Торг уместен. Особенности межэтнических отношений в дореволюционном Троицке
5 Августа 2015
Как известно, все разнообразие отношений между народами умещается между, условно говоря, крайними двумя формами: мирное сотрудничество и этнические конфликты.
Служилые и торговые
Даже в досоветском прошлом (до революции 1917 года) можно найти позитивные примеры развития межэтнических отношений, процессов аккультурации. Примером этого может явиться уездный Троицк, в котором изначально сложились две основные общины — православная, начало которой положили русские солдаты гарнизона Троицкой крепости, и мусульманская, представленная в основном татарами. Еще при основании крепости И. И. Неплюев задумывал превратить ее в центр торговли с казахами Среднего Жуза; в марте 1750 года Тевкелев и Неплюев информировали Коллегию иностранных дел о том, что приехавшие русские купцы и «торговые татары» свои товары в эту крепость «охотно отпустили».
Но прежде торговцев в Троицке появились служилые татары, т. к., начиная с 1744 года, правительство стало направлять для охраны Оренбургской пограничной линии, наряду с казаками, отряды башкир и мещеряков (татар-мишарей). Последние переселились из Поволжья в Зауралье еще в конце XVI — XVII веков. Однако, будучи на государевой военной службе вплоть до 1865 г., они не имели права без разрешения начальства покидать свои кантоны. Зато с конца XVIII века начал нарастать поток других татар — торговцев, ремесленников и государственных крестьян, выходцев из лесистых, скудных на пахотные земли, уездов Казанской и Вятской губерний.
Грамотный счет
Почти сразу после своего возникновения Троицк стал крупным центром торговли с народами Центральной Азии. Огромный Меновой двор, построенный в версте от крепости и занимавший территорию с пол-Троицка, ярмарка, длившаяся ежегодно, фактически с мая по ноябрь, внутри крепости — Азиатский гостиный двор с мечетью и магометанской школой, построенные уже при великой Екатерине II — все это ежегодно влекло в Троицк многочисленные караваны из Бухары, Хивы, Коканда, Ташкента, Кашгара и других, еще более экзотических мест.
Естественно, возникла большая потребность в относительно честных и грамотных посредниках, последнее было не менее важно, чем первое — надо было не только знать наречия сартов, казахов или фарси, но и уметь переводить батманы в фунты, мискали в золотники, а дирхам в серебряный рубль и наоборот. И такие посредники нашлись в лице татар, выходцев в основном из Среднего Поволжья; они трудились не только толмачами, маклерами, приказчиками, но и сами, разбогатев, снаряжали караваны в дальние страны. Объясняется это не только историческими традициями, многовековым опытом ведения торговли татарами, но и их этноконфессиональной близостью к народам Казахстана и Средней Азии. Известно, что власти среднеазиатских ханств долгое время не допускали в свои владения «кафиров» (не мусульман). Да и позже, русским купцам было выгоднее отправлять свои караваны под начальством татар или башкир, т. к. в том же Коканде с мусульман взималась пошлина в один червонец с 40 червонцев товара, а с «не магометан вдвое более…».
Купеческая разведка
Не в этом ли взаимовыгодном с купеческой точки зрения сотрудничестве крылся секрет долгого и мирного сосуществования русской и татарской, православной и мусульманской общин Троицка? Выступали татары представителями и среднеазиатских купцов. Дореволюционный историк Н. Фирсов писал в 1869 г. о том, что «они являлись главными факторами и посредниками в торговых сношениях России через Оренбург с средней Азией. Неплюев с пользою употреблял их и как политических агентов». Часто их торговые караваны инкогнито сопровождали армейские топографы или офицеры Генштаба. Иногда и самим торговцам поручались дипломатические, а то и более деликатные дела.
Примером может послужить троицкий купец 2-й гильдии Абдулвали Абдулвагапович Абубакиров, первым основавший чайную торговлю Южного Урала с Китаем. В 1845 г., он во главе небольшого каравана из 70 верблюдов, преодолев 1700 верст, добрался до города Чугучак (совр. Тачэн Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР). Его рассказ об этом путешествии больше напоминает подробный отчет профессионального разведчика с указанием маршрута, источников воды, переправ, состояния китайских гарнизонов, настроения местных племен и ханьской администрации.
