Возрастная помеха. Начнет ли давить на челябинскую политику молодежный фактор?
6 Июня 2018
Фото: Вячеслав Шишкоедов
Оценивая политические рейтинги, как правило, принято внимательно изучать близость топов к тем или иным финансово-промышленным группам, их политические взгляды и электоральную базу. Реже мы смотрим на возраст политика. Но биологические часы нельзя скидывать со счетов, они тикают, своими стрелками подталкивая одних вверх, других постепенно спихивая с циферблата. Мы попытались посмотреть, насколько молодежь уже прописалась в списке самых влиятельных политиков Челябинской области.
-
Влиятельная полусотня. Кто дирижирует политикой в Челябинской области
-
Именем Аркаима. Могут ли сектанты влиять на политику в Челябинской области?
-
Звоночек для мэров. Как выглядит рейтинг глав челябинских муниципалитетов в разрезе безопасности
На прошлой неделе Агентство политических и экономических коммуникаций (АПЭК) опубликовало майский рейтинг 50 наиболее влиятельных политиков Челябинской области. «ЮП» уже писала, кому посчастливилось рвануть в нем вверх, а кого череда событий и факторов потянула вниз списка. Анализируя рейтинг, некоторые наши эксперты назвали «поколенческий фактор» в числе тех, что начинают задавать политические тренды в Челябинской области.
Семь молодых
Однако настолько ли уж сильна молодость в Челябинской области? В топ‑50 самых влиятельных политиков региона по версии АПЭК вошли лишь семь человек, которые еще не перешагнули 45-летний рубеж, а стало быть, могут при привычно седовласой политической модели считаться молодыми.
При этом в десятку людей с очень сильным влиянием никто из них не попал. Зато именно представитель молодого поколения политиков возглавляет группу «Сильное влияние». Это вице-губернатор Челябинской области Руслан Гаттаров, чье усиление непосредственно связывают с началом работ по подготовке к саммитам ШОС и БРИКС, которые пройдут в Челябинске в 2020 году. В топ‑50 Гаттаров, которому в этом январе исполнился 41 год, занимает 11-ю строчку.
В группу с сильным влиянием вошли еще четверо человек, которых можно отнести к молодому поколению политиков. 14-е место топ‑50 занимает 37-летний депутат Государственной думы Владимир Бурматов, на 20-м месте расположился 40-летний председатель избиркома Челябинской области Сергей Обертас, на 22-й строчке — 39-летний глава контрольно-счетной палаты региона Алексей Лошкин, на 25-м месте 41-летний прокурор Челябинска Роман Самойлов.
Несколько молодых политиков расположились в топ‑50 в группе «Среднее влияние». На 32-м месте находится глава исполкома регионального отделения партии «Единая Россия» Алексей Малофеев, которому в июне исполнится 33 года. Строчкой ниже, на 33-м месте расположился 41-летний Дмитрий Федечкин, пресс-секретарь губернатора Челябинской области, ныне претендующий занять место градоначальника Миасса.
Амбиции и возможности
Но каков карьерный лифт в политике? В западных демократиях молодых на политический олимп выталкивает такой институт как политические партии. Но насколько в российской действительности эффективен классический путь?
«В любом регионе России политическую жизнь обычно можно описать как борьбу за гегемонию нескольких элитных группировок, чем тех или иных политических партий, которые чаще играют лишь инструментальную роль, — комментирует политолог Алексей Ширинкин, директор агентства «Монитор». — В Челябинской области в силу своеобразия политической жизни 2000-х годов сложилась сильная группа относительно молодых для политики людей, связанных профессионально с ЮУрГУ, а политически — с МГЕР (от ред.: Молодая Гвардия «Единой России») и фигурой В.В. Володина. Эта группа не была «встроена» в традиционную клановую структуру региона, сложившуюся в 90‑е, и вынуждена была самостоятельно завоевывать себе «место под солнцем». Фактически после устранения с политической сцены региона группы М.В. Юревича, именно группа «молодогвардейцев» оказалась наиболее сплоченной, целеустремленной и энергичной. В отличие от остальных субъектов регионального политического процесса, они играют на уровне всей области, а не отдельных ее территорий, обладая в т. ч. и устойчивым доступом на федеральный уровень политики. На мой взгляд, с учетом естественного старения элиты 90-х и отсутствия у их наследников амбиций регионального уровня, можно с уверенностью констатировать, что через несколько лет «молодогвардейская» команда будет обладать самой совершенной политической машиной в Челябинской области».
