Как Гюльзюма детей опекала. До революции с российскими подданными закон об опеке соблюдался строго

В прошлой статье я рассказывал о непростой ситуации с опекой над детьми умершего тобольского купца Попова. Но были и гораздо более «закрученные» истории. Одну из них я вкратце изложу.

Российские подданные

В городе Троицке жила татарка Гюльзюма Альмухаметева, которая была замужем за бухарским купцом Назарбаем Ибрагимовым. У Ибрагимова был домик в Троицке, где и жила Гюльзюма с детьми. Назарбай торговал в Троицком меновом дворе и на других меновых дворах, ездил с товарами по кочевьям казахов. Во время одной из таких поездок, в июне 1801 года, он и умер.

После его смерти Гюльзюма написала доверенность на взыскание долгов по векселям и другим долговым распискам, оставшимся после мужа, своему брату, Фаткулле. Тот обратился с прошением об учреждении опеки над имуществом и малолетними детьми своей сестры, а также о взыскании денег с должников Манасиповых, чтобы те не могли уехать в Бухару, не заплатив. Сиротский суд принял решение об учреждении опеки над детьми бухарского купца, поскольку они, как и их мать, родились в России и являлись российскими подданными.

В Троицк был направлен экспедитор Сиротского суда Старцов. Опекунами были назначены сама Гюльзюма, купеческий сын Абдрашит Салимов и купец Тимофей Суслов. Детей у Гюльзюмы было трое: сын Мухамметрахим 1 месяца, дочери Сахибямал трех и Асхабямал двух лет. В последующих документах сын не упоминается, возможно, он умер в младенчестве, хотя сообщений об этом нет.

Фазыла из Бухары

В сентябре 1802 г. Троицкая пограничная таможня сообщила Челябинскому городовому магистрату, что родным братом умершего бухарского купца Назарбая ходжи Ибрагимова, Фазылом представлены в таможню «от бухарскаго владельца амира (эмира — Г. С.) Айдара и от казыев (казиев — чиновников-правоведов, или судей — Г. С.), на татарском диалекте два писма». Письма вместе с переводами были присланы в магистрат. Оказалось, что приехавший Фазыл мулла Ибрагимов является… опекуном над детьми и имуществом умершего старшего брата Назарбая.

У Назарбая было еще две жены в Бухаре, они обратились к бухарскому эмиру Хайдару с тем, что они доверяют Фазылу оставшееся после мужа их имущество и долги, как в России, так в Бухаре и в казахских степях. И в грамоте, скрепленной печатью эмира Хайдара, говорилось: «мы свидетельствуем и требуем, как в получении имения, так и в собрании одолжения, где оныя найдутся, то тех мест начальники должны давать ему Фазылу Ибрагимову, вспомогательство». Кроме того, Фазылу была дана грамота, в которой сообщалось: «он Фазыл Ибрагимов после покойнаго брата своего, Назарбая Ибрагимова, оставшихся жен и детей питать желает». Далее также предлагалось оказывать Фазылу помощь в получении имущества и долгов.

Под этим документом стояли печати казиев, очевидно, здесь имеется в виду высший суд Бухарского эмирата — в документе сказано: «полное государства нашего присуд(ствие)». «Присутствием» в России того времени называли учреждения, связанные с управлением, «присутственные места», или места, где сидят чиновники, «присутствующие». То есть перевести таким выражением могли фразу, обозначавшую один из высших государственных органов Бухарского эмирата.

«А украшения описать»

Дальше следует совершенно «литературный» поворот сюжета. В 1803 году Гюльзюма пишет отчет о состоянии имущества детей и в сопроводительном письме сообщает: «апекуны Салимов и Суслов определены к имению и малолетным детям бывшаго мужа моего, а как я за брата его, Фазыла Ибрагимова вышла в замужество, а имение по совершенной моей выправке у них было нераздельное, к которому и малолетным детям опекуны быть не нужны». Также Гюльзюма сообщила, что дочери, по малолетству, пока ничему не обучаются.

В 1806 году Сиротский суд спохватывается, что на протяжении трех лет не получает отчетов о состоянии дел по опеке над детьми и имуществом Ибрагимова. Салимову и Суслову предписано срочно сделать отчеты за 1804 и 1805 годы, вместе с Гюльзюмой. Мать пытается доказать, что дети уже не нуждаются в опеке, поскольку у нее уже есть муж, но… бесполезно. Сиротский суд словно не замечает ее доводов.

