Долгий путь к «Вассе»

Пьеса Горького в Челябинском академическом театре драмы имени Орлова

Виновата: сорвалась. Надо было сдержаться. А впрочем… На следующий день после «сдачи» «Вассы Железновой» меня остановила актриса театра драмы: «Ну как?!». Мне, честно говоря, было не до дискуссий: уже вызвано такси.

И я ответила нейтральной оценкой: «Нормально». «А Горький? Где Горький?» — Не унималась кричащая актриса. Вот тут я и сорвалась: «Горький эту пьесу два с половиной раза писал, так о чем вы? И вообще, что же вы всех жрете, никак нажраться не можете?»

То взлет, то посадка

Конечно, надо было выбирать выражение. Хотя, как понимаете, слово «кушаете» или «едите» здесь вряд ли выразило бы накал страстей, вот уже два десятка лет содрогающих Челябинский академический театр драмы имени Наума Орлова.

Наум Юрьевич Орлов, имя которого носит театр, руководил им почти тридцать лет. Это были годы стабильности. То есть наряду со спектаклями проходными (а они неизбежны в любом творческом коллективе), основу репертуара составляли постановки, достойные самых высоких оценок, которых театр безусловно заслуживал.

Когда художественный руководитель умер, театр задался целью найти на это место режиссера, который не уступал бы талантом и профессионализмом ушедшему в мир иной.
Но режиссер — профессия штучная. А такой, чтобы мог принять на себя руководство таким театром, как осиротевшая челябинская драма, вообще должен быть уникумом.

Решили не спешить с выбором, осмотреться. Был избран коллективный орган, что-то вроде художественного совета из пяти артистов, а на постановки собирались приглашать режиссеров со стороны.

Ничего хорошего из этого не вышло. И выйти вряд ли могло: нужна все же «руководящая и направляющая рука».

Приглашенный на пустующий трон Владимир Гурфинкель не был незнакомцем. В Екатеринбургском театре поработал, в Челябинском Камерном поставил очень неплохую «Квадратуру круга» Валентина Катаева, на фестивале «Камерата» с успехом прошел его новосибирский спектакль «Прекрасное воскресенье для пикника» Теннесси Уильямса…

И начало его руководства челябинским театром было многообещающим: «Поминальная молитва» Григория Горина, «Чужой ребенок» Василия Шкваркина, японский изыск — «Самоубийство влюбленных на острове Небесных сетей»…

Ну, казалось бы, жизнь наладилась. Не тут-то было. Спектакли пошли все вычурнее и слабее, затраты на них не оправдывались, труппа роптала…

Театральный роман с очередным «главным» Линасом Зайкаускасом был еще короче. У литовской режиссерской школы великолепная репутация. Но Зайкаускаса труппа встретила настороженно, поскольку сведения о его профессиональных достижениях были весьма неясными. Постановки «Кавказского мелового круга» Бертольта Брехта, «Лавины» турецкого драматурга, рассчитанная на фестивальные показы «Наташина мечта» Ярославы Пулинович труппу, да и многих зрителей, не вдохновили. И отношения с артистами достигли такого противостояния, что разрыв был неизбежен.

Правда, «под занавес» своего пребывания в Челябинске Зайкаускас поставил, на мой взгляд, блестящий спектакль «Для чего часам стрелки?» по прозе Тонино Гуэрры, тонкий, нежный, с той смесью трагичности и юмора, которая дорогого стоит. Кто же знал, что Зайкаускас такое может, предыдущие постановки ничего подобного в его творчестве не предвещали…

Впрочем, эта премьера уже ничего не значила. Труппа хорошего от «варягов» не ждала. Каждый «новый» — это проба на профпригодность человека, который какое?то время будет решать судьбы большого коллектива. А это — их годы жизни, восполнить потери времени не получится…

Дети безвременья

Если приход Владимира Гурфинкеля означал конец надежд на коллективное управление театром, что части коллектива было откровенно не по нутру, хотя успех большинства его постановок в первое время работы обнадеживал, то Зайкаускас уже с первых дней его работы был встречен в штыки. Была, как говорится, без радости любовь, ну и разлука печали не вызвала.

Но к радости от ухода дружно ненавидимого Зайкаускаса примешивались неверие, что очередная кандидатура будет достойна возглавлять их театр, и заранее неприятие любого кандидата на эту многострадальную должность.

Кандидатом оказалась женщина — Марина Глуховская. Все было против нее. Прежде всего — пол. Тем более что на руководящем посту в театре уже есть представительница «иного» пола — директор Елена Петрова. Перебор? А вдруг дамские капризы в двойной дозе?

Москвичка. Тоже плохо, насовсем не приживется, а пары временщиков театру хватило. Отличное образование — филфак МГУ и режиссерское, не у кого-нибудь, а у Петра Фоменко. Значит, будет как в чеховской «Свадьбе»: «Они хочут свою образованность показать».

В списке поставленных спектаклей сплошной драматургический блеск, особенно много классики, в том числе русской. Оно, конечно, неплохо, но касса на чем держаться будет?

Поставлено в лучших провинциальных театрах страны… По разику, по два, конечно, силенок может хватить, но для постоянной работы есть ли запас прочности?

Глуховскую встретили с таким недоверием, что ни Гурфинкелю, ни даже Зайкаускасу не снилось. Первые же известия о выбранных пьесах и, тем более, распределении ролей только усугубили неприятие действий главного режиссера.