Это было возможным не только из-за языковой, религиозной и культурной близости татар к народам Средней Азии, нельзя не учитывать и роль троицких медресе, дававших своим ученикам, паренькам из татарских деревень Вятской, Казанской или Симбирской губерний, блестящие знания арабского и персидского языков и мусульманского богословия. Но все-таки основным занятием горожан была торговля и ее обслуживание. В. Ильин писал: «…что касается нравов жителей города… Троицк есть по преимуществу торговая колония, в торговле все его значение, торговлею же определяются характеристические черты местных нравов».
Язык торговли
Центром деловой жизни Троицка XVIII — XIX вв. был Меновой двор. Здесь, на «Менамнá», как называли его местные татары, с июня на октябрь шел беспрерывный торг. Период этот называется «сотовкой», вероятно от татарского «сатỳ» — продажа, торг. Как отмечал современник: «торговля же собственно г. Троицка наиболее в руках купцов, мещан и крестьян из казанских татар». «Чтобы иметь успех в мене, всякой Руской купец, или приказчик должен знать язык и свойства Киргизов». Роль переводчиков и посредников выполняли т. н. маклеры. Матвей Никифорович Ястребов, учитель истории и географии троицкого уездного училища, писал: «маклером здесь называют толмача, переводчика, это большей частию Татарин, разумеющий Русский и Бухарские языки. Без него купить даже на 100 руб. нет возможности. Никак не сговоришься с Киргизом или Бухарцем».
Приезжие немало удивлялись знанию местными русскими татарского языка и пытались объяснить это по-разному, например, практическими нуждами торгового класса — на Востоке этот язык выступал в качестве своеобразного эсперанто. Писатель П. П. Свиньин (дядя М. Ю. Лермонтова), путешествовавший по нашей губернии, отмечал в 20‑е гг. XIX в. не без иронии: «как в больших европейских городах повсюду слышен язык французский, так и в столице Оренбургского края татарский между низшими сословиями не уступает в своей употребительности русскому».
Наверное, поэтому в открывшейся в 1873 года Троицкой гимназии по настоянию русского купечества было введено преподавание «коммерческой арифметики и татарского языка». Об этом вспоминал и Дм. Татаринов, учившийся уже в конце XIX в.: «В первые годы основания гимназии киргизам преподавался родной язык и Коран… и в мое время в ученических табелях сохранялась еще графа национального языка».
Особый шик
Вспомним историю, произошедшую в раннем детстве с Екатериной Степановой — матерью уроженца Троицка, известнейшего русского адвоката Федора Никифоровича Плевако. Драма случилась в 20‑е годы XIX века, когда ей было 5-6 лет. Маленькая девочка, росшая в казахской и, видимо, знатной семье потерялась. Как позже вспоминала сама Екатерина, она выпала из арбы во время ночного бегства ее семьи после нападения на родной аул «чужих всадников». Проведя две ночи в камышах, она добралась до реки. Оказывается, девочка вышла к Троицку. По другую сторону реки (р. Уй — разделявшая российские владения и казахские земли. — Р. Г.) прачки полоскали белье, одна из них, услыхав детский плач, на руках перенесла девочку на свой берег. «Женщина спросила меня, хочу ли я есть, — вспоминала мать Ф. Н. Плевако. — Я ответила: «Хочу, очень хочу!» — «Где твои мать и отец?» — «Их убили там», — я указала в сторону, откуда пришла».
Спасительницей, подобравшей найденыша, оказалась Груша, кухарка начальника Троицкой таможни, в доме которого после принятия таинства крещения осталась жить юная казашка. Ясно, что в силу своего возраста вести диалог с Аграфеной она могла только на родном языке или на татарском, которым в городе владела почти каждая кухарка, ежедневно посещающая троицкие рынки. Языком владело в той или иной мере все окрестное (казачье) население.
Поневоле вспоминается фраза из «кавказского» романа Л. Н. Толстого «Казаки»: «Молодец казак щеголяет знанием татарского языка и, разгулявшись, даже с своим братом говорит по-татарски». В. Л. Кигн (Дедлов), служивший чиновником по делам переселенцев (он происходил из польской семьи с немецкими корнями), с европейской безаппеляционностью утверждал в своей книге «Переселенцы и новые места. Путевые заметки», правда, уже о сибирских казаках: «как рассказывают, они уже до того одичали, что считают особенным шиком говорить между собою не по-русски, а на местных инороднических наречиях: совсем как дети, которые придают своему лицу «зверское» выражение, когда играют майнридовских индейцев. Оренбургские казаки тоже не от роду такие дикари. Набирались они отовсюду из внутренних губерний и освирепели только здесь, в полуазии».
