Николая Беха называли заговоренным. 70-летию Победы посвящается

Каждую ночь ему снится сон, в котором он так и не может спасти своего командира

 С этого материала мы открываем серию публикаций, посвященную 70-летию Победы в Великой Отечественной войне, первым героем которой стал боевой танкист, полковник в отставке Николай Агеевич Бех.

В свои 93 года он еще очень даже бодр. Но всего более поражает в нем удивительная ясность ума и цепкая память, в подробностях хранящая эпизоды более чем 70-летней давности…

Из учителей — в танкисты

В РККА он был призван еще за три месяца до начала войны — в марте 1941 года. До этого почти два года проработал в школе учителем начальных классов. В то время он жил в Ростовской области, в станице Новороговской. Там располагался Северо-Кавказский военный округ. В Пятигорск пришло пополнение с Дальнего Востока — целая дивизия танков Т- 26. В составе этой дивизии его и направили на фронт. И было ему тогда 20 лет.

А накануне три месяца подряд они готовились к военному параду 1 мая. А оказалось, что готовились к войне, слухи о которой ходили уже давно. О ней нет-нет, да и говорили сами командиры: «Нам придется воевать!» Как только объявили о начале войны, их направили на Брянский фронт, в район Вязьмы. 28 июня, на четвертый день войны, они уже были на передовой, видели немца. Воевал он в связной роте. Там же, на Брянщине, вступил в партию. Вначале приняли в кандидаты. А как из боя вернулся — стал коммунистом.

Уже в августе из их полка отобрали человек 200. Среди них, не обученных, был и он, сельский учитель, никогда не имевший к технике никакого отношения. Отправили в учебный батальон в Сталинград, где тогда еще выпускали танки Т-34. Каждый день ходили на завод, который к тому времени назывался уже танковым, и вместе с рабочими своими руками собирали новые «тридцатьчетверки». Такой была их наука освоения танков: днем — в учебном батальоне, вечером — на заводском конвейере.

И через два месяца на этих же танках они отправились прямо под Москву, в район Костерово. Как только их сформировали по ротам и взводам, тотчас отправили в бой. Бех был пулеметчиком-радистом.

В первом же бою их танк наехал на мину и с него слетела гусеница. Немцы стали уходить из села, половину которого уже захватили наши.

        — Мы все четверо выскочили из танка и стали чинить его, — вспоминает Николай Агеевич. — В это время из чердаков домов еще строчили немецкие пулеметчики. В одном из наших танков заметили, откуда стреляют и тут же в ярости решили гусеницами раздавить дом. А дом-то стоял на берегу речки. И танк — бултых! — оказался в воде…

К тому времени мы справились с гусеницей, к нам пришел связной от командира батальона с приказом собраться всем оставшимся в живых на опушке леса. Стояла ночь. Смотрим: танк командира танковой роты Москвина, преследуя противника, провалился в болото и застрял. Мы ринулись к нему на помощь. Из командирского танка механик-водитель и радист пытались зацепить буксирный трос, спрятавшись от немецкого огня за гусеницы. К нам на помощь выскочил башенный стрелок, но в ту же секунду был сражен наповал.

Лейтенант Москвин, приоткрыв люк, что то кричал нам. А по нему уже прошлась серия трассирующих пуль. Одна из них попала в висок лейтенанту, он откинулся назад, стал оседать, и люк за ним захлопнулся. Немцы, прикрываясь кустарником, подступали к нашим танкам со всех сторон и были уже так близко, что бросали гранаты. Я постоянно держал радиосвязь с комбатом, который приказал оставить танк Москвина на месте и срочно возвращаться.

Танкист без головы

Рано утром мы отправились выручать танк. Глядим, а немцы его уже обложили соломой, облили горючей смесью и подожгли, — вспоминает бывший танкист. — Так погиб первый комроты нашего батальона.

В тот же день мы освободили еще три деревни. Когда заезжали в одну из них, в головной танк, в котором ехал уже другой командир роты, попал снаряд. Мы все затормозили. Экипаж из того танка повыпрыгивал, а сам танк вдруг с места рванул в деревню, в самый тыл к немцам.

И ехал он так, пока не уперся в большую сосну на окраине деревни. От удара очнулся оглушенный башенный стрелок Саня Кулаков. Он-то потом и рассказал, что механик в танке оставался сидеть на месте. Бомба попала прямо в люк и оторвала ему голову. А ноги оставались прижатыми к педалям — их словно заклинило — так он и ехал по всей деревне, наводя ужас на всех немцев. А мы смеялись: «Ну, Саня Кулаков — молодец! Один освободил деревню!»

