Глаз, нистагм, здоровье

Из Центра подготовки космонавтов имени Юрия Гагарина (ЦПК) в адрес временно исполняющего должность начальника Челябинского военного авиационного училища штурманов полковника Игоря Шведова и ректора Уральской государственной академии физической культуры профессора Леонида Куликова пришло письмо за подписью заместителя командира по научной работе ЦПК полковника Бориса Наумова. В письме из знаменитого Звездного городка говорилось, что материалы научно исследовательских работ наших земляков под научным руководством кандидата биологических наук, профессора Бориса Шарова под шифром «Хлеб-4» в ЦПК приняты и реализованы в процессе медико биологической подготовки космонавтов.

Лаборатория нейрофизиологии профессора Шарова расположена в УралГУФКе, а методы космической медицины, разработанные им, с успехом применяются при подготовке и точнейшей дозировке нагрузок при тренировке спортсменов высшего уровня. А наше штурманское училище, равно как и ЦПК, предоставили профессору Шарову для его тончайших исследований часть научного оборудования.
Увы, как это часто бывает с первопроходцами, творцами науки в России, профессор Шаров находит весьма мало понимания в родных пенатах. Его тончайшие методы, заметно продвигающие вперед физиологию как основу всех разделов медицины, остро востребованы при подготовке космонавтов и пилотов для самолетов пятого поколения с их экстремальными нагрузками. А вот на Южном Урале что-то не видно ажиотажа по поводу работ Шарова. Несмотря на то, что разработки Бориса Борисовича уже не носят грифа «секретно», а изобретенные им методы космической физиологии и медицины способны творить чудеса и на земле. Чем, например, отличаются установки Шарова от громоздкого и дорогущего томографа? С помощью томографа можно определить, увы, уже начавшуюся болезнь по ее клиническим проявлениям. А методы Шарова на основе системной физиологии быстро, дешево, просто способны определить преддверие многих страшных недугов, когда болезнь еще только собирается атаковать организм…

«Не дразни лягушке лапу»
Судьба моего героя, дошедшего в науке до космических высот, требует некоторых комментариев. Как так получилось, что в далеком от Челябинска чисто географически, сегодня знаменитом, а в пору первых космических стартов — секретном институте медико-биологических проблем ухватились двумя руками за первые научные разработки молодого ученого?
Начну по порядку. Подающий надежды студент Борис Шаров отлично учился на естественно-географическом факультете тогдашнего Челябинского пединститута. Познавал тайны биологии, а заодно и неба. В центре летной подготовки ДОСААФ получил права пилота, летал на спортивных самолетах. Когда подошло время выпуска, студенту, активно занимавшемуся наукой, тогдашний ректор ЧГПИ (ЧГПУ) Евгений Тяжельников выписал направление для поступления в Московскую аспирантуру по проблемам космической биологии — только зарождавшейся тогда науки. Правда, не помогли ни огромный в те годы авторитет Тяжельникова, ни направление, ни глубокие знания студента.
Из столицы Борис Шаров вернулся в Челябинск с намерением поступить в аспирантуру мединститута по кафедре физиологии. Но уже был знаком со знаменитым профессором Абрамом Миньковским, изобретшим первым в мире «кресло Миньковского» для всестороннего испытания вестибулярного аппарата космонавтов и летчиков реактивной авиации. Собственно говоря, небо, авиация и познакомили выпускника-биолога и маститого профессора, заведующего кафедрой медицинского института. Миньковский, уже будучи известным ученым в области космической медицины, сказал молодому биологу: «Не сделай глупости. Там, куда ты собрался поступать, повторяют вчерашний день физиологии. Не ходи дразнить лягушке лапу электричеством. Сейчас бурно развивается физиология — совершенно новая, системная. Это понимание работы всей системы организма, а не каждого органа, нерва, мышцы по отдельности. Запомни, механистическое сложение всего этого в одну кучу никогда не приведет к пониманию физиологии в ее системности. Не все можно объяснить только на основе теории рефлексов при громадном уважении к гению ее автора, академика Ивана Павлова».
Так потенциальный аспирант кафедры физиологии стал заведующим лабораторией кафедры лорболезней ЧГМИ у профессора Миньковского и одновременно соискателем на степень кандидата наук.
Для справки. Вестибулярный аппарат — орган равновесия и пространственного чувства, очень сложная структура. В ее основе лабиринт, заполненный жидкостью, и часть внутреннего уха. Находится в височной кости головы человека. Изучение вестибулярного аппарата далеко не завершено, а биологическое значение еще полностью не раскрыто.