А самой главной претензией было то, что Глуховская сделала ставку на поколение артистов среднего возраста. Это те, что пришли в театр, уже осиротевший после ухода из жизни Орлова. Их сценический опыт пришелся на «безвременье», в них принято видеть некоторое потерянное поколение. Но именно им доверены Глуховской роли в первой своей постановке «Сколько длится любовь?» — двух, объединенных в единый спектакль пьес польских драматургов.

Не Глуховская начала работу над этой постановкой, но именно «Тирамису» — одна из этих небольших по объему пьес свела режиссера с нашим театром: Глуховская участвовала в чтении современных пьес, так и заметили друг друга.

«Сколько длится любовь?», на мой взгляд, оказалась вполне профессиональной постановкой, скупой и строгой в использовании сценических средств, где все внимание направлено на артистов. Они и постарались показать, что могут многое, хотя можно ждать и большего.

— Это малая сцена, — говорили в театре, — посмотрим, что она сможет сделать на основной — в большом зале.

А на большой сцене репетировали горьковскую «Вассу Железнову».

Грани компромисса

Самое время вернуться к вопросу: «А Горький! Где Горький?»

На пьесу «Васса Железнова» накатил очередной пик популярности. Написана она в 1910 году, через четверть века была сделана попытка правки этого варианта, вылившаяся в результате в новый вариант пьесы.

И были три взлета интереса к судьбе женщины, которой пришлось взять на свои плечи непомерную ношу и надорвавшейся от ее непомерности. Это конец тридцатых годов прошлого века, когда появился второй вариант, конец пятидесятых — начало шестидесятых. И вот сейчас.

Понятно, что вызывают на сцену творение Горького те реалии жизни, что заставляют взглянуть по-новому на историю волжской предпринимательницы, пытающейся сохранить семью и капитал.

Вассу в разное время играли Фаина Раневская, Серафима Бирман, Вера Пашенная (мне довелось видеть ее Вассу во время гастролей Малого театра в Челябинске в 1956 году), челябинская ведущая актриса Софья Вадова, позже Инна Чурикова, Татьяна Васильева. Васса стала последней ролью Марины Голуб.

Понятно, что создатели спектаклей не задавались целью прочитать по ролям горьковский текст, а хотели осмыслить его заново. Ну нельзя же действительно сейчас, когда мы уже знаем, какая судьба ждала не только капиталистку Вассу, но и революционерку Рашель, которая наверняка стала бы жертвой той же самой революции, делать вид, что не ведаем, кто здесь победил.

В спектакле нет сцены смерти Вассы и это вызывает особое неприятие противников спектакля.

Но вспомним того же Наума Орлова, который, ставя в 1982 году «Любовь Яровую», изменил финал пьесы, где героиня во имя победы большевиков выдает горячо любимого мужа комиссару, то есть на пытки и расстрел. Зритель конца двадцатого века вряд ли сопереживал бы такой героине…

Вообще защитникам буквалистской точности следования тексту горьковской пьесы хотелось бы напомнить, что не только с начала прошлого века, когда был создан первый вариант «Вассы», но и на протяжении всего времени, что существует пьеса, менялся язык театра. Трехактное многословное повествование, которое представляет из себя творение классика, может быть (и тому есть большой опыт) переведен на язык звуков, красок, когда задачи пространных монологов и напряженные диалоги передаются декорациями, музыкой, пластикой и так далее.

И тогда станет ясно, почему свет в большой, но неудобный, весь в переходах, как лабиринт, дом проникает лишь через дальние витражи в стиле модерн (художник-постановщик Юрий Наместников, художник по свету Александр Скрыпник), какую роль играет хор, кстати, великолепно поющий (хормейстер Вера Яметова, репетитор по вокалу Ирина Стукова, звукорежиссер Евгений Дубов), и для чего часть сцен идет на немецком языке (консультант Людмила Загуменнова), как появилась сцена самоубийства горничной Лизы, которой в пьесе нет. Но она стала одним из самых лучших фрагментов спектакля, прекрасно сыгранная Ксенией Горшковой…

Что же касается актерской игры, то «потерянное поколение», на мой взгляд, подтвердило веру в то, что не такие уж они жертвы безвременья. Я, например, давно с интересом слежу за тем, что предлагает зрителям Екатерина Зенцова, с ее большими задатками трагической актрисы. И в роли Вассы сложный характер героини дан объемно и при этом с тактом, без перебора.

Работы заслуженного артиста России Алексея Мартынова (Железнов), Владислава Коченды (Храпов), Екатерины Девятовой (Людмила), Натальи Катасоновой (Рашель), Ларисы Меженной (Анна), Татьяны Власовой (Поля) представляются мне достойными зрительского внимания и одобрения.

Думаю, и застоявшееся старшее поколение способно на многое, что было показано не так еще давно в спектакле по мотивам Гуэрры.

Спектакль скомпонован как мозаичные витражи, наподобие тех, что проглядываются в доме Железновых-Храповых, потому и не надо ждать от каждого артиста-исполнителя подробного и развернутого рисунка роли. И вообще на программке значится: «сценическая версия театра».

И еще. У названия пьесы появился подзаголовок «Жизнь за гранью компромисса». У Горького я этих слов не помню. Скорее всего они от театра. Возможно, они вольно или неосознанно обращены не столько зрителям, но и внутрь театра.

фото Вячеслава Шишкоедова