Война и мир. Как вернуться домой и снова стать близкими
25 Ноября 2023
Фото: Юлия Боровикова («Вечерний Челябинск»)
Почему психологическая помощь нужна не только участникам СВО, но и их семьям.
Каждый человек, оказавшийся в зоне боевых действий, мечтает вернуться домой, в мирную жизнь. Но почему это так трудно сделать? Проект челябинской общественной организации оказывает уникальную поддержку всем трем сторонам непростого процесса: участникам СВО — выйти «из-за ленточки», их близким — принять воина, а психологам — получить новые знания и опыт о том, как помогать сохранить целостность их семей и психическое здоровье.
Что такое БПТ и ПТСР
Военные действия, как и любое событие, выходящее за рамки обычного, неизменно приводит к изменению в психологическом состоянии как отдельного человека, так и общества в целом. Практикующие медики и психологи разграничивают такие понятия, как боевая психическая травма (БПТ) и посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР).
На протяжении жизни не все проходит гладко, и человеку регулярно приходится сталкиваться с теми или иными тревожными событиями, ставящими под угрозу его жизненные ценности. Стресс вызывает биохимические, физиологические и когнитивные изменения и помогает приспособиться к новым реалиям. По мнению ученых, это важный и необходимый фактор развития личности.
Внезапное и жестокое событие, которое воздействует на человека настолько сильно, что он временно теряет психологическое равновесие и ведет себя неподобающим образом, проявляя симптомы физического, телесного или душевного расстройства, называется травмой. БПТ — это психотравма, связанная с воздействием факторов боевой обстановки. Реальная опасность, угрожающая жизни и здоровью самого человека, постоянное столкновение с гибелью и ранениями других людей являются основными причинами ее возникновения. Дополнительный фактор — моральное состояние человека, оказавшегося в зоне боевых действий.
Фото Людмилы Ковалевой
Наконец, ПТСР — это тяжелое неврологическое расстройство, сопровождающееся отсроченной или затянувшейся реакцией на краткое или продолжительное стрессовое событие. При этом официального термина, определяющего боевую психическую травму для военнослужащих и мирных граждан, не существует.
Полученные в ходе исследований на эту тему данные идут вразрез с интуитивными ожиданиями и меняют утверждения о причинно-следственных связях в этой области.
БПТ и ПТСР считаются вполне излечимыми, если ими заниматься. Военная и гражданская медицина уже ведут работы, каждая в своем направлении, но единого вектора пока не наблюдается.
Другая реальность
Впервые о БПТ заговорили всерьез только после Первой мировой войны. Тогда, больше века назад, военным врачам становилось все очевиднее, что боевой стресс — не выдумка, не симуляция, а жестокая реальность, калечащая любого, даже психически очень крепкого и устойчивого человека. До этого времени военнослужащих с такими симптомами считали трусами и дезертирами, и в нашей стране такое отношение сохранялось и во время Великой Отечественной войны, и после нее, что подтверждают документальные свидетельства. Считалось, что среди солдат и офицеров, вернувшихся с Великой Отечественной войны, процент посттравматических синдромов был минимальным, потому что они испытывали чувство сопричастности к правому делу и подъем массового героизма. Страна жила едиными смыслами и задачами, причем как на фронте, так и в тылу. Сначала сражалась с врагом, потом восстанавливала хозяйство. Но отечественные исследования в этой области начались лишь в 1990-х годах, поэтому, насколько распространенной была БПТ в период и после войны, объективно оценить сложно.
В психике процесс обработки информации так устроен, что человеку приходится снова и снова переживать и проживать полученный опыт, вторгшийся в зону инстинкта самосохранения. Он может давать самые разные проявления и осложнения. Самое «безобидное», что чаще всего одолевает большинство вернувшихся с передовой военнослужащих, это бессонница. Однако и любые другие нарушения сна существенно подрывают возможности нервной системы, и на фоне ее нестабильности человек может часто впадать в навязчивые состояния. Внутри себя человек живет словно в героической саге, а внешний мир не соответствует тем ценностям, которые значимы в ней. Возникает когнитивный диссонанс со всеми вытекающими отсюда последствиями: тревогой, стыдом, злостью.
