Медальон берсальера. Более 70 лет его хранила семья из России

Он был совсем мальчик…

У бабушки Веры с Надей были удивительно теплые отношения. Родившаяся после войны в Кривом Роге внучка часто просила ее рассказать про то, как угоняли в Германию еще молоденькую, совсем девочку, Надину маму, как бабушка спасала в подполе старшего сына-подростка, который был очень крепким и крупным от природы и больше походил на взрослого. И пока в доме во время оккупации квартировали немцы, он не должен был показываться им на глаза. Это тяжелая история. Но сына бабушка спасла. В феврале 1944 года пришло освобождение. Квартировавшие немцы, румыны, итальянцы успели уехать раньше. Но не все, были и отставшие. А однажды, когда Надежда была уже взрослой, бабушка вынула завернутый в тряпочку солдатский медальон и рассказала эту историю. Когда наши танки, пехота ворвались в Кривой Рог, в дом неожиданно забежал молодой солдат. Бабушка сразу поняла, что это не немец, а итальянец. За время оккупации она научилась отличать итальянскую речь от немецкой.

— Он был совсем еще мальчик, — рассказывала баба Вера, — влетел, как пуля, лихорадочно заметался, жестами просил его спрятать. Я тоже, как могла, пыталась объяснить ему, что надо бежать, догонять своих, иначе его убьют. Времени не было, свист пуль, грохот взрывов уже были слышны с улицы. Я видела, как ему страшно, как он испуган. Но что я могла сделать? У меня было одно яблоко, настоящая драгоценность в то голодное время. Я нашла его, когда проходила мимо взорванной хаты и хотела отдать сыну. Но в тот момент я видела мальчика, почти ребенка, и мне тоже было за него страшно. Я не думала, кто он: немец, итальянец, румын. Машинально сунула ему яблоко и подтолкнула в спину: беги! Сама выскочила следом. Он мчался, как пуля, быстро, красиво, но метров через пятьдесят раздался взрыв снаряда и я увидела, как он упал вниз лицом. Не помня себя, не обращая внимания на пули и снаряды, я инстинктивно бросилась к нему, повернула лицом к себе. Он был ранен в живот, но еще был жив, только хватал ртом воздух. Он смотрел на меня, молодой, красивый, но это уже был взгляд уходящего в иной мир человека. Последнее лицо, которое он видел в жизни, было мое. Потом сорвал с шеи невероятным усилием медальон. Его последние слова были: «мама, мама, Италия». Мое сердце разрывалось. Я взяла этот солдатский медальон. Ни имени, ни номера на нем не было, только небольшая надпись на итальянском. Я живу с этим много лет, но моя душа не успокоится, пока я не верну на родину этого мальчика хотя бы его медальон.

Бабушка взяла слово с Надежды, что та обязательно съездит в Италию и может быть чудом найдет хоть какие‑то следы. Потом передала медальон и сказала: просто отдай его там в церковь.

В советское время выехать в капстрану было вообще трудно, а уж искать там церковь, было вообще не мыслимо. 75 лет реликвия хранилась в семье бабушки Веры, которой уже нет в живых. Но Надежда Евгеньевна наказ помнила. Объездив множество стран, она могла съездить и в Италию, но не хотела в качестве туристки. Ждала подходящего случая и прошлым летом он представился.

На «ридной нэньке»

Звонок прозвучал неожиданно. «Надя, это я, — услышала она знакомый голос. — Ты обязательно должна приехать ко мне, в Италию…» Звонила Алена Дзюбенко, с которой вместе росли и дружили с детства. Не раздумывая ни минуты, Надежда Евгеньевна пообещала: «Приеду обязательно».