Политолог считает, что с уверенностью сегодня можно говорить лишь о реальной системной работе по омоложению только одной политической партии — «Единой России». В ее структуре определенно происходит здоровое, с точки зрения организационных процессов, обновление кадров и вовлечение в партийную работу молодежи, которой предлагается карьера партийного менеджера. «Это нормальный процесс кооптации молодежи и постепенной замены ею уходящих на заслуженный отдых функционеров, — утверждает Алексей Ширинкин. — Остальные политические партии пока представляют больше специальные политические проекты, решающие конкретные задачи, но не обладающие внутренней энергией для жизни и саморазвития. Примеров массового прихода в эти партии молодежи, «обдумывающей жизнь», мы пока не наблюдаем».
Революция или реформы?
Так или иначе в списке 50 наиболее влиятельных людей в политическом поле Челябинской области сейчас лишь 14 % тех, которым еще не исполнилось 45 лет. Много это или мало? Возможно, молодые люди в возрастном раскладе населения региона занимают незначительное место, поэтому и их представителей в политическом бомонде также немного? Однако статистика опровергает данный тезис. В общем числе населения области (а оно сейчас составляет почти три с половиной миллиона человек) людей в возрасте от 20 до 44 лет насчитывается 1 250 913 человек, то есть 35,8 %.
14 и 35 процентов — разница очевидна. Доля молодых политиков более чем вдвое меньше доли населения их возраста в общем числе населения региона. В чем причина?
«Мы абсолютно традиционное общество, поэтому в нашем политическом пространстве более сильны убеленные сединами политики, — уверен политолог Андрей Лавров, представитель АПЭК в Челябинской области. — Такое положение вещей объяснимо. Главный тренд в обществе, подобном нашему, — запрос на стабильность. Ее ощущение могут предложить лишь политики более старшего поколения, так как молодежь ассоциируется как раз с обратным — с изменениями, инновациями… Но если мы хотим рывка, то некоторыми традициями стоит жертвовать. Я считаю нормальным, когда в политическом истеблишменте процентов тридцать это молодежь. Но сегодня мы далеки от этого».
С этими выкладками согласен и другой наш эксперт Алексей Ширинкин.
«Политика — вообще одна из наиболее консервативных, сопротивляющихся обновлению сфер общественной жизни, — поясняет свою позицию политолог. — Для России, с нашим увлечением традициями и культом прошлого, медленным транзитом власти и господством авторитарных настроений, это особенно актуально. Однако дело не только в ценностях, но и в неспособности наших элит делиться властью или оставлять ее. Потеря или умаление властного статуса в странах с незрелой политической культурой, к которым, к сожалению, пока относится и Россия, чаще приводит не к компромиссам, а к «додавливанию» показавшего слабость политика. «Увяз коготок — всей птичке пропасть». Именно поэтому транзит власти остается не нормальной частью политической жизни, а риском — в т. ч., и «войны всех против всех», гарантированно приводящей к переделу собственности, конфликту элитных кланов и социальной дестабилизации. Поэтому возрастное обновление депутатского и чиновничьего корпуса в современной России идет достаточно медленно и чаще не в виде ротации, а в виде кооптации молодежи».
Видят эксперты проблему слабой представленности молодежи в политических институтах внутри и самой возрастной группы.
«Ведь дело не только в том самом «запросе на стабильность», — рассуждает Андрей Лавров. — Наша молодежь в силу многих объективных и субъективных факторов в настоящее время политически и социально неактивна. Попытки власти переломить эту ситуацию не увенчались успехом. Федералы за последние годы на различные молодежные программы вбухали миллиарды рублей, но они не привели ни к какому результату — молодежь как игнорировала, так и игнорирует современных политиков и официальные политические институты, они друг друга просто не слышат».