Фото Людмилы Ковалевой
Чаще всего участники боевых действий сталкиваются с чувством вины. Ее рождает любое действие или бездействие, напрямую касающееся жизни и смерти. Найти верное отношение к своим поступкам с моральной точки зрения в такой ситуации непросто, потому что боец и мирный гражданин оказываются по разные стороны этой линии. Нередко у прошедших горячие точки это противоречие выливается в проявления агрессии и аутоагрессии. У людей, которые во время боевых действий попадали еще и в плен, к перечисленным добавляется еще один фактор — унижения и уязвленности. Восстановление своей ценности и самоуважения в этой ситуации требует определенного мужества и гибкости, занимает время и тоже требует сил.
Путь излечения военной травмы многоэтапный, долгий и непростой, и чтобы самостоятельно справиться с ним, нужен внутренний достаточный ресурс. Если сам человек им не обладает, то ему нужна помощь и поддержка со стороны — от близких людей, семьи и друзей. Зачастую же родные участника боевых действий сами оказываются в ослабленном состоянии и тоже нуждаются в помощи. Тогда в идеале ее должен оказать специалист-психолог, который сделает процесс возвращения в мирную жизнь более эффективным и управляемым.
Свой парень или чиновник
На территории Челябинской области реализуется уникальный проект. В его рамках воины и их родственники получают квалифицированную помощь профессионалов — бесплатные консультации и сопровождение психолога. Это с одной стороны, а с другой — у самих психологов появилась возможность пройти повышение квалификации у специалистов Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова по теме БПТ и ПТСР, а затем уже вести прием.
Если после возвращения члена семьи из зоны СВО отношения между близкими вдруг пошли наперекосяк и во время решения обычных бытовых вопросов обстановка дома стала накаляться, если домочадцы испытывают постоянную тревогу и стресс, то попросить о помощи можно и нужно, считают организаторы. Сделать это может как сам участник СВО, так и его родные — жена, дети, родители.
Согласно исследованию, которое проведено в центре исследований некоммерческого сектора и гражданского общества Высшей школы экономики в Москве, оказалось, что общественный формат такой психологической помощи имеет решающее значение. Людям проще довериться психологу, который участвует в работе НКО, чем тому, что представляет социальную службу. Но специалистов, которые до этого работали в условиях мирного времени, нужно было подготовить. Им потребовались специальные знания о боевой травме, о том, как справляться с агрессией, с навязчивыми состояниями и пр.
«Как активно консультирующий практический психолог, я с радостью воспользовалась возможностью принять участие в проекте, пройти обучение, а затем вести прием, — говорит Екатерина Судырина, одна из участниц проекта. — По опыту знаю, что среди моих коллег многие столкнулись с такими вызовами и в силу своей моральной неготовности отказывались браться за такие темы и работать с семьями мобилизованных и вернувшихся из зоны СВО. Для этого нужна и смелость, и зрелость, и знания, и опыт, и поддержка».
Выплеснуть эмоции
Анализируя свой опыт общения с воинами и их близкими, Екатерина подчеркивает, что сходство с предыдущими военными конфликтами есть, а есть и различия.
«Наблюдается явное противоречие: отстраненность одних и вовлеченность других в один и тот же процесс, — отмечает психолог. — Когда участники СВО возвращаются обратно, то больше всего их поражает, что люди здесь совершенно далеки от того, что происходит там, «за ленточкой». Они встречают непонимание, их ранит обесценивание того вклада в безопасность страны, который они вносили ценой своей жизни. Часто этот вклад приравнивается к полученным финансам: все спрашивают в первую очередь про деньги, сколько заработал, какую получил выплату, какое дают довольствие, нежели о том, как человек себя чувствовал там, о чем думал, что переживал и как ему можно быть полезным здесь».
К сожалению, обесценивание происходит не только в обществе, но и в семье. Близкие не готовы позаботиться о вернувшемся со СВО родственнике, ухаживать за ним, дать возможность восстановиться, прийти в себя. Женщины (жены, подруги) не готовы встретить воина дома, проявляют больше эгоистичности, меркантильности, особенно по сравнению с другими войнами — Великой Отечественной, афганского конфликта и чеченской кампании.
