С позиции силы. Почему на челябинской политической сцене сильны представители силового блока

В последнем рейтинге влияния региональных элит (как и в предпоследнем, пред-предпоследнем и пред-пред-предпоследнем) на высоких строчках оказывались те, кого принято среди политологов и журналистов называть силовиками. Попробуем разобраться, как люди, непубличные в силу специфики своей работы, попадают в списки персон, которые, по мнению экспертного сообщества, оказывают максимальное влияние на публичную политику.
-
Звоночек для мэров. Как выглядит рейтинг глав челябинских муниципалитетов в разрезе безопасности
-
Без буйства общества. Можно ли не допустить, чтобы общественные дискуссии сваливались в плоскость политического бунта
Для начала, чтобы не быть голословными, напомним результаты последнего рейтинга, который опубликовало в конце марта Агентство политических и экономических коммуникаций. В первой десятке этого списка в категории «политики с очень сильным влиянием» расположились аж четыре представителя так называемого юридически-силового блока. Руководитель регионального УФСБ Юрий Никитин — на 3-й позиции, прокурор Челябинской области Александр Кондратьев — на 7-й позиции, глава областного полицейского главка Андрей Сергеев — на 8-й, руководитель следственного управления Следственного комитета Российской Федерации по Челябинской области Денис Чернятьев — на 10-й. То есть четверо из десяти самых влиятельных персон на Южном Урале — это люди в погонах.

Должность во главе
Но вера во всесилье органов иногда столь сильна, что ее сложно разбить даже идеально выстроенной логической цепочкой доказательств. В том же Челябинске, если анализировать посты в соцсетях, слушать комментарии некоторых бывших чиновников, ныне находящихся под следствием, может сложиться ощущение, что силовики просто открывают ногами двери кабинетов чиновников регионального правительства и администраций наших муниципалитетов, чтобы протолкнуть те или иные выгодные им политические решения. Люди, знакомые с ситуацией не из постов в социальных сетях, на такое предположение лишь смеются: государственная машина на региональном и даже муниципальном уровне куда более сложный механизм, чтобы в ней работали столь наивные инструменты.
«Там столько элементов сдержек и противовесов, что такие схемы просто не работают, — говорит один наш источник, пожелавший остаться неназванным. — Конечно, может, у кого-то подобные желания и возникали, но вот только эффективность от таких действий, по сути, равна нулю. Тем более не забывайте, что люди из силового блока куда более зависимы, чем чиновники из правительства или мэрии. Им, в каком бы звании и статусе они ни находились, чрезвычайно трудно продвигать личные интересы, а продвижение интересов государственных не делается за счет персонального хамства и давления».
В определенной степени доказательством последнего утверждения является некое постоянство присутствия силовиков в рейтингах влияния. Они там есть вне зависимости от смены имен и фамилий руководителей силовых и надзорных ведомств.
— Конечно, в этих рейтингах оценивается в данном случае не личное влияние того или иного человека, это влияние структурно-должностное, — комментирует Андрей Лавров. — Говорим о влиянии Никитина — подразумеваем влияние ФСБ. Отмечаем влияние Кондратьева — ставим оценку авторитету прокуратуры. Ну и так далее. Завтра кто-то пойдет на повышение или его переведут в другой регион, в рейтинге появится новая фамилия.
Феномен дееспособности
Однако представителей юридически-силового блока считать обычными пешками в региональной политике было бы чрезвычайно опрометчиво. Как минимум потому, что их действия в рамках выполнения профессионального долга вполне могут перевернуть всю расстановку на политическом поле того или иного муниципалитета или всего региона. Профессиональный же уровень человека во многом определяется его личными качествами. Вот в этом моменте становится очень важно, какая конкретная фамилия скрывается за конкретной должностью. Отметим, что чаще всего к политическим последствиям приводят антикоррупционные расследования. После них в небытие уходят мэры, министры, депутаты… В Челябинской области тому примеров тоже немало.
Кроме того, не стоит забывать, что результаты всероссийских соцопросов показывают, что наше общество куда больше доверяет силовикам, чем представителям чиновничества. С такой базой из общественной поддержки сложно быть не влиятельными.
А вот в публичном поле проявление этого влияния мы сегодня встречаем куда реже, чем в 90-х и начале нулевых. Тогда было обычным делом увидеть в списках тех же городских депутатов представителей силового блока. Сейчас такого нет.
— От практики похода силовиков в публичное политическое поле было решено отказаться, так как, видимо, опыт признали неудачным, — считает Андрей Лавров. — Проблема в том, что особенности их работы, во многом замешенные на тишине и секретности, в данном случае входили в противоречие с их ролью публичных политиков. Мне кажется вполне оправданным, что от этого отказались.
Феномен усиления силовиков в федеральной и региональной российской политической повестке уже пытаются изучать на Западе, как правило, изначально вкладывая в этот вопрос лишь негативное звучание. Однако, по сути, никакого феномена в том нет. После масштабного политического кризиса 80-х годов, который привел к крушению СССР, после хаоса 90-х к нулевым годам в государстве сохранил хоть какую-то дееспособность только силовой блок. Он был потрепан изнутри и снаружи, неоднократно предан и расчленен, но все равно дееспособен. Это и определило то, что государство, которое начало становиться на ноги, сделало ставку именно на него. И этот тренд постепенно сошел с федеральной повестки на региональную. Что касается, со знаком минус или плюс оценивается этот процесс, то здесь я бы отметил: если сила идет в ногу с законностью, здравым смыслом и современными подходами в управлении государством, ничего дурного в том нет.
Поделиться