то и конкурировал в науке. Это ядерные академики Юлий Харитон, Александр Павловский, Лев Феоктистов, Евгений Забабахин, профессор Владимир Нечай, миасский ракетчик академик Виктор Макеев, свердловский автор систем наведения ядерных боеголовок академик Николай Семихатов… Конечно, этот список неполный. Однажды как-то задал Борису Васильевичу довольно-таки неуклюжий, что ли, вопрос: сколько же на его счету различного рода «изделий» военного назначения и для мирных взрывов. Борис Васильевич задумчиво обратил свой взгляд вверх, к вершинам вековых сосен, прикидывая в уме количество. Ответ меня сразил: где-то несколько сотен.

К глубинам материи

В жизни Бориса Васильевича есть дата, совпадающая с поворотной датой для истории планеты. Это 1947 год. Чувствуешь, что такое совпадение не случайно. Именно в год старта «холодной войны» выпускник школы в Луганске поступает в Московский механический институт на инженерно-физический факультет (впоследствии МИФИ) и с этого момента включается в ядерное противостояние двух сверхдержав. Борис Васильевич становится одним из ведущих специалистов по созданию ядерного щита СССР. Уже в 1953 году он защищает дипломную работу по ядерным зарядам, которую выполнил в КБ-11 (первый ядерный центр СССР, Арзамас-16, ныне РФЯЦ- ВНИИЭФ). Здесь Борис Васильевич становится заместителем начальника одного из ведущих отделений. А когда на Урале только-только образовался второй ядерный центр в Снежинске (ВНИИП теперь РФЯЦ-ВНИИТФ), Борис Васильевич был переведен сюда на должность главного конструктора ядерных зарядов. И почти сорок лет в этой должности!

Далеко не все знают, какое достаточно жесткое состязание сразу же возникло между первым и вторым ядерными центрами на Урале, который мэтры из Арзамаса-16 окрестили «детским садом», потому что осваивать дело разработки ядерного оружия на новой площадке в тайге отправили, конечно же, молодых. Но эти молодые быстро встали на ноги и по многим позициям обогнали «стариков».

Из их числа научным руководителем центра на Урале стал впоследствии академик и Герой Соцтруда, многократный лауреат Евгений Забабахин, а в первом центре его коллегой — научным конкурентом был маститый академик, трижды Герой Соцтруда Юлий Харитон. Потому бытовал полусекретный жаргон в двух центрах: «мы удачно забабахнули, а мы юбухнули». Понятно, что эти слова — производное от фамилий научных руководителей. Уральцы, молодая поросль, начав в тайге на пустом месте, умудрились обставить своих учителей по многим позициям. Например, получая примерно одинаковое задание, свое «изделие» делали быстрее. Дело дошло до того, что в самой сложной области конструирования миниатюрных термоядерных зарядов, например для тактических целей для артиллерийских снарядов, уральцы полностью забрали себе всю тематику. Все до одного тактические термоядерные заряды, сделанные в стране, родом с Урала. Специальные заряды, сконструированные для мирных взрывов (они должны по размерам поместиться в обычную буровую скважину), тоже уральские. Тоже литвиновские.

Мало кто знает, но эти заряды выполняли, причем весьма чисто, множество, казалось бы, неразрешимых задач. Например, в Узбекистане на месторождении Памук так разбушевалась аварийная газовая скважина, что ее километровый факел не давал приблизиться к ней на пару километров. Что делать, не бомбить же ее? Делу не поможет. На Памук вылетели уральские ядерщики во главе с генералом Георгием Павловичем Ломинским, тогда директором ядерного центра, и главным конструктором Литвиновым. Недалеко от взбесившейся газовой скважины пробурили свою, завели свой мирный заряд: доли секунды — и скважина погасла. Сдвинулись под землей слои, как было рассчитано, перекрыли газовую скважину.