«Они проводили одного человека, и этот человек никогда больше не вернется, — поясняет специалист. — В этом же теле вернется другой — с измененными ценностями, сознанием, восприятием мира. А оставшееся здесь окружение ожидает от него тех же самых бытовых действий, поведения, как и раньше. «Где тот человек? Верните того, прежнего!» — требуют жены. Такого разногласия и дистанцирования в периоды других локальных войн не было. Было понимание, единение, семья и близкие встречали и обеспечивали воину важный период адаптации».
Отсутствие теплоты, внимания, готовности к служению, самопожертвованию ради вернувшегося из зоны боевых действий родного человека, эта разобщенность в ближнем круге ранит сильнее. По большому счету СВО сработала как лакмусовая бумажка, наглядно демонстрируя, какие семейные ценности приняты в современном обществе, на какой основе выстраиваются взаимоотношения между родными и близкими людьми. Поэтому специалистам приходится больше работать с тем окружением, которое будет принимать воина обратно, чем с ним самим.
Встречаются и проявления стандартных симптомов: повышенная реакция на громкие звуки (разбитая тарелка, резкий шум), когда тело автоматически, на отработанном уровне повторяет ту, которая была «за ленточкой» и спасла жизнь, а здесь кажется избыточной. Наличие растерянности, потери цели и ориентиров: там было все понятно, и все действия происходили по команде, по инструкции, а здесь ничего не понятно, нет никакого алгоритма, как с этим справляться. При накоплении излишнего напряжения у человека могут проявляться время от времени симптомы немотивированной агрессии. Был случай в практике, когда клиент признался, что чувствует приближение приступа и в этот момент удаляется из семьи, чтобы выплеснуть отрицательные эмоции без вреда для окружающих, а потом возвращается уже как ни в чем ни бывало обратно.
Самым напряженным моментом, по словам Екатерины, была работа с матерями.
«Они задают вопрос: почему он, почему я? У соседей вон сын ходит в магазин, ездит на работу, а мой там, под пулями. Рационального ответа для них нет, — добавляет Екатерина. — Матери ничем не могут заняться, чтобы отвлечься и продолжать жить. Эмоционально очень сложно не вовлекаться в их состояние, сохранять дистанцию для маневра, чтобы помочь им создавать другой настрой, стать устойчивой».
Фото Людмилы Ковалевой
А сам я могу?
Явной готовности обращаться к психологам в российской ментальности пока не наблюдается. И в принципе восстановление психики благодаря защитным механизмам, заложенным самой природой, возможно. Другой вопрос, что на самостоятельный поиск выхода всегда уходит больше времени и сил, чем на сам выход из ситуации под руководством опытного психолога. В период, когда человек и сам не знает, не понимает, что с ним происходит, куда себя деть, полезно общаться с психологом, задавать ему эти вопросы прицельно. Давать общие советы бесполезно, сработают только индивидуальные рекомендации.
«Кому-то помогают письменные практики, когда человек переносит на бумагу свои мысли и чувства, другим — дыхательные и выполнение упражнений, которые снимают скованность в груди, накапливающееся напряжение. У каждого человека есть свой ресурс, — уверена Екатерина. — Он выявляется во время консультации, присваивается и становится источником силы. Его нужно сначала найти, а потом уже освоить и выходить с его помощью из критического состояния».
Этот процесс требует бережности, регулярности, поступательного движения шаг за шагом, но длительно и постоянно никто не ходит, сетует психолог. Нет такой привычки у населения. Но даже две-три консультации, чтобы снять острый период, уже могут удержать от опрометчивых слов и действий, сохранить мир в семье и доброе отношение между родными людьми.
Проект реализуется благодаря гранту губернатора Челябинской области, и в его рамках обучение прошли 20 психологов, а помощь получили в общей сложности порядка ста семей участников СВО. Ее востребованность стала расти с появлением отсроченных положительных результатов. О том, что такую помощь психологов можно получить в рамках проекта, люди узнают из разных источников: через соцсети и сайты организаций, в органах соцзащиты. Часто такая информация о встречах размещается в чатах, объединяющих волонтеров, добровольцев-помощников бойцам СВО и их семьям. Люди передают ее тем, кто, на их взгляд, в этом особо нуждается, рекомендуют, делятся впечатлениями, доверяют.
