Татьяна Чумаченко: «Заявление о том, что сегодня во власти «крепко сидят» сатанисты, воспринимается как провокация, по меньшей мере»

Свои комментарии по поводу этого материала высказала Татьяна Чумаченко, доктор исторических наук, профессор кафедры политических наук и международных отношений ЧелГУ:

«Несмотря на заявленную тему — «Деструктивные секты в Челябинской области», содержание интервью, данное Андреем Игоревичем Хвылей-Олинтером газете, на мой взгляд, не оставляет впечатление целостности, — говорит Татьяна Чумаченко. — Герой его говорит о сатанизме и о деструктивных культах, и о язычестве Петра I, и неоязычестве вместе с Бажовским фестивалем.

По поводу прогнозов. Интервью предваряет карта ЦРУ, которая составлена согласно тому, «как говорят некоторые источники». Приходится только довериться отцу Андрею, что он, наверное, знает, что это за «источники». Но однако неясно, присутствует ли в этих прогнозах конфессиональная составляющая. И уж совсем страшная и странная цифра — также неизвестно из каких источников — о том, что «…в Челябинскую область «поставляется 80 % процентов всех деструктивных культов».

По поводу сатанизма и сатанистов. Сатанистский культ, сатанизм — страшное явление, культ запрещен во многих странах, в том числе и в Российской Федерации. Отправление этого культа,  как сопряженного с насилием над гражданами, наказывается согласно ст. 239 Уголовного кодекса РФ.
Не иначе как к курьезному и обветшалому можно отнестись к тезису о сатанистах–большевиках, а вот заявление о том, что и сегодня во власти «крепко сидят» сатанисты (и ведь никто не знает об этом!), воспринимается как провокация, по меньшей мере.

Здесь, на наш взгляд, присутствует весьма распространенное среди некоторых представителей православных кругов и с удовольствием распространяемое ими узкое, примитивное понимание атеизма, рассчитанное разве что на не очень образованного обывателя. А именно: теизм — вера в Бога; атеизм — отрицание Бога. Отрицающий Бога в дуалистическом мире это только Сатана. Значит, атеисты есть сатанисты. Дальнейшее следует согласно этой логике: атеисты бездуховны, безнравственны; советский народ был лишен «созидательной духовности», был «духовно невежественный», лишен «духовного стержня» и прочее.

Атеизм, как феномен, как мировоззрение является частью духовной культуры человечества. Для религиоведа непозволительно ставить знак равенства между атеизмом и той уродливой идеологией, которая в форме так называемой атеистической пропаганды стала политикой в советский период истории нашей страны.

Хочу напомнить, что еще в XVII веке протестантский философ Пьер Бейль одним из первых обосновывал тезис о нравственной и интеллектуальной состоятельности атеизма. Сегодняшним религиоведам и теологам не грех в веке XXI обратиться к его произведениям, да и не только к его.
Вряд ли также отцу Андрею неизвестно, что в советское время Русская православная церковь кроме «камерных форм в рамках храма» обучала советских граждан в двух академиях и в восьми семинариях в 1946 — 1961 гг., а к середине 1980-х гг. смогла сохранить две духовные академии и три семинарии. Богословие, развивавшееся в рамках Московской и Ленинградской духовных академий, сегодня можно оценивать по-разному, но в факты остаются фактами:

— абсолютное большинство сегодняшних архиереев РПЦ получили духовное образование в советское время;

— в числе удостоенных учеными советами Московской и Ленинградской академий богословскими докторскими степенями были не только представители РПЦ, но и архиереи других поместных православных церквей, — и почитали это за честь;

— с начала 1960-х гг. представители Русской богословской школы участвовали наряду с богословами других Православных церквей во всеправославных совещаниях Автокефальных церквей (См. Скобей Г. Н. Межправославное сотрудничество в подготовке святого и великого Собора Восточной Православной Церкви. Сборник документов за 1923 — 1999 гг. // Церковь и время. 2002, № 2).

А относительно праздников 1 мая, 1 января, Петра I и т. д., — любой заинтересованный человек сможет найти научно обоснованную информацию об этом на страницах учебных пособий по религиоведению, а также исторической научной литературе.

По поводу деструктивных сект, в том числе и неоязычества.

Я, безусловно, разделяю обеспокоенность отца Андрея наличием в нашей стране, в нашей области религиозных организаций (или называющих себя таковыми), использующих различные технологии воздействия на людей. Сначала с целью привлечь в группу, затем удержать во что бы то ни стало. Деятельность таких групп не просто наносит вред здоровью, технологии, используемые ими, приводят к изменению личностной структуры человека. В результате люди теряют себя, свою семью, своих близких. И я знаю об этом не понаслышке.

Отец Андрей Хвыля-Олинтер не в первый раз у нас в Челябинске. На протяжении нескольких последних лет он принимает участие в областных мероприятиях различного уровня: конференциях, круглых столах, встречах с государственными служащими и общественностью. И с каждым годом его презентации все более устрашающие, все более пугающие.

При этом отсутствует информация, в том числе и в настоящем интервью: что же сделано Русской православной церковью за двадцать уже с лишним лет деятельности без диктата советского атеистического государства в ее борьбе за человека, причем уже среди выросшего нового поколения?
Почему проблема набора новых и новых адептов «деструктивных сект» до сих пор актуальна? Почему некоторые наши сограждане идут к мормонам, Свидетелям, а не в православный храм? Почему молодежь привлекают неоязычество, а не православные молодежные объединения, а руководитель ОВЦО Владимир Легойда заявляет, что «то послание, которое Церковь должна сегодня обратить к молодежи, прежде всего, может быть, к мужчинам в возрасте до 20 лет, еще не сформулировано даже»? Только ли дело в психоманипулятивных технологиях, руке ЦРУ и пр.?

Осмелюсь высказать свое мнение: реформа православного прихода также актуальна сегодня для Церкви, как и во второй половине XIX века. Но ведь и в жизни сегодняшней Церкви есть примеры и опыт настоятелей, которые ежедневно, самоотверженно созидают жизнедеятельность своего прихода, формируют тот маленький социум, в котором могут найти и проявить себя и молодежь, и одинокие пожилые люди. Почему этот опыт не находит себе последователей в масштабах всей страны?

Наконец, последнее. Заключительные слова отца Андрея вызывают не просто обеспокоенность, но тревогу. Кто «мы», которые «будем контролировать»? Что будет, если вдруг «духовный стержень» «там» будет не такой, какой должен быть с точки зрения контролеров? Как будут контролировать? Как православные братки Дмитрия Энтео?

По поводу действий подобных активистов могу сказать одно: российская общественность, в отличие от германской конца 1920-х гг., не хихикала и не хихикает… Но почему‑то они ведут себя все развязнее, все агрессивнее.