Поплавки зрения лишают. На озере Урефты не перевелись «добрые» карпы

Продолжение.

Улов за борт

Шш-ша-ах — совсем рядом свистнул он чешуей возле наших физиономий и, как на тарзанке, сделав на леске полукруг, благополучно оказался в моей руке.

— Ух ты! — от возбуждения Егорка аж привстал в своем одноместном «корыте» и вожделенно потер руками. — Хорош, Гаврош! Ты же таких не берешь, отдай мне…

— Я по пятницам не подаю! А детей и тем более, — успокоив и аккуратно сняв с крючка зеркального 800-граммовика, я повертел рыбешкой перед шмыгающим носом Егорки и осторожно сунул ее в воду за борт. — Ну и чего замер, дамский угодник! Памятку про грибы помнишь?

— Че, какие еще грибы?!

— Грибы отседого! Хватит тут помадой вонять…

Нахохлившись, Егорка тут же пропал в темноте, а я, перезакинув удочку в следующее окошко (прикормленные по кругу), остался под ярко мерцающими звездами смотреть на льющийся по озерной ряби лунный холодный свет. Темнота шорохами качалась на тростниковых стеблях, «горящие» поплавки перемигивались зеленым фосфором, и над уснувшим озером только нудные комары как всегда пели песню о своей к нам, человекам, вечной любви!

Клюнул на хлебные крошки

…Поплавок второй удочки уже три раза делал какие‑то непонятки — то, раскачивая «маяком», плавал из стороны в сторону, то пытался вдавиться в воду и «утонуть», но каждый раз, когда я готов был сделать подсечку, в самый последний момент он успокаивался и снова впадал в «дремоту». Вот же ек-макарек! Складывалось впечатление, что насадку (хлеб с картошкой) пробовал совсем юный карпишка, у которого мамкино молоко не обсохло на чутких усах. Тычется, мычится, шевелит губешками, а толку на 3 копейки, и только я снова менял обсосанную насадку, как все повторялось опять…

Ладненько, не хотите хлеб с картошкой, будет просто хлеба крошка! Достав не початую булку хлеба и изъяв из нее приличный кусок мякиша, я вонзил в него острый крючок. «Фантик» или «прищип» — очень вкусная насадка для карпа, главное сильно на крючке не сжимать. Долго он не продержится, да нам и не надо, потому как рыба давно в окне сидит на прикормке, и все что остается, это вежливо подать насадку под нос…

Тюх! — среди камышин бесшумно приводнилась насаженная кроха хлеба, и пропустив сквозь себя два метра лески, поплавок зажегся зеленым огнем.

Бламц! — тут же болтануло его из стороны в сторону, поскольку, по всей видимости, карпишка заметил яство и, разворачиваясь к деликатесу, леску задел плавником.

Мык-мык… — из полулежачего состояния поплавок вдруг вытянулся во фрунт, и уверенно заприсядал, вдавливаясь в черную ночную воду. Это говорило о том, что карп нашел насадку и взял крючок с хлебушком «на губу».

Тын-тын-тын… — поддергиваясь и подрагивая «горящий» поплавок стал постепенно все выше и выше высовываться из воды, что означало, карп, постепенно обрабатывая губами насадку, из наклонного положения (головой вниз) стал переходить в прямой горизонт…

Пам! — окончательно поплавок упал на воду, а значит, карп заглотил насадку и решил отправиться по своим делам.

Хлесть! — по привычке подсунув под себя комель удильника и заранее приготовившись уклоняться от летящей в лицо рыбины, я на себя резко взял телескоп…

Одна, две, три секунды — загиб в колесо удилища нормальный! Странно, но почему‑то никто из воды так и не полетел…

Еще через секунду, «малек» который так долго испытывал мое терпение, вдруг как конь бросился в сторону, отчего мой «китаец» противно заскрипел и стал сгибаться еще больше. А-а-а-а! Куд-да, растудыть тебя в дырявый садок?! — от такого напора сгусток сомнений в благополучном исходе сразу забрались под мой головной убор.