«К сожалению, оснований для быстрого изменения возрастной специфики состава правящих политических элит у нас нет, — говорит Алексей Ширинкин. — Путь радикально скорого омоложения властных структур нам известен — это революция. Например, после Октябрьской революции средний возраст Совета министров России (ставшего Совнаркомом) понизился на 13 лет, а недоучившиеся гимназисты начали командовать полками, заводами и уездными городами. Подобные же процессы молодежного захвата политики мы видим в Китае времен «культурной революции», когда хунвейбины под лозунгами поддержки нового курса вождя Мао организовали массовые репрессии и уничтожение целого слоя китайской интеллигенции и бюрократии. Трудно счесть эту модель конструктивной и подходящей для современной России. Единственным приемлемым средством обеспечения более адекватного демографического представительства во власти дискриминируемых групп — женщин и молодежи — является политическая модернизация, длинные и тяжелые реформы государства, направленные на его демократизацию. Хотя курс на демократические реформы и остается декларированной целью развития России, пока наши успехи на этом пути откровенно скромны».
Семь молодых
Однако настолько ли уж сильна молодость в Челябинской области? В топ‑50 самых влиятельных политиков региона по версии АПЭК вошли лишь семь человек, которые еще не перешагнули 45-летний рубеж, а стало быть, могут при привычно седовласой политической модели считаться молодыми.
При этом в десятку людей с очень сильным влиянием никто из них не попал. Зато именно представитель молодого поколения политиков возглавляет группу «Сильное влияние». Это вице-губернатор Челябинской области Руслан Гаттаров, чье усиление непосредственно связывают с началом работ по подготовке к саммитам ШОС и БРИКС, которые пройдут в Челябинске в 2020 году. В топ‑50 Гаттаров, которому в этом январе исполнился 41 год, занимает 11-ю строчку.
В группу с сильным влиянием вошли еще четверо человек, которых можно отнести к молодому поколению политиков. 14-е место топ‑50 занимает 37-летний депутат Государственной думы Владимир Бурматов, на 20-м месте расположился 40-летний председатель избиркома Челябинской области Сергей Обертас, на 22-й строчке — 39-летний глава контрольно-счетной палаты региона Алексей Лошкин, на 25-м месте 41-летний прокурор Челябинска Роман Самойлов.
Несколько молодых политиков расположились в топ‑50 в группе «Среднее влияние». На 32-м месте находится глава исполкома регионального отделения партии «Единая Россия» Алексей Малофеев, которому в июне исполнится 33 года. Строчкой ниже, на 33-м месте расположился 41-летний Дмитрий Федечкин, пресс-секретарь губернатора Челябинской области, ныне претендующий занять место градоначальника Миасса.
Амбиции и возможности
Но каков карьерный лифт в политике? В западных демократиях молодых на политический олимп выталкивает такой институт как политические партии. Но насколько в российской действительности эффективен классический путь?
«В любом регионе России политическую жизнь обычно можно описать как борьбу за гегемонию нескольких элитных группировок, чем тех или иных политических партий, которые чаще играют лишь инструментальную роль, — комментирует политолог Алексей Ширинкин, директор агентства «Монитор». — В Челябинской области в силу своеобразия политической жизни 2000-х годов сложилась сильная группа относительно молодых для политики людей, связанных профессионально с ЮУрГУ, а политически — с МГЕР (от ред.: Молодая Гвардия «Единой России») и фигурой В.В. Володина. Эта группа не была «встроена» в традиционную клановую структуру региона, сложившуюся в 90‑е, и вынуждена была самостоятельно завоевывать себе «место под солнцем». Фактически после устранения с политической сцены региона группы М.В. Юревича, именно группа «молодогвардейцев» оказалась наиболее сплоченной, целеустремленной и энергичной. В отличие от остальных субъектов регионального политического процесса, они играют на уровне всей области, а не отдельных ее территорий, обладая в т. ч. и устойчивым доступом на федеральный уровень политики. На мой взгляд, с учетом естественного старения элиты 90-х и отсутствия у их наследников амбиций регионального уровня, можно с уверенностью констатировать, что через несколько лет «молодогвардейская» команда будет обладать самой совершенной политической машиной в Челябинской области».Политолог считает, что с уверенностью сегодня можно говорить лишь о реальной системной работе по омоложению только одной политической партии — «Единой России». В ее структуре определенно происходит здоровое, с точки зрения организационных процессов, обновление кадров и вовлечение в партийную работу молодежи, которой предлагается карьера партийного менеджера. «Это нормальный процесс кооптации молодежи и постепенной замены ею уходящих на заслуженный отдых функционеров, — утверждает Алексей Ширинкин. — Остальные политические партии пока представляют больше специальные политические проекты, решающие конкретные задачи, но не обладающие внутренней энергией для жизни и саморазвития. Примеров массового прихода в эти партии молодежи, «обдумывающей жизнь», мы пока не наблюдаем».