Обед от генерала

Однажды им пришлось увидеть самого генерала Лелюшенко. Их танк был подбит перед наступлением, и они ремонтировались. После ремонта им выдали адрес части, которую им предстояло догонять. Доехали до города Дмитрова, и только собрались перемахнуть через мост, как вдруг из «газика» выходит генерал. Остановил их, расспросил — кто, мол, куда едете. Это и был знаменитый генерал Лелюшенко. Дал приказ: до особого его распоряжения остаться здесь и охранять этот мост. И чтоб, мол, ни одна живая душа через него не проскочила! А еще сказал на прощание: «Кухню мы вам пришлем!» И точно, часа в четыре утра к ним приехала полевая кухня, досыта и вкусно накормила их горяченьким. Вечером пришла команда отпустить их с поста. И они снова тронулись догонять своих. Вскореих 8-я танковая бригада стала 3-й гвардейской тяжелой танковой бригадой и вошла в состав танкового корпуса, в составе которого они уже освобождали Сталинград.

Со Сталиным на знамени

В Сталинграде он был уже механиком-водителем. Командовал их бригадой полковник Иван Вовченко, который был тяжело ранен.

— Одна из атак немцев была такой оглушительной, что наши чуть было не обратились в бегство, — вспоминает Бех. — Еще немного — и началась бы паника. И тут раненый полковник Вовченко дал команду: выставить на башнях танков знамена с изображением Ленина и Сталина. Такое же знамя со Сталиным появилось и на нашей башне. Мы рванулись вперед. Глядим — за нами развернулись и другие танки. Ожила и пехота! Все вдруг страшно воодушевились! Зазвучало громогласное «Ура-а-а!» И тут уж среди немцев началась паника — контратака для них оказалась совершенно неожиданной. Правда, в том бою наши понесли большие потери. Но что ни говори, а знамена сыграли свою роль, и уже через полчаса немцы бежали!

После Сталинграда была Курская дуга. Под Прохоровкой им быть не пришлось. Были оперативные перехваты, по которым стало известно, что именно через Харьков должно в район боевых действий идти подкрепление врага. И они со своей бригадой не пропустили ни одного немецкого танка. Так они здорово помогли нашим под Прохоровкой…

Потом была битва за освобождение Украины, Белоруссии. В составе уже 5-й танковой армии их направили в Румынию, где в начале мая 1944 года прорвали фронт. В один из налетов в трансмиссию их танка попала бомба от «Мессершмитта» и машина загорелась.

— Мы все выскочили из танка и спрятались от бомбежки в одну из воронок, — рассказывает Николай Агеевич. — И вдруг слышим, как из одного горящего танка доносится призывное: «Помогите!». Смотрим — наш комиссар батальона за что то зацепился и вылезти никак не может. Мы подбежали и под огнеметным обстрелом вытащили раненого начальника политотдела из пылавшей машины, и тут же снова спрятались в воронку. Из нее мы в ужасе увидели, как почти в ту же секунду танк взорвался и с него слетела башня. Правда, потом, в полевом госпитале, куда я его привез, наш чудом спасенный комиссар отказался от ампутации ноги. А в ней уже началось заражение. Потому он и умер…

И снится молодой командир

Самое удивительное, что самого Николая Агеевича, побывавшего в самых страшных битвах Второй мировой, война пощадила: ни одной царапины! Хотя его танки не раз подбивали прямыми наводками. Однополчане удивлялись: «Заговоренный!»

За несколько месяцев до окончания войны его неожиданно отправили в Саратов, на учебу в танковое училище. Пока учился, закончилась война, так что до Берлина, как говорится, дойти не успел. Зато отправили в Челябинск, получать танки. И снова, как в Сталинграде, они помогали рабочим ЧТЗ собирать боевые машины. В заводской столовой старшина получал продукты и кормил свою роту. Тут-то он нечаянно и познакомился со своей будущей женой, Любовью Ильиничной, которая всю войну проработала заведующей этой столовой. Увидел ее — и остался в Челябинске. Навсегда! Вместе они вырастили двоих дочерей и сына, который, к слову, стал профессиональным танкистом.

Сам же Николай Агеевич после войны был инструктором облисполкома, окончил Челябинский пединститут, работал в обкоме партии. Оттуда его направили в систему МВД, 12 лет был замполитом Центрального РОВД Челябинска. Уже выйдя на пенсию, возглавлял службу охраны завода «Оргстекло».

…В его глазах по-прежнему огонек. Он живо интересуется новостями, читает газеты, ходит в местный клуб обыгрывать молодых в шахматы. А по ночам ему снится почти один и тот же сон — то самое раннее сентябрьское утро 1941 года, когда они так и не успели спасти своего ротного командира. Еще такого молодого…

фото Владлены Шваб