От кресла Миньковского до нистагма
Главным инструментом лаборатории стало кресло Миньковского, в котором тело человека вращалось по нескольким координатным осям. Первоначально этот аппарат использовали в космической и авиационной медицине для определения на профпригодность, испытывая человека, возможности его личного органа, пространственного чувства и равновесия — вестибулярного. Это очень важно для определения способности человека выдерживать перегрузки, космическую невесомость или морскую качку. Первая кандидатская диссертация в стране на эту тему была защищена Борисом Шаровым в 1967 году. А затем друзья-исследователи самого что ни на есть переднего края науки наткнулись на проблему нистагма.
Для справки. Нистагм — это непроизвольные толчкообразные движения глаз, быстро следующие одно за другим. Возникают в ответ на раздражение угловыми ускорениями вестибулярного аппарата, а также в ответ на специфическую опто¬стимуляцию глаз.
Тогда, в шестидесятые годы, друзья-коллеги пришли к сенсационному открытию. Через искусственно вызванный на кресле Миньковского или другими способами нистагм можно напрямую «разговаривать» с человеческим мозгом, главным компьютером организма. Причем со всеми разделами мозга, вплоть до отдельных нейронов. Дело в том, что абсолютно полная информация о состоянии человека, его здоровье, о тени только надвигающейся болезни, содержится именно в головном мозге, в центральной нервной системе (ЦНС). Любой лабораторный, клинический метод, рентгеновское, гистологическое, биохимическое, томографическое и тому подобные исследования дают ответы на вопрос, когда болезнь уже началась. А научившись напрямую беседовать с ЦНС человека языком нистагма, можно узнать не только о приближающейся болезни, но и о реальных резервах сил и здоровья любого организма.
Один простой пример. Как абсолютно точно выяснить, когда спортсмену высокого класса еще возможно добавить нагрузки на тренировках и в каком точно количестве, а когда нужно обязательно сделать паузу для отдыха? Чтобы не сорвать нагрузками организм, не сделать спортсмена калекой в послеспортивном будущем… Несомненно, современные методики тренировок достаточно совершенны и все время развиваются, но абсолютно точную картину даже они дать не в состоянии.
Миньковский и Шаров с помощью языка нистагма научились определять весь букет заболеваний, реальное состояние организма, даже в том числе степень дисфункций от радиоактивного воздействия. Эта работа проходила совместно с Институтом биофизики.
О том, что физиология сегодня стала самостоятельной фундаментальной наукой, а не Золушкой — служанкой клинической медицины, Борис Шаров может говорить часами. Его последние разработки и изобретения достигли уровня, которого нет даже в Центре подготовки космонавтов. Там в основном заняты вопросом регистрации резервов организма космонавта, а не диалогом с центральной нервной системой человека, чтобы грядущую болезнь захватить на подходе. Шаров умеет не столько успеть вылечить ставшую хронической болячку, сколько ее предотвратить в принципе.
— Принято считать, что при сердечно-сосудистых заболеваниях прежде всего надо начинать с проверки сердца, — негодует профессор Шаров. — Но это делать уже поздно, если пошли патологические изменения! Предвестники болезни сигналят о себе в системы функционального порядка. Методом бегущей световой дорожки мы эти сигналы читаем на языке нистагма, проверкой и через вестибулярный аппарат. На кресле новой конструкции даже бабушку можно покрутить для целей ранней диагностики. А бегущую строку хоть на любой кухне устанавливай — принес чемоданчик со строкой, небольшой приборчик нашей разработки и датчики, которые укрепляются около глаз — и все! Наши методики и приборы оценки реального функционального состояния человека дают результаты в разы точнее и быстрее, чем любой клинический метод. Более того, клиницисты даже не могут определить те грозные признаки болезней и перегрузок, что научились определять мы в нашей лаборатории. Совсем иной у нас подход — информационный обмен с тончайшими системами головного мозга и ЦНС.