Все войны в мире рано или поздно заканчиваются, а люди остаются. С травмами, которые, по мнению многих психологов, способны передаваться даже из поколения в поколение. Чтобы вовремя разорвать порочный круг и начать жить заново, людям требуется поддержка общества, близких и помощь профессионалов.
Что такое БПТ и ПТСР
Военные действия, как и любое событие, выходящее за рамки обычного, неизменно приводит к изменению в психологическом состоянии как отдельного человека, так и общества в целом. Практикующие медики и психологи разграничивают такие понятия, как боевая психическая травма (БПТ) и посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР).
На протяжении жизни не все проходит гладко, и человеку регулярно приходится сталкиваться с теми или иными тревожными событиями, ставящими под угрозу его жизненные ценности. Стресс вызывает биохимические, физиологические и когнитивные изменения и помогает приспособиться к новым реалиям. По мнению ученых, это важный и необходимый фактор развития личности.
Внезапное и жестокое событие, которое воздействует на человека настолько сильно, что он временно теряет психологическое равновесие и ведет себя неподобающим образом, проявляя симптомы физического, телесного или душевного расстройства, называется травмой. БПТ — это психотравма, связанная с воздействием факторов боевой обстановки. Реальная опасность, угрожающая жизни и здоровью самого человека, постоянное столкновение с гибелью и ранениями других людей являются основными причинами ее возникновения. Дополнительный фактор — моральное состояние человека, оказавшегося в зоне боевых действий.
Фото Людмилы Ковалевой
Наконец, ПТСР — это тяжелое неврологическое расстройство, сопровождающееся отсроченной или затянувшейся реакцией на краткое или продолжительное стрессовое событие. При этом официального термина, определяющего боевую психическую травму для военнослужащих и мирных граждан, не существует.
Полученные в ходе исследований на эту тему данные идут вразрез с интуитивными ожиданиями и меняют утверждения о причинно-следственных связях в этой области.
БПТ и ПТСР считаются вполне излечимыми, если ими заниматься. Военная и гражданская медицина уже ведут работы, каждая в своем направлении, но единого вектора пока не наблюдается.
Другая реальность
Впервые о БПТ заговорили всерьез только после Первой мировой войны. Тогда, больше века назад, военным врачам становилось все очевиднее, что боевой стресс — не выдумка, не симуляция, а жестокая реальность, калечащая любого, даже психически очень крепкого и устойчивого человека. До этого времени военнослужащих с такими симптомами считали трусами и дезертирами, и в нашей стране такое отношение сохранялось и во время Великой Отечественной войны, и после нее, что подтверждают документальные свидетельства. Считалось, что среди солдат и офицеров, вернувшихся с Великой Отечественной войны, процент посттравматических синдромов был минимальным, потому что они испытывали чувство сопричастности к правому делу и подъем массового героизма. Страна жила едиными смыслами и задачами, причем как на фронте, так и в тылу. Сначала сражалась с врагом, потом восстанавливала хозяйство. Но отечественные исследования в этой области начались лишь в 1990-х годах, поэтому, насколько распространенной была БПТ в период и после войны, объективно оценить сложно.
В психике процесс обработки информации так устроен, что человеку приходится снова и снова переживать и проживать полученный опыт, вторгшийся в зону инстинкта самосохранения. Он может давать самые разные проявления и осложнения. Самое «безобидное», что чаще всего одолевает большинство вернувшихся с передовой военнослужащих, это бессонница. Однако и любые другие нарушения сна существенно подрывают возможности нервной системы, и на фоне ее нестабильности человек может часто впадать в навязчивые состояния. Внутри себя человек живет словно в героической саге, а внешний мир не соответствует тем ценностям, которые значимы в ней. Возникает когнитивный диссонанс со всеми вытекающими отсюда последствиями: тревогой, стыдом, злостью.
Фото Людмилы Ковалевой
Чаще всего участники боевых действий сталкиваются с чувством вины. Ее рождает любое действие или бездействие, напрямую касающееся жизни и смерти. Найти верное отношение к своим поступкам с моральной точки зрения в такой ситуации непросто, потому что боец и мирный гражданин оказываются по разные стороны этой линии. Нередко у прошедших горячие точки это противоречие выливается в проявления агрессии и аутоагрессии. У людей, которые во время боевых действий попадали еще и в плен, к перечисленным добавляется еще один фактор — унижения и уязвленности. Восстановление своей ценности и самоуважения в этой ситуации требует определенного мужества и гибкости, занимает время и тоже требует сил.
