В поисках самости. Какие знания о челябинцах помогут политикам преобразить наш город

Даже неспециалисты понимают, что, если вы желаете хоть как-то быть услышанными, разговаривать с людьми нужно на их языке. И «язык» здесь понятие куда более широкое, чем знание букв алфавита и умение складывать из них связные предложения. Это язык, который учитывает традиции и исторический опыт, климатические, экономические, национальные, религиозные и иные реалии территории. Есть ли такой язык у челябинцев, и если есть, то умеют ли на нем говорить местные и заезжие политики, люди, вырабатывающие стратегию и тактику развития нашего мегаполиса?

Челябинская многослойность

Как-то в одной компании попытались наделить города человеческими чертами. В результате разговора Москва получила образ хитрого купца, Питер — пожилого интеллигента, Екатеринбург — убеленного сединами, начитанного заводского мастера… А вот Челябинск нарисовался этаким молодым парнем с завода, пока еще грызущим семечки, присев на корточки, но готовым бросить вызов и купцу, и интеллигенту, и цеховому мастеру.

«Образы очень живописные, но, на мой взгляд, неточные, — считает доктор культурологии, профессор Галина Казакова. — Даже с учетом временных характеристик, например, «пожилой Питер», это точно не о современном Петербурге. Если же говорить об образе Челябинска, то он тоже многослоен. Обратите внимание, дореволюционные источники характеризуют Челябинск как город нуворишей, контрабандистов и аферистов. Знаменитый «челябинский тариф» позволял быстро разбогатеть, склады города были забиты товарами с Востока и из зажиточной «пушной» Сибири. Яркая деталь: чай получил повсеместное распространение в России после того, как в Гражданскую войну были разграблены чайные запасы складов Челябинска.

Образ рабочего — это образ, скорее, горнозаводской зоны Челябинской области: Златоуста, Сатки, Каслей, Кыштыма, позже — Магнитогорска. Это образ образованного, подчеркну — образованного, и талантливого Данилы-мастера или Иванко-Крылатко, сумевших в своих умениях превзойти признанных немецких мастеров. Промышленное производство потребовало открытия заводских школ, «пенсионерства» заводских мальчишек за границу, обучения их в «академиях», горных институтах Москвы и Петербурга. В конце XIX века уровень грамотности населения на Урале был выше, чем средний по России. Поэтому «парень, лузгающий семечки», на мой взгляд, — нет, это не образ Челябинска. В этом образе «готового бросить вызов» всем и вся — маргинальность, оторванность от одних культурных корней, но не приобщенность к другим.

Послевоенный же Челябинск, ставший «братом» Петербургу, пристанищем эвакуированного Кировского завода, столичных театров, институтов, художественной и технической интеллигенции, не был маргиналом с 30-40-х годов прошлого века. Я чувствовала особое отношение к себе, челябинке, все время, пока училась в Санкт-Петербурге, со стороны своих педагогов, врача в поликлинике, соседки по лестничной площадке (они либо сами были в эвакуации в Челябинске, либо члены их семей). Они расспрашивали о Челябинске с невероятной теплотой и ностальгией.

Какой образ сегодня наиболее точно и близко соответствует Челябинску? Мне кажется, это образ труженика, образованного, интеллигентного, знающего себе цену. Сейчас этот образ «размывается», но он должен не просто сохраниться, но и развиться и омолодиться».

О многослойности того, из чего складывается самоидентичность челябинцев, говорят и другие наши эксперты, подчеркивая, что эту идентичность сами челябинцы подчас не осознают. А это очень большая проблема, которая становится тормозом в реализации многих задач, направленных на развитие города.

«Современные челябинцы в массе своей плохо представляют, что они живут в городе с историей, — говорит Гаяз Самигулов, кандидат исторических наук. — Они ориентированы «болеть» за проблемы сегодняшнего дня, но самоидентичность базируется далеко не только на них. Объяснение такому положению вещей существует: с конца XIX века, когда через Челябинск проходит железная дорога, население города резко увеличивается. После было еще несколько подобных миграционных волн, связанных с индустриализацией, войной… Результат — потомков тех, кто жил в Челябинске до конца XIX века, кто несет в себе связь времен, сейчас у нас очень немного».