«Отвар», «Хлеб-4», «Гнездование»...
Так называются некоторые шифры работ по тематике космической медицины, сделанные профессором Шаровым и его сподвижниками для ЦПК в Звездном, — пять больших программ. Все они основаны на диалоге через нистагм с головным мозгом, «разговоре» с тончайшими структурами вестибулярного аппарата. Все пять программ Шарова получили высокие оценки, внедрены в работу ЦПК. Но важно другое — часть этих разработок, в частности, те, где не требуется сложное и дорогое оборудование, можно вполне применять хоть в сельской клинике, хоть в деревенском фельдшерско-акушерском пункте, не говоря уже о больницах крупных городов.
Но почему изобретения Бориса Шарова, доказанные и защищенные многочисленными патентами и авторскими свидетельствами, работают только на космическую медицину и на небольшую прослойку спортсменов высокого класса? А как же простые люди, нацпроект «Здоровье»?
— Увы, — сетует профессор, — видимо, таков в России путь изобретений в повседневной жизни. Не удивлюсь, если со временем эти технологии, рожденные в Челябинске, мы будем покупать втридорога за границей. Сравните томограф, стоящий миллионы долларов, и вот эти нехитрые приборчики, сделанные моим другом электронщиком Александром Мещеряковым буквально на коленке… Самый совершенный томограф фиксирует пусть даже на ранней стадии, но уже начавшуюся болезнь по изменениям в тканях, иногда, увы, необратимых. Наши же системы чутко и надежно улавливают далекое преддверие заболеваний. Видимо, проще угрохать миллионы в модную технику… А ведь диагнозы мы ставим без уколов, анализов и тому подобного — всю информацию для нас собирает головной мозг пациента. Мы лишь только научились на тончайшем уровне его «спрашивать».
— Второе препятствие посложнее, — говорит Борис Шаров. — Нет у нас в официальном образовании современной системы подготовки медиков-физиологов. Медики-клиницисты по инерции мышления все-таки считают физиологию не самостоятельной фундаментальной наукой, а некой служанкой медицины, которую дальше теории рефлексов не воспринимают. Как такому убежденному клиницисту докажешь, что, например, физиологическая реакция нистагм — интегральный ответ центральной нервной системы человека на мельчайшие изменения реального состояния здоровья? Клиницист говорит пациенту, насколько тот болен, как глубоко зашла болезнь. Подготовленный физиолог с помощью вот этих компактных и недорогих приборов четко и быстро скажет, насколько человек здоров, каковы его жизненные ресурсы, не подкрадывается ли где-то болезнь. При наличии нужного оборудования плюс подготовки в его использовании, плюс знание современной системной физиологии, тогда сверхранним функциональным диагностированием множества болезней вполне могла бы заниматься даже толковая, опытная, но самая обычная медсестра…
Несмотря на все трудности, творческий коллектив профессора Бориса Шарова продолжает работать. В лаборатории недавно разработан клинико-диагностический и реабилитационный комплекс. В основе его новейшие технологии и устройство для детензотерапии. Технологии разработаны совместно с инженером Александром Мещеряковым, лаборантом Артемом Шаровым. А ближайший сотрудник профессора, старший преподаватель Евгений Бочериков подготовил к защите кандидатскую диссертацию. Часть материалов для нее получена при создании нового уникального комплекса.