Другой случай был на Кольском полуострове на месторождении апатитов. Между прочим, недалеко Кольский заповедник, директором которого был тогда отец академика Евгения Аврорина. Если бы от такого взрыва была «хиросимская грязь», стал бы сын рисковать жизнью своего отца?! Ответ очевиден. А нужно было подорвать, одновременно измельчив громадный массив абразивной твердости апатита, кубик с ребром чуть ли не в один километр. Однажды Литвинову пришлось делать мирный взрыв практически под родным Луганском — Донецком. Пример шахты «Распадская» на Кузбассе говорит, насколько опасен шахтный метан, извечная беда шахтеров. Тогда пробовали такой способ: ядерным взрывом небольшого энерговыделения «встряхнуть» угольные пласты, чтобы выгнать наружу из полостей весь накопленный метан. Все получилось прекрасно, наверху ни одна былинка даже не качнулась.

Литвинов всегда считал так: «Ужасающие возможности ядерного взрыва при использовании его против людей в военных целях не могут и не должны быть основанием для отказа от применения ядерных взрывов в мирных целях. Только предрассудки и отсутствие доверия между правителями разных стран мешали и мешают использованию термоядерной энергии в мирных целях».

Как учат бомбоделов

Вообще-то Литвинов и не представлял, что станет бомбоделом, изучал ядерную физику, методы регистрации частиц. Но в 1950 году студентом попал на практику на будущий ПО «Маяк». Желания студентов, конечно, никто не спрашивал, надо. Куда они попали, естественно, не подозревали. В этой группе был и сын директора комбината Володя Музруков. Первые пару дней студенты бездельничали. Как-то в их комнату заглянул некто с окладистой бородой. Володя, полеживая на койке, процедил сквозь зубы: «А это что за…?» Через полчаса полеживание на кроватях резко закончилось — вбежал офицер: быстро собирайтесь и в машину! Проехали к какому-то зданию, это было управление «Маяка» — бегом в кабинет! А там тот самый бородач, академик Курчатов: «Как так, мои студенты приехали на практику, а мне не доложили? Почему бездельничаете?!». Короче, были и часовые лекции-беседы в кабинете Курчатова, и практики на объекте хватало.

Пришло время защиты диплома. Желания тоже особенно спрашивать не стали: поедете к Харитону. Юлий Борисович, научный руководитель первого ядерного центра, о котором студенты даже не подозревали: вот вам тема — газодинамика. В ответ: «мы же методы регистрации в атомной физике изучали?!» Вот так и с ложилась судьба будущего бомбодела. Имена учителей и соратников по работе трудно перечислить: Арцимович, Зельдович, Курчатов, Тамм, Забабахин, Ломинский, Славский, Негин, Капица, Леонтович, Духов… В этом неполном перечислении — целая эпоха. Атомная эпоха!

Борис Васильевич никогда не страдал угрызениями совести, что создал столь обширный ряд атомного оружия, поскольку всегда считал его оружием политиков и относил эти работы на их счет. А вот истинным отдохновением было создание чистых термоядерных зарядов для промышленных целей. Эта задачка не каждому военному бомбоделу по плечу. Военный атомный бое-припас в сто раз проще как сконструировать, так и сделать, нежели чистый промышленный. А чистый он из-за своей начинки, которая позволяет после взрыва получить всего-то несколько граммов радиоактивной «грязи», да и та из-за температуры в миллионы градусов и давления в миллиарды атмосфер самокапсулируется в оплавленной подземной «пещере». Вообще-то у нас в стране было произведено 124 промышленных термоядерных взрыва различной мощности. Нигде утечек не было. Более того, у химкомбината в Стерлитамаке была громадная проблема, куда девать едкие отходы производства. Они утекали в конце концов в реку. Выручил экологию промышленный чистый взрыв, который в глубинах земли в мгновение сделал громадную камеру с прочными остеклованными адским огнем стенками. Туда и стали закачивать химическую гадость, а река стала чистой, даже рыба появилась…

Пару лет назад шел я по Снежинску мимо старых коттеджей, где живут ученые. Смотрю: Борис Васильевич спиливает засохшую вишню в палисаднике. Перепрыгиваю заборчик: «Борис Васильевич, дайте мне пилу?» — «Зачем?». Всю оставшуюся жизнь буду помнить, что пилил сухостой в огороде у самого академика Литвинова.

АЛЕКСАНДР ЧУНОСОВ,
Снежинск—Челябинск