Нцхык — подло порвался пучок камыша под одной из привязок, отчего лодка стала разворачиваться по ходу движения рыбки…

Нцхык — вытянувшись до упора, лопнула вторая привязка к пучку камыша, и мой резиновый «траулер» отправился в ночное свободное плавание вслед за «диким тунцом»…

Ночь вполглаза

До просторов, то бишь до чистины рыбке дотащить меня не хватило сил. Зато за один мощный бросок бедный карп потратил все свои силы и с первой же попытки подвести к лодке, покорно встал у борта. Ну а далее (с подсаком не рыбачу), ладонь под брюхо и привет Андрюха! И хотя он не Андрюха, но все равно хорошо!

На ощупь теплый карпишка (теплая вода) весом в пятеру лежал толстой башкой у меня в ногах и судорожно глотал «горячую» комариную ночь. Ну вот, а то все прикидывался гномиком — нехочухой! Оказывается, еще не все добрые «чертяки» в этом болоте перевелись!

Усадив добычу в садок и привязав его в стороне, привожу все лодочное хозяйство в порядок, и подбросив прикормки в «клюнувшее» место, отправляюсь ближе к берегу — в самую тростниковую крепь. Там в окошках горят маяки — те же поплавочные светляки, насаженные на камышинки, чтобы можно было ориентироваться, куда делать заброс.

…Десять минут посиделок в первом окошке — поклевок нет, полная тишина. В этом месте хорошо ловилось в июне, сразу после запрета, когда основной карп все еще был у берега. Затем вода прогрелась, зацвела и из-за недостатка кислорода крупная рыба стала смещаться вглубь. Но все же некоторая часть среднего по размерам карпа осталась, и они, обжившись, стали эдакими болотными старожилами, которые при любой погодной раздаче предпочитают береговой густяк.

…В следующей «столовой» чешуйчатые тоже либо все уже спали, либо вообще забыли сюда заплыть, а вот в третьей естественной лагунке кто‑то так усиленно шарил на дне, что горящий маяк пританцовывал из стороны в сторону, как худой балерон.

Ща-ас! — шевельнулось у меня под скальпом. — Подожди, родимый! Щас будет тебе и бублик с маком и крендель с ванилью!

Укоротив глубину почти вдвое и подцепив на крючок крошку хлеба, осторожно приподнимаюсь с корячек и плавно посылаю насадку в окно. Через пару секунд поплавок встал, прицелился мачтой в небо, и немного пробежав в сторону, тут же исчез! Ух ты, как быстро и даже глазом не успел моргнуть!

Р-р-раз — резко подсек я и-и… На мгновение кто‑то мощно пригнул удилище, затем сорвался с крючка и тут же — на, держи парцайку, поплавком прямо в глаз! Вот теперь моргай сколько хочешь…

И биться сердце перестало!!! Ночь мгновенно стала в два раза темней, да и звезд прибавилось в небе. Однакушки, карпушки — злыдни озерные! Вот так не успеешь и перекреститься, как в Кутузовы определят!

Окончание следует.


Дневник рыболова 9 — 16 июля

Ура, наконец началась «грибалка», а потому придется выкраивать времячко от рыбалки, дабы «лесным духом» на зиму запастись. Представьте: груздочки соленые, маслята пожаренные, рыжики да опятки, уложенные в маринад… А зимой все эти богатства на блюдечко, да под картошечку с зеленью, и чтоб венчал яства запотевший графин!

10 — 12 июля — река Тобол, щука, окунь. Наконец получили пропуски в погранзону и убрались на любимую речку, подальше от городского шума и бесконечно звонящих дружков. Но, как оказалось, тишина и здесь в дефиците — машины по берегам пылят, моторные лодки по реке жужжат, даже пограничные вертолеты летают.

Рыбачили в районе села Поддуровка на старых затонах, и такой крупной щуки как в прошлом сезоне не было. В основном ловились «шнурки» до килограмма, которых отпускали обратно, и окуни до полкило. И только в последний день, утром перед отъездом, хорошая щука вышла на основной реке. Весь нами пойманный щучий десяток тянул от 2 до 6 килограмм.

14 июля — озеро Пуктыш, карась. Не хотел туда я ехать, да друзья уговорили, мол, де, очень захотелось шибко сладких карасей!

Рыбачили от деревни на чистом, и крупный карась (до 800 г) клевал только на донки или на дальний поплавочный заброс. Насадка — манка, опарыш; прикормка — пшенка, горох. Как только рыба начинала мельчать, переплывали на новое место, и все повторялось опять: сначала клевали крупные плюхи, затем меньше и меньше… И как оказалось, на сковородке пуктышинский карасик действительно очень хорош! Итог: 18 кг.