Путь излечения военной травмы многоэтапный, долгий и непростой, и чтобы самостоятельно справиться с ним, нужен внутренний достаточный ресурс. Если сам человек им не обладает, то ему нужна помощь и поддержка со стороны — от близких людей, семьи и друзей. Зачастую же родные участника боевых действий сами оказываются в ослабленном состоянии и тоже нуждаются в помощи. Тогда в идеале ее должен оказать специалист-психолог, который сделает процесс возвращения в мирную жизнь более эффективным и управляемым.
Свой парень или чиновник
На территории Челябинской области реализуется уникальный проект. В его рамках воины и их родственники получают квалифицированную помощь профессионалов — бесплатные консультации и сопровождение психолога. Это с одной стороны, а с другой — у самих психологов появилась возможность пройти повышение квалификации у специалистов Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова по теме БПТ и ПТСР, а затем уже вести прием.
Если после возвращения члена семьи из зоны СВО отношения между близкими вдруг пошли наперекосяк и во время решения обычных бытовых вопросов обстановка дома стала накаляться, если домочадцы испытывают постоянную тревогу и стресс, то попросить о помощи можно и нужно, считают организаторы. Сделать это может как сам участник СВО, так и его родные — жена, дети, родители.
Согласно исследованию, которое проведено в центре исследований некоммерческого сектора и гражданского общества Высшей школы экономики в Москве, оказалось, что общественный формат такой психологической помощи имеет решающее значение. Людям проще довериться психологу, который участвует в работе НКО, чем тому, что представляет социальную службу. Но специалистов, которые до этого работали в условиях мирного времени, нужно было подготовить. Им потребовались специальные знания о боевой травме, о том, как справляться с агрессией, с навязчивыми состояниями и пр.
«Как активно консультирующий практический психолог, я с радостью воспользовалась возможностью принять участие в проекте, пройти обучение, а затем вести прием, — говорит Екатерина Судырина, одна из участниц проекта. — По опыту знаю, что среди моих коллег многие столкнулись с такими вызовами и в силу своей моральной неготовности отказывались браться за такие темы и работать с семьями мобилизованных и вернувшихся из зоны СВО. Для этого нужна и смелость, и зрелость, и знания, и опыт, и поддержка».
Выплеснуть эмоции
Анализируя свой опыт общения с воинами и их близкими, Екатерина подчеркивает, что сходство с предыдущими военными конфликтами есть, а есть и различия.
«Наблюдается явное противоречие: отстраненность одних и вовлеченность других в один и тот же процесс, — отмечает психолог. — Когда участники СВО возвращаются обратно, то больше всего их поражает, что люди здесь совершенно далеки от того, что происходит там, «за ленточкой». Они встречают непонимание, их ранит обесценивание того вклада в безопасность страны, который они вносили ценой своей жизни. Часто этот вклад приравнивается к полученным финансам: все спрашивают в первую очередь про деньги, сколько заработал, какую получил выплату, какое дают довольствие, нежели о том, как человек себя чувствовал там, о чем думал, что переживал и как ему можно быть полезным здесь».
К сожалению, обесценивание происходит не только в обществе, но и в семье. Близкие не готовы позаботиться о вернувшемся со СВО родственнике, ухаживать за ним, дать возможность восстановиться, прийти в себя. Женщины (жены, подруги) не готовы встретить воина дома, проявляют больше эгоистичности, меркантильности, особенно по сравнению с другими войнами — Великой Отечественной, афганского конфликта и чеченской кампании.
«Они проводили одного человека, и этот человек никогда больше не вернется, — поясняет специалист. — В этом же теле вернется другой — с измененными ценностями, сознанием, восприятием мира. А оставшееся здесь окружение ожидает от него тех же самых бытовых действий, поведения, как и раньше. «Где тот человек? Верните того, прежнего!» — требуют жены. Такого разногласия и дистанцирования в периоды других локальных войн не было. Было понимание, единение, семья и близкие встречали и обеспечивали воину важный период адаптации».
