Николай Патоличев часто повторял: «Доченька, как же я устал…»

Челябинский период работы Николая Семеновича Патоличева во время войны хорошо известен. Перед ним была поставлена невероятно сложная задача: в кратчайшие сроки создать на Южном Урале мощнейшую промышленную инфраструктуру. Достаточно сказать, что за годы войны в область было эвакуировано более 200 промышленных предприятий.

Одна из сотен его заслуг — идея создания Уральского добровольческого танкового корпуса. Поэтому не удивительно, что этот легендарный человек продолжил портретную галерею в рамках проекта «Они создавали Челябинскую область». А вот как жила его семья? Об этом вспоминает младшая дочь Патоличева — Наталья Семеновна Трубицина - Патоличева, жившая в Челябинске с 1942 по 1946 годы.

Страшное слово — эвакуация

— Вначале приехала мамина сестра — София Ивановна с двумя детьми. Она бежала через всю страну из Чернигова, где и были первые бомбежки. Добирались до Урала почти год. Это были первые наши родственники. После них приехала тетя Клава (мамина сестра) с тремя детьми. Самой младшей, Оле, было несколько месяцев. Для нас все это было неожиданно и пугающе звучало это страшное слово — эвакуация…

Нас было много: восемь детей, шесть взрослых. Размещались мы в двух комнатах и кухне. Помню, что был еще папин кабинет, но нас туда не пускали. Мама умудрялась всех куда то рассовывать, селить: ты здесь будешь спать, ты — здесь…

Я не замечала, чтобы к кому-то еще в нашем доме за годы войны приехало столько эвакуированных родственников.

Жили мы на одну папину зарплату, да еще на то, что получали сестры папы и мамы по воинским аттестатам мужей.

Мы все росли дружно. Воспитывали нас очень строго, потому что считали, что именно это нас как-то обезопасит. Ели мы не досыта. Помню, как старались мама и тетя Софа (мамина сестра, бежавшая из Чернигова с двумя детьми), когда готовили суп и хоть что-то питательное, положить туда для нас — одну картофелинку, одну морковочку, ложечку какой-то крупы. Суп — это было самое дешевое для большой семьи.

Помню, как все мои тети на зиму резали капусту, закладывали ее в бочку. Поскольку холодильников не было, то эту бочку ставили на балкон. И вот зимой в 40 градусов мороза тетя Софа выходила на балкон с топориком, отрубала кусок квашеной капусты и заносила эту добычу в дом. И мы тогда варили огромную кастрюлю щей — чтобы хватило на всю нашу огромную семью.

Была у нас еще и своя картофельная грядка. Вот и вся наша кухня. Так что война осталась в моей памяти чувством большого и бесконечного голода.

Спасибо за сына!

— Бабушка Наташа, мамина мама, в честь которой меня и назвали, спала на кухне. Она была нашим утешением. Мы все ее очень любили. И когда она умерла, очень переживали — это была наша самая первая встреча со смертью. И почему-то из всех именно меня одну мама взяла на похороны, которые я очень хорошо запомнила: снег, холод, а бабушка лежит раздетая и около нее почему то цветы красные… Запомнилось, как выступал один товарищ: «Спасибо тебе, что ты воспитала такого сына…» Он почему-то посчитал, что это была мать Николая Семеновича. Меня эти слова глубоко тронули… А сам Николай Семенович действительно относился к ней, как к своей матери, потому что он был сирота. А бабушка-то была еще совсем молода — ей было чуть больше 50. Но выглядела она очень старенькой…

И бирка на каждой вещи

— Одежду мы все носили друг за другом. Старше меня был Юра, тети Софьи сын. И я после него носила рубашки. От моей сестры доставалось Нине, а перед ней — Галя носила. И считалось это вполне естественным. Папина сестра — тетя Шура — была большой мастерицей — она и шила, и вязала — и всех нас таким образом одевала. Нина с Галей учились в школе. Им, помню, нужно было танцевать украинский танец на каком то празднике, и тетя Шура за одну ночь сшила им беленькие кофточки с вышитыми розочками. У меня по сей день хранятся некоторые вещи, в том числе салфетки, сшитые ее руками.