Революция или реформы?
Так или иначе в списке 50 наиболее влиятельных людей в политическом поле Челябинской области сейчас лишь 14 % тех, которым еще не исполнилось 45 лет. Много это или мало? Возможно, молодые люди в возрастном раскладе населения региона занимают незначительное место, поэтому и их представителей в политическом бомонде также немного? Однако статистика опровергает данный тезис. В общем числе населения области (а оно сейчас составляет почти три с половиной миллиона человек) людей в возрасте от 20 до 44 лет насчитывается 1 250 913 человек, то есть 35,8 %.
14 и 35 процентов — разница очевидна. Доля молодых политиков более чем вдвое меньше доли населения их возраста в общем числе населения региона. В чем причина?
«Мы абсолютно традиционное общество, поэтому в нашем политическом пространстве более сильны убеленные сединами политики, — уверен политолог Андрей Лавров, представитель АПЭК в Челябинской области. — Такое положение вещей объяснимо. Главный тренд в обществе, подобном нашему, — запрос на стабильность. Ее ощущение могут предложить лишь политики более старшего поколения, так как молодежь ассоциируется как раз с обратным — с изменениями, инновациями… Но если мы хотим рывка, то некоторыми традициями стоит жертвовать. Я считаю нормальным, когда в политическом истеблишменте процентов тридцать это молодежь. Но сегодня мы далеки от этого».С этими выкладками согласен и другой наш эксперт Алексей Ширинкин.
«Политика — вообще одна из наиболее консервативных, сопротивляющихся обновлению сфер общественной жизни, — поясняет свою позицию политолог. — Для России, с нашим увлечением традициями и культом прошлого, медленным транзитом власти и господством авторитарных настроений, это особенно актуально. Однако дело не только в ценностях, но и в неспособности наших элит делиться властью или оставлять ее. Потеря или умаление властного статуса в странах с незрелой политической культурой, к которым, к сожалению, пока относится и Россия, чаще приводит не к компромиссам, а к «додавливанию» показавшего слабость политика. «Увяз коготок — всей птичке пропасть». Именно поэтому транзит власти остается не нормальной частью политической жизни, а риском — в т. ч., и «войны всех против всех», гарантированно приводящей к переделу собственности, конфликту элитных кланов и социальной дестабилизации. Поэтому возрастное обновление депутатского и чиновничьего корпуса в современной России идет достаточно медленно и чаще не в виде ротации, а в виде кооптации молодежи».
Видят эксперты проблему слабой представленности молодежи в политических институтах внутри и самой возрастной группы.
«Ведь дело не только в том самом «запросе на стабильность», — рассуждает Андрей Лавров. — Наша молодежь в силу многих объективных и субъективных факторов в настоящее время политически и социально неактивна. Попытки власти переломить эту ситуацию не увенчались успехом. Федералы за последние годы на различные молодежные программы вбухали миллиарды рублей, но они не привели ни к какому результату — молодежь как игнорировала, так и игнорирует современных политиков и официальные политические институты, они друг друга просто не слышат».
«К сожалению, оснований для быстрого изменения возрастной специфики состава правящих политических элит у нас нет, — говорит Алексей Ширинкин. — Путь радикально скорого омоложения властных структур нам известен — это революция. Например, после Октябрьской революции средний возраст Совета министров России (ставшего Совнаркомом) понизился на 13 лет, а недоучившиеся гимназисты начали командовать полками, заводами и уездными городами. Подобные же процессы молодежного захвата политики мы видим в Китае времен «культурной революции», когда хунвейбины под лозунгами поддержки нового курса вождя Мао организовали массовые репрессии и уничтожение целого слоя китайской интеллигенции и бюрократии. Трудно счесть эту модель конструктивной и подходящей для современной России. Единственным приемлемым средством обеспечения более адекватного демографического представительства во власти дискриминируемых групп — женщин и молодежи — является политическая модернизация, длинные и тяжелые реформы государства, направленные на его демократизацию. Хотя курс на демократические реформы и остается декларированной целью развития России, пока наши успехи на этом пути откровенно скромны».
