Век веры. В епархии возвращают имена челябинских святых

В честь святителя Николая

— Отец Игорь, если мы говорим о Челябинской епархии как о самостоятельной и о том решении, которое было принято на Поместном соборе в 1918 году, то не логично ли все же вернуться еще на полтора-два века назад? Ведь у Челябинской епархии была и своя предыстория...

— Бесспорно, так! Челябинск возник как форпост, как военно-административный город. Соответственно, в нем не могло не быть церкви, поскольку в любом военно-административном образовании обязательно был божий храм. Так случилось и в Челябинске, в котором православная жизнь началась с церкви в честь святителя Николая.

Дальнейшее развитие города показало, что Челябинск достаточно моноконфессионален. При этом у нас не было такой запутанности, которая была, скажем, в соседнем Екатеринбурге или в других крупных городах, становившихся центрами мощного старообрядческого движения.

Челябинск никогда не превращался в кальку других российских городов. Вообще у Челябинска свой и весьма интересный сценарий развития. Так, у нас достаточно поздно, лишь в 40-х годах XIX века, начинается монашеское движение. Указом императора Николая Первого женская монашеская община Челябинска получает статус монастыря. В конце XIX века, когда Челябинск становится центром хлеботорговли и через него проходит Транссиб, он постепенно превращается в капиталистический город с совершенного определенным лицом. Это, конечно, сказалось, и на духовном облике города.

И когда в 1914 году была образована викарная кафедра, выбор неслучайно пал на Челябинск. Город мыслился центром притяжения так называемого Юго-Восточного Предсибирья. Принималось во внимание, что челябинский уезд достаточно крупный. Это и земли третьего отдела Оренбургского казачьего войска, это и Троицк как крупнейший административный центр юго-востока. И возникновение Челябинской епархии как самостоятельного субъекта просто вопрос времени.

Реалии истории были таковы, что это решение родилось, когда Россия была охвачена революционными событиями и Гражданской войной. В городе были чехи, здесь же формировалось правительство уфимской директории, здесь же проходил колчаковский восточный фронт. Челябинск во всех сводках того времени выглядел как крупнейший город стратегического значения.



По зову души прихожан

— Так что будущая столетняя история Челябинской епархии началась с неоднозначных событий, очевидцы которых даже и представить себе не могли, во что они могут вылиться…

— Действительно, никто тогда и помыслить не мог, что возникнет богоборческая власть, которая будет жесточайшим образом преследовать православное духовенство, закрывать храмы, расстреливать священников. И что начнется обновленческий раскол, строительство социализма с его безбожными пятилетками. Причем на Урале особенно ожесточенно боролись с религией. Потому что с точки зрения победивших большевиков в городах, где был пролетариат, оставлять религию, как опиум для народа, было неразумно. Это, кстати, чувствуется и до сих пор, особенно в промышленных центрах Урала и Сибири, где ощущается зона напряженности.

Но история Челябинской епархии, которая прошла через все горнила, выпавшие на долю РПЦ в 20-40-х годах, на этом не закончилась. Епархия и в послевоенные годы имела самостоятельное управление, у нее были правящие архиереи и свое духовенство, свои храмы. И говорить о том, что с 1918 по 1986 год у нас тут было безвременье, тоже неправильно. У нас были свои новомученики и исповедники. Когда возобновили самостоятельную Челябинскую епархию, то вопрос о целесообразности ее образования не стоял, просто восстановили историческую справедливость, что было подтверждено и собором.

— С какими силами начала возрождаться церковь на Южном Урале?

— К середине 80-х годов прошлого века на территории Челябинской области существовало всего 17 приходов. И речь-то идет не о молодых городах, а городах с колоссальным пластом духовной истории, таких как Троицк, Кыштым, Верхний Уфалей, Касли, Миасс, Сатка, где до революции уже было два архиерея, один из которых старообрядческий.

И с 1989 по 1999 год епархия преобразилась невероятно: вместо 17 приходов стало более ста!
Были уникальные прецеденты и в годы войны, когда не только открывались, но даже строились новые храмы. Например, по зову души прихожан храм был построен в Пласте в 1943 году. А в Магнитогорске община Михаила Архангела сумела сохранить и отстоять свой храм и сделать так, чтобы в годы войны он служил.



2020-й — рубежный

— У Челябинска есть и новейшая история восстановления храмов…

— Их, к сожалению, немного. Это Троицкий, Александро-Невский храмы, началось обретение Одигитриевского монастыря. Но не будем забывать, что скромный дореволюционный Челябинск и Челябинск-миллионник — это два разных города. Однако и сегодня на весь мегаполис приходится всего 35 человек духовенства…

— Сколько сегодня на территории Челябинской епархии приходов?

