Дом трезвости и колокольня на сцене. Что скрывает драмтеатр Челябинска?
Проникнуть в двери с табличкой «служебный вход», как правило, удается немногим. Любопытных детей быстро вернут родителям, на упрямых журналистов шикнут: съемка запрещена, посетителям, которые ищут среди типовых коричневых дверей ту, самую нужную, укажут верный путь…
Дверь театра самостоятельно открывается. На улицу выбегает мужчина в костюме, на голубой клетчатой рубашке бабочка в тон: «Здравствуйте! Вы на экскурсию? Проходите, пожалуйста! Бирочки не берите». Так Александр Краснов, директор музея театра драмы имени Н.Орлова, встречает абсолютно каждого посетителя.
На экскурсию, несмотря на дневной сеанс и будний день, пришло около 20 человек. Большая часть — молодежь. «Мы с вами видим обычно только финальный продукт, то, что получилось на сцене. А вот как рождается этот спектакль, мы сегодня с вами и узнаем». — Группой спускаемся в подвал.
Театр ничего не выкидывает
Первая дверь лабиринта коридоров соседствует с закулисьем малого зала. Мы на экваторе. С этой стороны театр круглый, высокий, величественный и гулкий. Таким он известен каждому зрителю. По другую сторону начинаются бетонные зигзаги стен и достаточно узкие коридоры. Влюбленные парочки из группы, конечно, стараются спускаться вместе по лестнице, но места хватает на одного. «Здравствуйте! Добрый день!» — Группа останавливается, пропускаем работника театра.
Мы спускаемся в подвал, постепенно свет из высоких окон заканчивается, тепло батарей тоже, и группа под командованием Александра Ермолаевича сворачивает налево, в бутафорский цех. У входа стоят фигурки животных, на крючке висит рыба, над дверью цеха — ангел. Небольшая пауза, заходим.
В помещении контрастно жарко. Работает радио. По технике безопасности пришлось отключить станки. «Как рождается спектакль? Режиссер выбирает пьесу, приглашает артистов, приглашает художника, который будет все это осуществлять. Художник делает эскизы декораций, реквизита, костюмов. Некоторые художники рисуют все от руки. Сейчас пошло новое направление — на компьютере все это изображать», — так начинается наше знакомство с самым центром закулисья.
Пенопласт, поролон, листы картона и бумаги, ткань, клей, краски и лаки, зарисовки, эскизы, деревяшки и карандаши — все это на столах, на шкафах, на полу. Художники продолжают резать, склеивать, раскрашивать элементы для будущих спектаклей. На одном из станков лежит гнутый медный чайник. Над потолком висят золотые ангелочки: раньше их было 30, в мастерской лишь те, что сохранились. В правом углу стоят статуи, похожие на античные. Все кажется неподъемным. На самом же деле каждую из этих фигур поднимет даже ребенок.
«А где хранят реквизит? Если спектакль больше не играют, то все уничтожается?» Места для всех фигурок в цехе не хватит. Но в театре ничего не уничтожают. Александр Ермолаевич отмечает, что реквизит переносят на склад: «Проходит время, делается новый спектакль. Режиссер говорит: давайте вспомним, у нас была сто лет назад в спектакле какая-то интересная вещь. Ее снова берут и выставляют на сцену».
Но есть и настоящие, не бутафорские предметы: «Очень многое нам досталось из купеческих особняков». Так в театр попадали кресты, иконы, дорогие ткани. «Но бывает такое, что для спектакля мы находим какую-то интересную вещь, очень-очень ценную. Но ее жалко выставлять на сцену, потому что переезды, гастроли: она быстро придет в негодность. Поэтому делается ее точная копия», — делится наш экскурсовод.
Между двумя шкафами с бесчисленным количеством лаков и красок — небольшой проем, еще одна маленькая комната. В ней темнее, станков и оборудования нет. Стоят книжный шкаф, этажерка с мелкими предметами. Под потолком, на выступе в стене, расположилась коллекция самоваров. А в конце комнаты висит икона.
Дольше нарушать подготовку к спектаклям нельзя. Группа возвращается из подвала в театр. Слева от выхода замечаем лифт. Его грузоподъемность три тонны: «Наша сцена очень высоко. Она на уровне третьего этажа. Поэтому вручную таскать все это по извилистым лестницам просто очень неудобно».
За сценой кто-то следит
Поднимаемся по лестничному серпантину на третий этаж. В этой части относительно низкие потолки, полукруг коридора с дверьми, ведущими в гримерки. Мы останавливаемся у зеркала: «Отсюда артисты заходят на сцену. Смотрят, все ли нормально, поправляют прическу, проверяют, правильно ли усы приклеены». Неосознанно каждый из группы взглянул на себя в зеркало и быстро подправил образ. Все-таки что-то магическое в театральном зазеркалье есть.