— Мы родились в Кривом Роге на «ридной нэньке», — вспоминает Надежда Евгеньевна, — вместе ходили в школу, потом учились в горном институте. Аленин отец тогда был главным инженером института «Кривбаспроект», который проектировал все шахты Криворожского бассейна. Туда нас и распределили, чтобы делать чертежи и другие работы, от которых мужчины отказывались. Но к окончанию института я уже вышла замуж и поехала к своему Марату в Харьков. Алена тоже устроила судьбу, ее избранником стал институтский друг Юра Яценко, и осталась дома. Все это время мы общались, хотя судьба разбросала нас: мы с мужем, военным, «служили» в Казахстане, потом в Душанбе. Но каждый год ездили в отпуск в Кривой Рог и сразу же бежали к Алене и Юре. С началом перестройки мы вынуждены были покинуть Душанбе и оказались в Челябинске. Наша связь прервалась. Позже узнали, что в то непростое время на Алену сваливалось одно горе за другим: ушли из жизни родители, но самое страшное — умирает муж.

Она остается с сыном одна. Чтобы выучить его в Ленинграде, она продает родительский дом, уезжает в Киев и покупает квартиру в долг. А потом происходит распад Союза. Работы нет, платить кредит нечем. И Алена решается почти на авантюру, едет через знакомых на заработки в Италию, устраивается там домработницей.

Ей повезло. Она попала в хорошую интеллигентную семью, где к ней относились с пониманием. А потом произошла судьбоносная встреча. Ее случайно увидел Марио, друг хозяина дома, который в свое время работал с Россией, немного говорил по-русски. На следующий день хозяин подошел к Алене и сказал, что Марио просит разрешить дать ее номер телефона. Алена возмутилась: «Я приехала сюда спасать себя и сына, а не искать встреч». На следующий день просьба повторилась, а хозяин объяснил: Марио очень приличный человек, он всего лишь хочет пригласить вас в оперу. Он одинок, у него дочь и внук, а жена умерла. Алена была тронута, больше всего она боялась приглашений в ресторан, а вот в итальянскую оперу попасть мечтала. В тот вечер они поняли с Марио друг друга с первого слова. Он оказался тонким интеллигентным, очень образованным человеком. Позже Марио представил Алену членам большой семьи, дочери, которые приняли ее с радостью. Брак оказался счастливым.

Марио плакал

В Италии Алена и Марио встретили Дильдашевых, как родных. Как водится, гости привезли подарки. Когда Марио вручили шкатулку из уральского камня, он вынул из нее кусок ваты. Осторожно развернул и увидел медальон. «Откуда он?» — спросил Марио и на глазах у него появились слезы. Надежда Евгеньевна рассказала историю, которую поведала ей бабушка. Марио все понял. Сказал, что во время войны всех, кто уходил на фронт, обязательно благословляли в соборах и вешали на шеи подобные обереги. И у каждого храма медальоны были свои. Пообещал, что найдет место, откуда эта реликвия.



— Мы отметили наш приезд, потом молча помянули безымянного итальянского солдата. Сейчас мы регулярно общаемся с Аленой и Марио по скайпу. Марио сообщил, что нашел адрес: такие медальоны выдавали в соборе святого Антония Падуанского, откуда берсальеров провожали на войну. Особенность этого старинного элитного итальянского рода войск в том, что берсальеры во время службы не имели права сидеть, стоять, — только бегать. Это правило распространялось даже на время военных парадов, когда такие войска не маршировали, а бежали. Были вроде наших десантников. Собор находится в Падуе между Вероной и Генуей, где живут Алена и Марио.

Там, где шумят деревья

Конечно, Марио и многих других итальянцев, узнавших об этой истории, интересовало, как похоронили молодого берсальера. Надежда Евгеньевна знала из рассказов бабушки, что трупы всех убитых просто складывали по порядку в свежевырытый ров недалеко от реки и просто засыпали землей. На этом месте после войны посадили деревья, разбили парк. Уже и парка нет, но могучие деревья по-прежнему тянутся к небу. Никто, кроме старожилов, сегодня не подозревает, что под густыми кронами существуют захоронения безымянных солдат, воевавших на стороне немцев.

— В Италии, — сказал Марио, — русских никогда не считали врагами, и историю переписывать не собираются. Жаль только, что в связи с сегодняшними событиями вряд ли нам удастся когда‑нибудь съездить на Украину, родину Алены. Но если бы это было возможно, мы бы обязательно сходили на место старого парка и поклонились молодому берсальеру. Ведь он тоже одна из самых страшных жертв фашизма. И надо сделать все возможное, чтобы история не повторилась…