Игорь Решетов: «Российские пациенты для иностранных клиник — это «кошелек на ножках»

Что и произошло недавно с одним из крупных челябинских чиновников. Так что дело здесь не только и не столько в финансовой обеспеченности.

О том, стоит ли уповать на всесильность зарубежных клиник, мы спросили профессора Игоря Решетова, президента Общероссийской федерации специалистов по заболеваниям органов головы и шеи, который принял участие в челябинской научно-практической конференции по онкологии.

— Игорь Владимирович, насколько обоснованно желание российских пациентов с онкозаболеваниями лечиться в Израиле или Германии?

— В нас сидит генетическая поломка, что «заграница нам поможет». И потом это глубочайшее заблуждение самым плохим образом сказывается на наших пациентах. Дело в том, что медицина — это тоже отрасль бизнеса, и за границей пациент зачастую является субъектом этого бизнеса, на котором зарабатывают деньги. Чем проще и короче схема лечения, тем больше заработает клиника и конкретный врач. К сожалению, именно это является основной причиной того, что иностранные клиники охотно принимают на лечение российских граждан. А не горячее желание помочь пациенту. Более того, там врачи не несут ответственности за иностранных пациентов. Если мы говорим об онкологии, то здесь мало сделать операцию. Необходимо длительное лечение, которое российские пациенты продолжают в России. В итоге мы получаем болезни в запущенной стадии, так как много времени тратится на переезды. А вся ответственность за печальный исход ложится на российских врачей.

— Верно ли, что за рубежом работают более квалифицированные врачи в плане оказания медицинской помощи? Или это тоже стереотип?

— В России огромный по мировым меркам опыт работы с онкологическими заболеваниями. Поэтому наших ученых постоянно приглашают в азиатские, американские, европейские ассоциации для совместного формирования европейских и мировых стандартов лечения онкологии. Мы в России используем те же схемы лечения и те же препараты, что и за границей.

Второй момент — персональный практический опыт. Смотрите: в Израиле проживает нескольким больше 8 миллионов человек, в отдельных землях Германии — по 5 миллионов, а то и меньше. Естественно, что там опыт операций и проведения лучевой терапии гораздо меньше, чем, к примеру, в России или Китае с его миллиардным населением. Но люди уповают на то, что там, в Европе, — университеты с многовековой средневековой историей, традициями, там почетные профессора. Так и есть. Только зачастую получается так, что опыт гастрэктомии (хирургическое вмешательство, подразумевающее полное удаление желудка с наложением пищеводно-кишечного соустья. — Прим. авт.) у трижды профессора — 15 человек. И когда к нему приезжает «богатый буратино» с тяжелой ситуацией, этот профессор лезет в Интернет и судорожно начинает искать, что с этим делать. Я не хочу сказать, что там плохие хирурги. Просто нужно учитывать то, о чем я сказал, и взвешивать все за и против.

Вот еще яркий пример. В Мюнхенскую университетскую больницу в Германии пригласили дважды профессора провести операцию распространенного метастаза рака глотки. Он обнаружил, что метастаз врос в общую сонную артерию, а это значит, что операция могла привести к инсульту. Риск всего на 5 %, но был. И этот профессор оставил часть опухоли. После операции пациента отправили долечиваться в Россию. Он приехал ко мне с огромным инфильтратом на шее. Расхлебывай, называется, как хочешь. И я вынужден был сделать операцию, которую не сделали в Мюнхене три месяца назад, но, естественно, в уже более сложных условиях, с более дорогостоящим дополнительным лечением.

— А что бы вы сказали об иностранном и российском медицинском оборудовании?

— Я могу вам с огромным сожалением сказать: российского оборудования уже давно нет. Все умерло, заменилось американским, европейским, японским. Что касается лекарственных препаратов, то мы действительно на год-два отстаем в плане регистрации новых наименований. Фармкомпании ориентированы на максимально быстрое получение прибыли. А самый привлекательный в этом плане рынок — это США, затем Китай, на третьем месте Евросоюз. Именно туда вкладывают деньги на регистрационные испытания. И только потом идут рынки СНГ, БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай, Южно-Африканская Республика. — Прим. авт.) и другие. Поэтому некоторые препараты поступают к нам с отставанием примерно в полтора года. Но они поступают, и это те же препараты, которые применяются за границей.