Вместе с группой мы попадаем за сцену большого зала. В помещении очень темно, кажется, что вокруг черные стены и ничего больше. Но включается небольшая подсветка, и в самой дальней части сцены, которая скрыта от зрителей шторами, или задником, стоят огромные металлические конструкции: «Это место называется «арьерсцена». Здесь хранятся декорации для спектаклей. То, что сегодня не используют в спектакле, складывают сюда. А ребята-монтировщики перед началом спектакля нужные вещи выставляют на планшет сцены», — комментирует Александр Ермолаевич.
Часть декораций не выставляют, а прикрепляют к металлическим трубам, штанкетам, и поднимают на высоту 45 метров. Пятилетнего Ваню, самого молодого участника группы, останавливают и просят не бегать. И дело не в уличной обуви (вообще-то так делать тоже нельзя), а в том, что сцена — самое опасное место в театре.
Проходим вперед, за кулисы. Уже видна сцена. Останавливаемся у пульта, которым руководит помощник режиссера от первого звонка до последней секунды спектакля. Эта установка похожа на огромный домофон и панель в лифте. Есть телефонная трубка для связи с гримерками, свыше десятка разных кнопок, на пустом пространстве висят магнитики и нацарапаны секретные послания.
Дальше мы отворачиваемся от сцены и видим высокие ворота. Через них декорации попадают на свое законное место. Ворота ведут в большое и неожиданно светлое пространство. Здесь все заставлено деревянными конструкциями, массивными предметами, предназначение которых понятно не сразу. В эту комнату декорации попадают либо на том самом лифте, который мы заметили в бутафорском цехе, либо с улицы. Все же видели мост, приставленный к театру драмы?
«Здесь же вы видите Владимира Ильича Ленина, который в уголочке очень скромненько стоит с 1982 года». Все начали медленно вращать головой. За одним из деревянных каркасов действительно на вас внимательно смотрит один глаз.
Бюст Ленина привезли в драмтеатр из Союза художников 5 марта 1977 года на торжественное собрание. Второе появление Владимира Ильича произошло спустя 30 лет, когда ставили спектакль про Дом культуры.
А люди будут?
Сегодня драмтеатру 100 лет. Возвращаясь в прошлое, век назад наш город не был похож на современный мегаполис. «И обстановка была какая в городе, секретные сведения могу вам рассказать, — делится Александр Ермолаевич. — На 60 тысяч жителей в течение года было продано 82 тысячи ведер спиртных напитков, каждое ведро — 12 литров… И тогда общество трезвости вышло с предложением в городскую думу построить в Челябинске Народный дом — Дом трезвости».
Городская дума отдает бесплатно кусок земли на постройку. Почему бесплатно? «Потому что это уже окраина города. Никто из купцов здесь ничего строить не хотел. Архитектор Карвовский дал чертежи этого Народного дома тоже бесплатно. С шапкой пошли по кругу собирать деньги — кто сколько даст. Набрали тысячу рублей». Этого было мало. Городская дума выделила еще 10 тысяч. На строительство все равно не хватало.
«И вот тогда купец Чикин, золотопромышленник, который имел свою мельницу, ко всему прочему еще и торговал спиртными напитками, он дал 24 тысячи рублей на строительство Дома трезвости». Через семь лет здание было выстроено. Это было первое открытое здание для концертов». В наши дни оно принадлежит Молодежном театру.
Драмтеатр в Челябинске был основан в 1921 году, 60 лет спектакли проходили в «Доме трезвости». Строительство нового здания театра началось в 1973 году: «Первоначально хотели построить это здание там, где памятник Владимиру Ильичу. Институт «Челябгражданпроект» хотел построить квадратную такую коробку, как обычно театры строят. Но большие начальники сказали, что не надо нам квадратную коробку, потому что иначе не будет площади, будет просто проспект Ленина и театр. Нужно отодвинуть его дальше, где городской сад». На месте театра в те годы стояли четыре огромные колонны — вход в парк, но простояли они недолго, всего год. Их взорвали и начали строить театр: не квадратный, какой в те же годы установили в Златоусте и Магнитогорске, а круглый. Ко всему прочему, чтобы здание не было похоже на бетонную коробку, по всему периметру его окружают 24 мраморных перышка и высокие стеклянные вставки.
Въехать в новый театр удалось в 1982 году: 5 сентября состоялся первый спектакль «Любовь Яровая». После революции 1917 года в старом здании хранилось много церковной утвари. Поэтому открываться решили под колокольный звон: «На сцене мы использовали и круг, и кольцо, и с левой стороны сцены была сделана огромная колокольня, где были выставлены все колокола, которые были у нас в наличии». Звонили по всем правилам, для этого из Семеновской церкви пригласили регента Марию Куповых.
В день открытия нового здания проходила очередная репетиция: «На сцене идет репетиция, в это время прибегает к нам помощник режиссера. Говорит: что на улице-то делается! А там, оказывается, собрались бабушки-пенсионерки и крестятся на это здание, откуда льется колокольный звон. Мы думали, что закроют нас и не разрешат даже спектакли эти играть».
Но театр открылся и вот уже 100 лет показывает спектакли для южноуральских зрителей.
Поделиться