Однако, несмотря на миграционные волны, которые нас и укрепляли, и размывали, черты, которые свойственны именно челябинцам, существуют, и знать их при работе с людьми не помешает.

«Упорство — это одна из основных черт челябинского характера, — говорит Гаяз Самигулов. — Она может присутствовать как со знаком плюс, так и со знаком минус, когда переходит в упертость».

Город — это люди

Перед современными политиками в Челябинске действительно стоит непростая задача. Формируя повестку настоящего, планируя будущее, они должны опереться на столь разнообразное и непростое население города. Но без этого никакое движение невозможно.

«В челябинцев исторически заложена способность к консолидации, — говорит Гаяз Самигулов. — Она может быть и протестной, и позитивной. Чтобы добиться второго, политикам необходимо доносить планы по преображению города, стратегию его развития не отрывочным способом, а на постоянной основе. Люди ощущать себя внутри какого-то движения, гордиться этим могут, лишь точно представляя, зачем это нужно и куда это приведет».

«В целом у «уральского социума», в который входят и челябинцы, при всей эклектичности современного самосознания высокое чувство собственного достоинства, даже диссидентства, готовность отстаивать свои интересы, привычка к свободному «общежитию», общедемократический настрой. Отношения с властью всегда напряженно-деловые, иногда доходящие до анархии. Это надо понимать политикам, — комментирует Галина Казакова. — Моим дорогим землякам хочу сказать: наш край много раз испытывал крутые перемены модернизаций: при переходе с древесного угля на каменный, при отмене крепостного права и лишении заводов рабочей силы, при истощении рудных месторождений, при переходе на рыночные рельсы хозяйствования и т.д. И всякий раз доказывал свою рекордную «живучесть», становясь опорой для следующего подъема. Важно только, чтобы остались светлые головы и рабочие руки. Город — это не только здания и кварталы, город — это люди».

Ансамбль, улыбки и история

К слову, любой большой город является магнитом для людей. Но магнит должен обладать несомненными преимуществами. Есть ли они у Челябинска?

«У Челябинска есть все преимущества города-миллионника, а это, поверьте, немало: масштаб, событийность, ритм… В разные периоды каждому мегаполису приходится выбирать между сползанием в стагнацию или прорывным развитием», — считает Галина Казакова.

Чтобы пойти по второму пути, по мнению наших экспертов, нужно усилить несколько направлений.

«Первое направление, требующее усиления, градостроительство, — рассуждает Галина Казакова. — Мы должны получить город как ансамбль — уникальный, гармоничный, архитектурный. В свое время ансамблевость придали Челябинску архитекторы петербургской школы, застраивавшие его в 30-х годах прошлого века. Отсюда наши широченные проспекты, поперечно-параллельные улицы, «красные линии» фасадов зданий по главным магистралям, широта, простор, наполненность воздухом. В 80-90-х годах, к сожалению, эта органичность и архитектурная целостность были утрачены, строились отдельные здания без оглядки на уже существующее «лицо» Челябинска, искажался его облик. Справедливости ради нужно отметить, что так было практически везде — и в Москве, и в Екатеринбурге… Но эти времена прошли. Посмотрите, сколько появилось красивых историй про расцветшие города: Москва, Казань, Самара, Калининград, Екатеринбург, Тюмень… Почему в этом перечне пока нет Челябинска? Почему вновь принимаемые проекты — это по-прежнему про «бельмо на глазу», а не про органику Челябинска?

Второе — город как цветник. Челябинск нужно умыть, причесать, вычистить. Лавочки, клумбы, фонари, урны — и уборка, уборка, уборка. Это призыв ко всем горожанам.

И, наконец, третье. Челябинску не помешают хорошие манеры, приветливость и улыбчивость горожан, помощь друг другу, желание предложить, а не отнять, отдать, а не «урвать», сказать «благодарю», а не «сам такой».

«Челябинцы должны осознать свою историческую базу, — уверен Гаяз Самигулов. — Во многом эта задача лежит на плечах власти. Необходимы соответствующие образовательные программы. Сегодня желание привить населению мысль, что оно живет на земле с историей, существует лишь в виде деклараций. Эти программы нужны как для коренных жителей города, так и для тех, кто здесь оседает. Пока приезжие не увидят исторический ориентир, у них не появится ни желания, ни потребности превращаться в челябинцев».