Продолжение следует
Даже в досоветском прошлом (до революции 1917 года) можно найти позитивные примеры развития межэтнических отношений, процессов аккультурации. Примером этого может явиться уездный Троицк, в котором изначально сложились две основные общины — православная, начало которой положили русские солдаты гарнизона Троицкой крепости, и мусульманская, представленная в основном татарами. Еще при основании крепости И. И. Неплюев задумывал превратить ее в центр торговли с казахами Среднего Жуза; в марте 1750 года Тевкелев и Неплюев информировали Коллегию иностранных дел о том, что приехавшие русские купцы и «торговые татары» свои товары в эту крепость «охотно отпустили».
Но прежде торговцев в Троицке появились служилые татары, т. к., начиная с 1744 года, правительство стало направлять для охраны Оренбургской пограничной линии, наряду с казаками, отряды башкир и мещеряков (татар-мишарей). Последние переселились из Поволжья в Зауралье еще в конце XVI — XVII веков. Однако, будучи на государевой военной службе вплоть до 1865 г., они не имели права без разрешения начальства покидать свои кантоны. Зато с конца XVIII века начал нарастать поток других татар — торговцев, ремесленников и государственных крестьян, выходцев из лесистых, скудных на пахотные земли, уездов Казанской и Вятской губерний.
Грамотный счет
Почти сразу после своего возникновения Троицк стал крупным центром торговли с народами Центральной Азии. Огромный Меновой двор, построенный в версте от крепости и занимавший территорию с пол-Троицка, ярмарка, длившаяся ежегодно, фактически с мая по ноябрь, внутри крепости — Азиатский гостиный двор с мечетью и магометанской школой, построенные уже при великой Екатерине II — все это ежегодно влекло в Троицк многочисленные караваны из Бухары, Хивы, Коканда, Ташкента, Кашгара и других, еще более экзотических мест.
Естественно, возникла большая потребность в относительно честных и грамотных посредниках, последнее было не менее важно, чем первое — надо было не только знать наречия сартов, казахов или фарси, но и уметь переводить батманы в фунты, мискали в золотники, а дирхам в серебряный рубль и наоборот. И такие посредники нашлись в лице татар, выходцев в основном из Среднего Поволжья; они трудились не только толмачами, маклерами, приказчиками, но и сами, разбогатев, снаряжали караваны в дальние страны. Объясняется это не только историческими традициями, многовековым опытом ведения торговли татарами, но и их этноконфессиональной близостью к народам Казахстана и Средней Азии. Известно, что власти среднеазиатских ханств долгое время не допускали в свои владения «кафиров» (не мусульман). Да и позже, русским купцам было выгоднее отправлять свои караваны под начальством татар или башкир, т. к. в том же Коканде с мусульман взималась пошлина в один червонец с 40 червонцев товара, а с «не магометан вдвое более…».
Купеческая разведка
Не в этом ли взаимовыгодном с купеческой точки зрения сотрудничестве крылся секрет долгого и мирного сосуществования русской и татарской, православной и мусульманской общин Троицка? Выступали татары представителями и среднеазиатских купцов. Дореволюционный историк Н. Фирсов писал в 1869 г. о том, что «они являлись главными факторами и посредниками в торговых сношениях России через Оренбург с средней Азией. Неплюев с пользою употреблял их и как политических агентов». Часто их торговые караваны инкогнито сопровождали армейские топографы или офицеры Генштаба. Иногда и самим торговцам поручались дипломатические, а то и более деликатные дела.
Примером может послужить троицкий купец 2-й гильдии Абдулвали Абдулвагапович Абубакиров, первым основавший чайную торговлю Южного Урала с Китаем. В 1845 г., он во главе небольшого каравана из 70 верблюдов, преодолев 1700 верст, добрался до города Чугучак (совр. Тачэн Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР). Его рассказ об этом путешествии больше напоминает подробный отчет профессионального разведчика с указанием маршрута, источников воды, переправ, состояния китайских гарнизонов, настроения местных племен и ханьской администрации.
Это было возможным не только из-за языковой, религиозной и культурной близости татар к народам Средней Азии, нельзя не учитывать и роль троицких медресе, дававших своим ученикам, паренькам из татарских деревень Вятской, Казанской или Симбирской губерний, блестящие знания арабского и персидского языков и мусульманского богословия. Но все-таки основным занятием горожан была торговля и ее обслуживание. В. Ильин писал: «…что касается нравов жителей города… Троицк есть по преимуществу торговая колония, в торговле все его значение, торговлею же определяются характеристические черты местных нравов».