И здесь все вполне объяснимо: дети являлись российскими подданными, а Фазыл Ибрагимов — «бухарец», то есть иностранец, а суд должен отстаивать интересы российских детей: «малолетных с имением в призрении новаго ее мужа оставить Сиродский суд не может потому более, что нынешний ее муж Фазылбай Ибрагимов из подданных бухарцев и в Троицке пребывание имеет временное. К тому же поведение и состояние ево здешнему Сиродскому суду совсем неизвестны». Ирония заключается в том, что на обстоятельство рождения детей на российской земле упирали сама Гюльзюма с братом, когда просили дать распоряжение об опеке над детьми.

В ежегодных отчетах указывалось, во-первых, сколько денег получено (за счет торговли, либо получения денег с должников первого мужа) и сколько и на что расходовалось: на покупку муки (ржаной и пшеничной), мяса, тканей на платья, шубы, камзола, ткани на камзол с позументом (то есть расшитый), на починку сапог и т. д. Однажды Гюльзюма купила дочерям украшения: «сребряные вещи: серег две пары, нарушников (браслетов — Г. С.) две же пары, и две чулпы, употребляемые в косы (украшения, которые «прикрывали» косы — Г. С.)». Двум другим опекунам было указано, украшения описать, а деньги, оставшиеся после покупки всего необходимого, забрать у Гюльзюмы в совместное распоряжение, что и было выполнено. Это произошло уже в 1807 году.

Опеку снять

В этом же году Фазыл Ибрагимов написал прошение, с просьбой отменить опеку над детьми своего покойного брата Назарбая. Фазыл писал, что, женившись в 1802 году на вдове брата, Гюльзюме, он принял на себя попечение о дочерях брата. За это время у них родились сын и дочь, и обо всех детях он равно заботится. Опекуны же, Салимов и Суслов, по его словам, толком и не приступали к выполнению своих обязанностей. Интересно, что в прошении Фазыла четко читается и другой мотив, побуждавший его требовать отмены опеки. Очевидно, «российская» жена оказалась слишком самостоятельна и не спешила стать «тенью мужа». По словам Фазыла «жена моя получила с казанских: 1 й гильдии купца Муртазы Мунасипова галанских (голландских — Г. С.) 10-ть червонцев каждой ценой по 5 рублей, выбоек (ткани с «выбитым» рисунком — Г. С.) куканских (кокандских) восемь концов каждой по 3 руб. 50 коп. …с татарина Салиха … одолжения 345 рублей, продала без воли моей и согласия четырех коров за 55 рублей, и всем оным воспользовалась она; измотала братнинова сосноваго лесу с прибором (заготовленного) на горницу…».

В общем, Гюльзюма вела себя не совсем так, как полагается примерной женщине Востока. А наличие опеки давало ей официальное оправдание — с точки зрения закона, она, как опекунша, должна была заниматься возвращением долгов покойного мужа, обеспечением дочерей и т. д. То есть она выполняла свои обязанности опекуна. А с точки зрения второго мужа, она ущемляла его имущественные права и ставила под сомнение его положение хозяина в семье. Поэтому он был заинтересован в прекращении опеки. Были и другие неприятные для Фазыла моменты, связанные с опекунством над детьми его старшего брата. Однажды он лишился крупной суммы денег из выручки от собственной своей торговли.

Разрешилась ситуация с опекой самым простым образом. В апреле 1809 г. Гюльзюма написала прошение, где объясняла: «…ныне находящимся при мне двум малолетним дочерям, Сахибямал и Асхабямал — ис коих уже первая пришла в лета таковые, что по закону мухаметанскому вступить может в замужество, также достигает тех лет и другая…». В связи с чем она просила отменить опеку и указать опекунам Салимову и Суслову передать ей хранящиеся у них деньги и вещи, всего на сумму 90 рублей. Сиротский суд, в этот раз, признал доводы Гюльзюмы резонными и своим решением прекратил опеку. Вскоре Абдрашит Салимов и Тимофей Суслов вернули ей серебряные вещи, находившиеся у них на хранении, и официально передали ей же все имущество, которое было описано после смерти Назарбая Ибрагимова.

Старшей дочери, Сахибямал, в то время было 12 лет. С точки зрения современного человека — ребенок, ни о каком замужестве в таком возрасте и речи быть не может. Но вспомним, что в русских крестьянских семьях до середины XIX в. дочерей замуж выдавали в возрасте 13–14 лет…

Читайте также:

Опекуны-коллекторы. Как защищали интересы осиротевших купеческих детей