Телевизора не было. Вечером за большим длинным столом мы всей семьей усаживались — папа еще, конечно, был на работе. И каждый что нибудь да делал — тетя Шура учила одного шить, другого — вязать. И вот, помню, сидим мы все с иголками и с нитками, с разноцветными мулине. Меня, как самую маленькую, все время заставляли зашивать дырочки на одежде.

А вещи наши все были казенные. Я всю жизнь прожила под строгим взглядом мамы: ноги на стул не поднимай, К дивану не подходи! На каждой вещи была бирка. И нас в любой момент могли выселить. Своего у нас были только книги — мы их все время перевязывали, складывали в ящики.

Игрушками были патроны

— В Челябинске моя сестра Нина, которая старше меня на три года, ходила в школу № 1 напротив нашего дома на улице Спартака (ныне — проспект Ленина. — Ред.), второй городок НКВД. Помню, мы вместе играли — с Тамарой Заикиной (дочь Ивана Заикина, третьего секретаря обкома партии), Милочкой Барановой (дочерью Леонида Баранова, второго секретаря обкома партии) у кого нибудь дома.

Прямо за нашим домом был патронный завод (в здании нынешнего ЧГПУ. — Ред.) И все эти пистончики все время валялись у забора. И мои двоюродные братья — Слава и Юра — все время лазали туда, набирали полные карманы патронов и давали нам. И это были наши тогдашние игрушки.

И запах мандаринов

— Вообще, Челябинск — для нашей семьи — это очень строгий период жизни: война, потери — какие уж тут праздники!

Но вот однажды папины близкие друзья из Казахстана прислали посылку. Мы раскрыли и обомлели: что же это? Мандарины! Мы никогда не знали и не видели их. Помню, как торжественно освободили от корочки этот экзотический фрукт и нам бережно раздали всем по одной дольке. Потом вскрыли еще один мандарин. И точно так же разломили всем по одной дольке… Какое же это было необыкновенное счастье! Это ощущение челябинских мандаринов запомнилось на всю жизнь…

Ночные диверсии

Все наши близкие каждую минуту ждали вестей с фронта — от мужей и близких. И мы все это чувствовали. Папа работал в высочайшем напряжении. И это происходило каждую ночь. Таков был режим работы во время войны: а вдруг да что то случилось — взорвался завод, поезд застрял где то… А это значит, что ждать можно было любых последствий.

Я все время к папе приставала: только в кино, дескать, бывают диверсии… А в Челябинске действительно устраивали диверсии. И он мне, помню, рассказал об одном случае, когда диверсанты взорвали цех на одном из заводов. Диверсанты рассчитывали, что от него взорвутся и другие цеха. Однако инженерами было продумано так, что этот цех, утопленный в земле, был окружен специальным валиком. И мощная взрывная волна ударилась об это препятствие и вернулась. Ущерб оказался минимальным, и большая часть завода осталась целой.

Город провожал Патоличева

Когда мы уезжали в Москву, очень много челябинцев собирались на остановках, чтобы проводить Патоличева. И из-за этого, рассказывали очевидцы, даже задержали поезд.

Помню, как в поезде папа сказал: «Наташенька, смотри! Мы проезжаем Уральские горы!»

Я смотрела на эту дивную красоту и удивлялась, как на каменных вершинах умудряются расти эти сосенки и березки… А папа все лежал и лежал на полке — такой уставший…

 Не ходи в министры!

Николай Семенович дома бывал очень и очень редко. Видела его только одна я, потому что меня, как самую маленькую, папа и мама брали спать с собой в одну комнату. Помню, как под самое утро он приходил домой… Ну такой уставший… Погладит меня по голове, улыбнется, ляжет и тут же захрапит… Вспоминаю самые последние годы его жизни, когда он работал во Внешторге. И тогда он тоже приходил домой невероятно уставшим — казалось, все соки из него там повыжимали… И он мне все время говорил: «Доченька, ну как же я устал…» И эта нечеловеческая усталость видна даже на его последних фотографиях.

