Тем долгам уже три века

6 Ноября 2014
Тем долгам уже три века

Зарплату в старом Челябинске задерживали еще в стенах первой крепости

Зарплату в старом Челябинске задерживали еще в стенах первой крепости

Должники — изобретение не сегодняшнего дня. Как поступали на Южном Урале до революции с теми, кто вдруг забывал платить по счетам.

В январе 1742 года воевода Исетской провинции Бахметев писал офицерам, командующим Челябинской, Миасской, Чебаркульской и Еткульской крепостями, что получил от служивших в них городовых казаков, русских и татар рапорты. Казаки требовали выплатить им жалованье на 1742, а также и за прошедшие годы.

Должником оказались не местные власти, а Сибирская губернская канцелярия, командировавшая казаков в построенные крепости. То, что казаки не получали денег, не значило, что ребята сидели голодом. Выражаясь современным языком, суточные и квартирные им обеспечивали, а вот зарплату родное ведомство задержало…

Не обижайте целовальников!

В XVIII веке для выполнения многих обязанностей государство обычно использовало так называемую «службу по выбору». То есть не тратило деньги на зарплату чиновникам, а напрямую взваливало обязанности на городские и сельские общества. Из городских сословий набирались целовальники к соляным складам, к продаже казенной соли, приему и продаже казенного вина, сидельцы в питейных домах и ларешные.

Горожане должны были «промеж себя» выбрать «людей добрых и неподозрительных», которые на год отправятся в Екатеринбург, на Уткинскую пристань, в крепости Уйской линии и другие, где будут нести службу. При этом к «голове» по приему и продаже казенной соли предъявлялось еще одно требование — грамотность. Человек должен был контролировать поступления соли на склад, отпуск ее в крепости, на заводы, соответствие уплаченных сумм количеству. Учитывая, что привозились и распределялись эти товары десятками и сотнями пудов (для соли) и десятками и сотнями ведер (для вина), риск остаться «в минусе» был довольно велик.

Сидельцы в питейных домах тоже рисковали — бывало сложно не налить в долг в чужой крепости, скажем армейскому сержанту, или хуже того, квартирмейстеру или канцеляристу. А вот уверенности в том, что в конце срока они накопившиеся долги отдадут, нет. При этом целовальники отвечали своим имуществом за возможную нехватку денег. Если по окончании срока повинности выяснялось, что суммы не сходятся, то у виновного описывали все имущество. Если имущества «проштрафившегося» человека не хватало, то расплачивалось все городское общество, которое его выбрало.

Упущенная прибыль

Но кроме риска платить за промашки избранных целовальников и сидельцев эта повинность влекла за собой и прямые расходы для горожан. Люди, отправленные к соляным или винным делам, или сбору податей, отрывались от дома на весь год, соответственно, ничего не зарабатывали ремеслом или своей торговлей. Поэтому городское общество компенсировало отправленным к исполнению повинности «упущенную прибыль». Причем при определении размера оплаты, очевидно, учитывалась степень ответственности, связанной с повинностью.

Купец Савва Старцев подрядился выполнять обязанности соляного головы при Екатеринбургском комиссариате в 1767 году, при условии, что посадские и цеховые заплатят ему 150 рублей. Сумма, по тем временам, вполне солидная, но риск был немалым. В том же 1767 году в челябинскую ратушу пришло уведомление из Екатеринбурга, что на челябинских посадских, бывших в прошлом, 1766 году, целовальниками при продаже соли состоит долг. На Тимофее Дробинине — 284 рубля, Осипе Ильиных — 85 рублей, Самсоне Толстых — 46 рублей. Велено было взыскать деньги с должников, а если их имущества не хватит на покрытие задолженности, то взыскать с купечества. Общая сумма долга с этих трех человек была вполне сопоставима с годовой подушной податью со всех посадских и цеховых Челябинска.

А Савве Старцеву городское общество тоже выплачивало деньги с грехом пополам — он даже обращался к бургомистру с жалобой, что «общество» не заплатило ему деньги за «майскую треть» (в те времена год «разбивали» на три периода — «трети», сегодня мы используем слово «триместр»).

Долг медью не красен

Долги, как известно, бывают разные, и способы отдачи долгов — тоже. Один из характерных эпизодов: в 1786 году губернские власти затребовали у челябинского магистрата взыскать накопившиеся за Иваном Боровинским долги общей суммой 104 рубля 12 ¾ копейки. Видимо, Иван Боровинский был не совсем согласен с решением властей и долг он отдал, только деньги в магистрат привез медной монетой. Сто рублей медными «деньгами» и копейками того времени — это изрядная тяжесть.

Магистрат сообщил в губернию о ситуации, губернские власти потребовали обменять медную монету на ассигнации и уже бумажные деньги прислать в Оренбург. Банка в Челябинске не было. Частные лица соглашались обменять деньги, но не напрямую — медь на ассигнации, а сначала медную монету на серебряную, а затем серебряную на ассигнации. Причем за каждую операцию требовали процент.