Язык торговли
Центром деловой жизни Троицка XVIII — XIX вв. был Меновой двор. Здесь, на «Менамнá», как называли его местные татары, с июня на октябрь шел беспрерывный торг. Период этот называется «сотовкой», вероятно от татарского «сатỳ» — продажа, торг. Как отмечал современник: «торговля же собственно г. Троицка наиболее в руках купцов, мещан и крестьян из казанских татар». «Чтобы иметь успех в мене, всякой Руской купец, или приказчик должен знать язык и свойства Киргизов». Роль переводчиков и посредников выполняли т. н. маклеры. Матвей Никифорович Ястребов, учитель истории и географии троицкого уездного училища, писал: «маклером здесь называют толмача, переводчика, это большей частию Татарин, разумеющий Русский и Бухарские языки. Без него купить даже на 100 руб. нет возможности. Никак не сговоришься с Киргизом или Бухарцем».
Приезжие немало удивлялись знанию местными русскими татарского языка и пытались объяснить это по-разному, например, практическими нуждами торгового класса — на Востоке этот язык выступал в качестве своеобразного эсперанто. Писатель П. П. Свиньин (дядя М. Ю. Лермонтова), путешествовавший по нашей губернии, отмечал в 20‑е гг. XIX в. не без иронии: «как в больших европейских городах повсюду слышен язык французский, так и в столице Оренбургского края татарский между низшими сословиями не уступает в своей употребительности русскому».
Наверное, поэтому в открывшейся в 1873 года Троицкой гимназии по настоянию русского купечества было введено преподавание «коммерческой арифметики и татарского языка». Об этом вспоминал и Дм. Татаринов, учившийся уже в конце XIX в.: «В первые годы основания гимназии киргизам преподавался родной язык и Коран… и в мое время в ученических табелях сохранялась еще графа национального языка».
Особый шик
Вспомним историю, произошедшую в раннем детстве с Екатериной Степановой — матерью уроженца Троицка, известнейшего русского адвоката Федора Никифоровича Плевако. Драма случилась в 20‑е годы XIX века, когда ей было 5-6 лет. Маленькая девочка, росшая в казахской и, видимо, знатной семье потерялась. Как позже вспоминала сама Екатерина, она выпала из арбы во время ночного бегства ее семьи после нападения на родной аул «чужих всадников». Проведя две ночи в камышах, она добралась до реки. Оказывается, девочка вышла к Троицку. По другую сторону реки (р. Уй — разделявшая российские владения и казахские земли. — Р. Г.) прачки полоскали белье, одна из них, услыхав детский плач, на руках перенесла девочку на свой берег. «Женщина спросила меня, хочу ли я есть, — вспоминала мать Ф. Н. Плевако. — Я ответила: «Хочу, очень хочу!» — «Где твои мать и отец?» — «Их убили там», — я указала в сторону, откуда пришла».
Спасительницей, подобравшей найденыша, оказалась Груша, кухарка начальника Троицкой таможни, в доме которого после принятия таинства крещения осталась жить юная казашка. Ясно, что в силу своего возраста вести диалог с Аграфеной она могла только на родном языке или на татарском, которым в городе владела почти каждая кухарка, ежедневно посещающая троицкие рынки. Языком владело в той или иной мере все окрестное (казачье) население.
Поневоле вспоминается фраза из «кавказского» романа Л. Н. Толстого «Казаки»: «Молодец казак щеголяет знанием татарского языка и, разгулявшись, даже с своим братом говорит по-татарски». В. Л. Кигн (Дедлов), служивший чиновником по делам переселенцев (он происходил из польской семьи с немецкими корнями), с европейской безаппеляционностью утверждал в своей книге «Переселенцы и новые места. Путевые заметки», правда, уже о сибирских казаках: «как рассказывают, они уже до того одичали, что считают особенным шиком говорить между собою не по-русски, а на местных инороднических наречиях: совсем как дети, которые придают своему лицу «зверское» выражение, когда играют майнридовских индейцев. Оренбургские казаки тоже не от роду такие дикари. Набирались они отовсюду из внутренних губерний и освирепели только здесь, в полуазии».
Продолжение следует
Поделиться