— Сейчас зарегистрировано около 230 приходов, включая строящиеся и приписные храмы. Почти две сотни приходов — действующие. В самом Челябинске их более 20, некоторые из них в стадии достраивания. Например, кафедральный собор, у которого еще нет юридического статуса прихода. Или, например, храм Иоанна Богослова на Тополиной аллее. Он пока еще не освящен, но уже действует.

— Есть ли у епархии своей некий генплан строительства храмов? Или их появлению мы обязаны одной лишь инициативе прихожан?

— Этот процесс взаимный. Сама жизнь подсказывает. Строятся новые микрорайоны — Чурилово, Красное Поле, конечно, там нужны храмы. Это понимают и прихожане, и епархия. При этом изменились география города, его лицо. Понятно, что в Парковом никогда не было церкви, там был лес. И кафедральный собор на пересечении улицы Салавата Юлаева и Градского проспекта тоже начинали строить в лесу. Были сомнения: а пойдут ли туда люди? Но сейчас-то там вырос огромный микрорайон, который шагнул далеко за рамки городской черты, и дойти до храма можно буквально пешком.

— Кстати, когда предполагается завершить строительство кафедрального собора?

— Неслучайно 2020 год отмечен рубежом. Пока мы идем в графике. Скажу лишь, что первый этаж к этому времени мы точно будем иметь. А значит, будем проводить богослужения, собирать общину, приход.

Христовы люди

— Есть ли на Южном Урале достойные кандидатуры, кто мог бы претендовать на статус местночтимых подвижников?

— Мы тщательно изучаем жизнедеятельность челябинских святых. Это очень кропотливая работа, которая связана в том числе и с архивами. Не все так просто и с канонизацией новомучеников. Так, например, священник Дмитрий Неаполитанов к новомученикам пока еще не отнесен. Хотя, слава Богу, появилась улица его имени.

— Происходит ли какая-либо эволюция нравственного облика служителя церкви за последние сто лет?

— Вопрос сложный. Духовенства дореволюционного или эмигрантского у нас физически не осталось. Священники сегодня — это на 99 % выходцы из советского и постсоветского общества. Выходцы из рабочих и крестьян, которые рекрутировались в 60-70 годах, это тоже уже очень пожилые люди. Так что челябинское духовенство представляют люди в большинстве своем до 50 лет. Это другое воспитание. Это другая культура, в том числе и духовная.

Еще в 90-х годах сильно бросалось в глаза расслоение: вот выходцы из семей духовенства, а вот выходцы из светской среды. Сейчас эта разница нивелировалась. Второе — существенно вырос образовательный ценз наших священников, в активе которых как минимум духовная семинария. Подавляющее большинство имеют высшее светское или духовное образование, а иногда и то и другое. У нас есть священнослужители с учеными степенями! Согласитесь, еще 30-40 лет назад такое и представить себе было невозможно!

И вот что важно. Сегодня в общественной среде священник чувствует себя абсолютно нормально, естественно, он не чувствует себя неким чужеродным элементом. Равно и как дети священника, которым в советское время нередко устраивалась обструкция с запретом участвовать в школьных мероприятиях. Сегодня дети священнослужителей спокойно поступают в светские вузы, при этом не всегда желая идти по стопам родителей, это тоже фактор времени. Быть может, с точки зрения традиций дореволюционного общества это и нарушение сословных рамок.

А что касается морали, то замечу, что прежним поколениям священнослужителей была более свойственна замкнутость. Дореволюционные священнослужители — это вообще люди другого измерения. Я сталкивался со священниками из эмигрантской среды и скажу, что мы очень далеки от них. Это совсем другая этика, другие отношения, другое мировоззрение. Чтобы подняться до их уровня… Думаю, что для этого у нас просто нет соответствующей среды.

— Кого бы вы выделили из челябинских священников столетней давности как нравственный ориентир для себя лично?

— Можно вспомнить того же расстрелянного протоиерея Дмитрия Неаполитанова. Он не впадал ни в какие расколы, его безмерно уважала паства. Можно назвать и тех, кто служил в нашем храме, отца и сына Петра и Александра Кремлевых. Мне глубоко импонирует образ Михаила Громогласова, служившего в Верхнеуральске. Это все были яркие личности, проявившие себя, заметьте, в очень непростое время. Это люди, беззаветно преданные служению. Не отступившие. Не спасовавшие. Я читал уголовные дела многих священнослужителей. И было очевидно, с каким мужеством и стойкостью они воспринимали несправедливое обличение. Они прекрасно понимали, на что идут. Но они не потеряли ни веры, ни упования. Одно могу сказать про них: это Христовы люди. И они, бесспорно, достойные ориентиры для каждого из нас…