У магистрата денег на уплату процентов при обмене в бюджет заложено не было, поэтому вновь следует запрос в губернию: что делать? Губернские власти написали, что оплатить проценты обменных операций должен Иван Боровинский. Иван Андреевич, естественно, оплачивать обменные операции отказался — он же заплатил долг, что еще надо то? Переписка между магистратом и губернским казначейством о том, как бы обменять мелочь на ассигнации, продолжалась полгода, пока старший брат Ивана, Семен, не внес требующуюся сумму бумажными деньгами.

Один гуляет, другой платит

В 1787 году челябинцы Иван больший Малышев и Артемон Григорьев отправились с подводами на Украину. Их задачей было довезти подводы для обеспечения потребностей в транспорте кортежа, сопровождавшего Екатерину II во время поездки в Крым. То есть они должны были доставить лошадей с телегами в Новгород-Северский, чтобы лошади те были использованы в качестве сменных на одном из перегонов, а затем вернуться домой.

В Тамбове прапорщик Коробцов за что то «выстегал» Артемона Григорьева — для лечения душевных и прочих травм ему было выдано «на уразы для покупки вина» 1 рубль 40 копеек. В дальнейшем Григорьев, видимо, решил, что надо пользоваться случаем и за общий счет пополнить гардероб, в разных городах ему были куплены: рубаха и штаны, три пары чулков, два кафтана — за пять рублей и рубль сорок, сапоги и шляпу. Не забыл и про жену: купил два платка «бумажных», то есть хлопковых и два хлопковых же колпака. Кроме того, в Пензе и в Самаре просто прогулял по пять рублей.

А по прибытии в Челябинск Ивана большего Малышева поначалу чуть не посадили под замок в связи с недостачей. Выяснилось, что перерасход составил весьма приличную сумму — с Малышева причиталось вернуть в городскую общественную «кассу» 145 95 копеек, а с Григорьева — деньги, потраченные им на приобретение разных «необходимо нужных» вещей, 14 рублей 91 копейку. И тут вспомнили о том, Иван Малышев поехал вместо купеческого сына Семена Осиповича Колбина по просьбе его отца. Осип Колбин, заменяя своего сына Семена Иваном Малышевым, обязался возместить убытки, которые причинит городскому обществу этот самый Иван больший Малышев. Так что всю сумму в 161 рубль 41 копейку пришлось выплачивать Осипу Колбину.

Должник под секвестром

Кстати, с тем же Иваном Боровинским произошла еще одна долговая история. Зодчик Лугинин был должен ему 10 000 рублей. После фактического банкротства Лугининых Боровинский предъявил в суд вексель на эту сумму и долг был погашен. Однако заемщиков у Лугининых оказалось много и часть из них, очевидно, при чинах — разбирательство дела о долгах Лугинина дошло до Сената. В итоге в 1822 году 1 й департамент Сената решил, что Боровинскому выплатили слишком много денег, и он должен вернуть 7855 рублей 76 ¾ копейки.

Возможно, решение Сената было продиктовано стремлением удовлетворить всех заемщиков хоть в части их требований, то есть дать всем по чуть-чуть, а Боровинский успел получить свой долг сполна. Как бы то ни было, через Московский уездный суд Челябинскому городничему было передано требование взыскать с Ивана Андреевича Боровинского той самой суммы 7855 рублей. Но И. А. Боровинский давно скончался, его наследник, то есть сын, Иван Иванович Боровинский был нищ и гол, поскольку отец ему ничего не оставил — просто не мог ничего завещать, так как находился под секвестром. А имущество вдовы, Дарьи Боровинской опять таки получено не от мужа, а в качестве приданого и впоследствии куплено у разных людей. В 1845 году выяснилось, что Боровинские никому ничего не должны. Проблемы как то рассосались…

Прощенные кредиторы

Интересна история с челябинским зданием по улице Советской, 51. Этот дом принадлежал купцу Евграфу Овсянкину, который, очевидно, взял ссуду в городском общественном банке и не сумел ее вовремя вернуть. Банк попытался продать дом с торгов в Челябинске, затем в Оренбурге, но желающих приобрести его так и не нашлось.

Проводить торги в одной из столиц, Санкт-Петербурге или Москве, как было положено по правилам (если имущество не удавалось продать с торгов в той губернии, где оно находилось, и где пребывали кредиторы, торги проводились в одной из столиц Российской империи), было сочтено невыгодным для банка, и дом остался за ним. Этот дом банк предложил купить городской думе для размещения городского училища. В 1888 году дума купила здание. Впоследствии в нем размещалось 1-е (Александровское) городское училище. Сегодня здесь размещается музыкальная школа.

В истории Челябинска можно еще найти немало штрихов из жизни должников. По ним можно сделать точный вывод: во все времена находились те, кто любил занимать, да не торопился отдавать долг.

Поделиться

Публикации на тему
Новости   
Спецпроекты