          Иногда по воскресеньям мы выезжали за город. Подъедем, бывало, к зданию министерства и подолгу ждем… И вот наконец он выходит, с тяжелым портфелем, как всегда… Упадет всей тяжестью рядом с водителем и совершенно изможденным голосом скажет:

          — Иван Степанович, не ходи в министры! Очень уж тяжело… —  Ладно, не пойду, — отвечал его верный шофер.

Иные думают: что уж тут, казалось бы, сложного — ну, ведут переговоры… Со стороны поглядишь: не трудно. А ведь это такое высочайшее напряжение! Оно длится часами. На одной фотографии Патоличев сидит напротив министра торговли США за круглым столом. На них направлены десятки глаз, юпитеры, камеры. Это не просто сцена — это дуэль! И глаза Патоличева, кажется, говорят: «Уже не могу…»

Он относился к такой породе людей, которые старались усовершенствовать миропорядок. Наладил отношения со многими странами, с нашими соседями — Финляндией, Польшей, Германией, Швецией. И они это очень высоко ценили: между нами были взаимовыгодные партнерские отношения, какие и должны существовать в мире. Неслучайно он награжден множеством иностранных орденов. И когда он приезжал со своими визитами по внешней торговле по приглашению министров, его всегда принимало первое лицо государства — они ценили его как государственного деятеля. Кстати, в той же Финляндии, по существующему там обычаю сокращать фамилии почитаемых людей, стали называть нашего земляка — Пато. И когда в Хельсинки проходили годовые собрания Финско-Советской торговой палаты, всех участников встречи интересовало только одно: «Будет ли Пато?» Если он приезжал, в зале и яблоку упасть негде было. И наоборот, когда выяснялось, что легендарного министра внешней торговли СССР не будет на встрече, то такую встречу дружно игнорировали…

Книга за свои деньги

— Помню, как я сидела возле его постели, когда он уже серьезно заболел перед смертью. Читала ему книги наших советских авторов, у том числе — Алексея Толстого «Петр Первый». Часто он просил меня: «Наташ! А давай ка нашу книгу почитаем!»

Это он говорил о той самой книге воспоминаний, которую он так и не смог при жизни издать — она была еще в черновике. И когда читая мы доходили до каких то особенно тяжелых эпизодов, он начинал в большом волнении задыхаться, всхлипывал, по-мужски сдерживая рыдания — я чувствовала, как в те минуты он все заново очень болезненно переживал…

Это был наш большой и такой сильный папа…

После смерти дочь решила издать книгу. Но денег не было: ей предложили заложить квартиру. Потом ей посоветовали продать что нибудь ценное. Она взяла свое обручальное кольцо и мамино. Но и из этого, как ей сказали в ломбарде, много не выручишь… Пришлось продать еще несколько фамильных ценностей. Наскребла нужную сумму и все-таки издала за свои деньги полную книгу воспоминаний ее отца, большого человека, Николая Семеновича Патоличева. Дочь, достойная своего отца…

Редакция благодарит областной госархив за помощь в подготовке материала

Досье «ЮП»

Николай Семенович Патоличев

Родился 23 сентября 1908 года. В 12 лет осиротел. С детства зарабатывал на жизнь. В 1930 году по путевке ЦК ВЛКСМ отправился на Урал: утвержден секретарем Варненского райкома ВЛКСМ. Окончил Химико-технологический институт им. Д. И. Менделеева, Военно-химическую академию РККА. С 1939 по 1941 годы — первый секретарь Ярославского обкома ВКП (б). С 1942 по 1946 годы — первый секретарь Челябинского обкома ВКП (б). С 1950 по 1955 годы — первый секретарь ЦК компартии Украины, с 1958 по 1985 годы — министр внешней торговли СССР. Умер в 1989 году. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

Читайте также:

В регионе стартовал новый просветительский проект «Они создавали Челябинскую область»

В предсмертных письмах Михаил Советников завещал сохранить честь своих близких

«Святой» областного масштаба. Кузьма Рындин был из народа, и народ его любил