Отсутствие теплоты, внимания, готовности к служению, самопожертвованию ради вернувшегося из зоны боевых действий родного человека, эта разобщенность в ближнем круге ранит сильнее. По большому счету СВО сработала как лакмусовая бумажка, наглядно демонстрируя, какие семейные ценности приняты в современном обществе, на какой основе выстраиваются взаимоотношения между родными и близкими людьми. Поэтому специалистам приходится больше работать с тем окружением, которое будет принимать воина обратно, чем с ним самим.
Встречаются и проявления стандартных симптомов: повышенная реакция на громкие звуки (разбитая тарелка, резкий шум), когда тело автоматически, на отработанном уровне повторяет ту, которая была «за ленточкой» и спасла жизнь, а здесь кажется избыточной. Наличие растерянности, потери цели и ориентиров: там было все понятно, и все действия происходили по команде, по инструкции, а здесь ничего не понятно, нет никакого алгоритма, как с этим справляться. При накоплении излишнего напряжения у человека могут проявляться время от времени симптомы немотивированной агрессии. Был случай в практике, когда клиент признался, что чувствует приближение приступа и в этот момент удаляется из семьи, чтобы выплеснуть отрицательные эмоции без вреда для окружающих, а потом возвращается уже как ни в чем ни бывало обратно.
Самым напряженным моментом, по словам Екатерины, была работа с матерями.
«Они задают вопрос: почему он, почему я? У соседей вон сын ходит в магазин, ездит на работу, а мой там, под пулями. Рационального ответа для них нет, — добавляет Екатерина. — Матери ничем не могут заняться, чтобы отвлечься и продолжать жить. Эмоционально очень сложно не вовлекаться в их состояние, сохранять дистанцию для маневра, чтобы помочь им создавать другой настрой, стать устойчивой».
Фото Людмилы Ковалевой
А сам я могу?
Явной готовности обращаться к психологам в российской ментальности пока не наблюдается. И в принципе восстановление психики благодаря защитным механизмам, заложенным самой природой, возможно. Другой вопрос, что на самостоятельный поиск выхода всегда уходит больше времени и сил, чем на сам выход из ситуации под руководством опытного психолога. В период, когда человек и сам не знает, не понимает, что с ним происходит, куда себя деть, полезно общаться с психологом, задавать ему эти вопросы прицельно. Давать общие советы бесполезно, сработают только индивидуальные рекомендации.
«Кому-то помогают письменные практики, когда человек переносит на бумагу свои мысли и чувства, другим — дыхательные и выполнение упражнений, которые снимают скованность в груди, накапливающееся напряжение. У каждого человека есть свой ресурс, — уверена Екатерина. — Он выявляется во время консультации, присваивается и становится источником силы. Его нужно сначала найти, а потом уже освоить и выходить с его помощью из критического состояния».
Этот процесс требует бережности, регулярности, поступательного движения шаг за шагом, но длительно и постоянно никто не ходит, сетует психолог. Нет такой привычки у населения. Но даже две-три консультации, чтобы снять острый период, уже могут удержать от опрометчивых слов и действий, сохранить мир в семье и доброе отношение между родными людьми.
Проект реализуется благодаря гранту губернатора Челябинской области, и в его рамках обучение прошли 20 психологов, а помощь получили в общей сложности порядка ста семей участников СВО. Ее востребованность стала расти с появлением отсроченных положительных результатов. О том, что такую помощь психологов можно получить в рамках проекта, люди узнают из разных источников: через соцсети и сайты организаций, в органах соцзащиты. Часто такая информация о встречах размещается в чатах, объединяющих волонтеров, добровольцев-помощников бойцам СВО и их семьям. Люди передают ее тем, кто, на их взгляд, в этом особо нуждается, рекомендуют, делятся впечатлениями, доверяют.
Все войны в мире рано или поздно заканчиваются, а люди остаются. С травмами, которые, по мнению многих психологов, способны передаваться даже из поколения в поколение. Чтобы вовремя разорвать порочный круг и начать жить заново, людям требуется поддержка общества, близких и помощь профессионалов.
Поделиться
