Черно-белые 90‑е. Снимки Вячеслава Шишкоедова как хроника эпохи
14 Марта 2018
Фото: Вячеслав Шишкоедов
В творческой копилке одного из ведущих фотожурналистов Челябинской области, фотокора «Южноуральской панорамы» Вячеслава Шишкоедова — множество регалий и престижных наград. Но главное богатство фотомастера — тысячи его снимков. Три десятка из них представлены на открывшейся в ЧелГУ фотовыставке «НЕ ПОВТОРИмые 90‑е».
— Те фотографии, что из 90-х, это же аналоговые?
— В то время «цифрой» и не пахло.
— Но зато пахло негативом…
— Понимаешь, негатив, чернуха — она на каждом шагу. Кто ее специально ищет, тот без труда и находит. И вообще‑то тут уж не так важно — в 90-х ты живешь или еще раньше… Вот, например, выставочный снимок «Праздник души»: в кадре девушка, выносящая из продуктового магазина три бутылки водки и четыре буханки хлеба. Это же снимок из 90-х, но здесь ведь тоже доброе настроение! И она с душой идет, и мужики, что на фоне, тоже улыбаются. Понимаешь, я всегда — и тогда, и сейчас — стараюсь искать во всем что‑то доброе.
Помню, митинг был в строящемся восьмом цехе ЧЭМК. Евгений Ткаченко, будучи ответсеком в «Челябке», посылал меня туда. Вышел шикарный снимок: в обеденный перерыв идет концерт, на переднем плане сидит очень крупный по комплекции мужик (я его назвал бригадиром), а вокруг человек 20 с лишним. Я там насчитал 17 национальностей! И все в добром настроении! Снимок пошел на первую полосу «Челябки». А потом он же стал обложкой журнала «Огонек». И сам легендарный Дмитрий Бальтерманц, возглавлявший фотоотдел журнала, мне три раза звонил, узнавал обо мне.
— И все-таки: режиссура или репортаж? Мне кажется, именно в 90‑е в постановке кадра и нужды‑то не было: аромат времени был и так слишком очевиден…
— А я никогда и не занимался постановкой! Согласен, контрастов в 90‑е было полно на каждом шагу! И специально изгаляться не надо было. Помню, как мне дали задание сделать фоторепортаж с рынка по продаже автомобилей. Мы ходили вместе с омоновцами, впереди и сзади меня шли ребята с автоматами. В том же походе как раз и вышел снимок «Техосмотр», где видна вся жесткость тогдашних отношений, в том числе и между силовиками и народом.
В один из тех годов, в праздник 1 мая, я вышел из трамвая на площади Революции. У входа в нынешний Музей изобразительных искусств всегда митинговали коммунисты. А старики‑то на празднике уже навеселе, и вот стоят, что‑то обсуждают. Я с аппаратом сунулся, но дед один так резко замахнулся на меня кулаком, что моя железная камера при ударе рассекла мне бровь. Кровь хлынула… Желание ответить было аг-ро-мад-ное! Но в пяти шагах стоит батальон милиционеров и попробуй‑ка им что‑то докажи в этой ситуации! Стиснул зубы, снова сел на трамвай и поехал домой.
— Что более всего ужасало в то время?
— Поражало совершенно дикое поведение молодежи, которая просто не знала, куда податься, чем заняться. Им казалось, что они находятся в режиме полнейшей вседозволенности: «Гуляй, Вася!»
И все-таки, что бы ни происходило за окном, у нас оставалась задача: ни дня без снимка! Но не простого, а хорошего! Выставочного! Снимали помногу! Даже несмотря на то, что на аналоговую съемку уходило много пленки.
С Юрой Штрайзентом на съемки в паре ходили. Помню, вечерами возвращаемся домой, троллейбусы уже не ходят, идем пешком мимо Дома печати. Вскидываем привычно взгляд на восьмой этаж и с сожалением убеждаемся: «У мэтра (Сергея Васильева. — Прим. ред.) окна еще горят!» Значит, мало работали, — думаем про себя. В другой раз идем: нет огней! О, мы круче!
Без постановки
— В 90‑е изменились критерии оценки фотографии? Например, чем более безнравствен снимок, тем он круче?
— Такого не было. Да, были отдельные фотографы, которые старались особо выделиться на чернухе, отчаянно снимали бомжей, свалки, воображая, что это пик художественности! Понимаешь, мы воспитывались в фотоклубе у Юрия Теуша! И именно здесь у каждого из нас рождался внутренний цензор, который безошибочно определял границы дозволенного, границы истинного вкуса и вкусовщины, высокого и низкого, пошлого. Мы, словно барометры, чувствовали эти границы. Это было место духовного, дружеского единения! И мой снимок, на котором изображены члены фотоклуба, так и называется «Мои друзья».
— С высоты нашего времени, как можно оценить 90‑е с точки зрения жизненного материала для фотографа? И как сегодня художнику ответить на вопрос: «Камо грядеши». («Куда идешь?»)
— Люди остались прежними, с теми же чувствами горя и радости. Просто в те годы кошельки были худее и в холодильнике было пусто. Снимок из того времени запечатлел сцену, где парни лихо разрубают топором мясо прямо в центре, на площади Революции.
— Какие герои снимков из того времени запомнились больше всего?
— Разные — начиная от Окуджавы, которого снимал в гостинице «Малахит», и заканчивая прощальными гастролями Пугачевой. Очень дорог мне и кадр, запечатлевший мою тещу (Царство Небесное!), простую русскую женщину…Помню, пальчиком она мне пригрозила: «Не шали!» И без всякой постановки вышел душевный русский портрет!
— То есть все, как у Картье-Брессона? Он разделял фотографов на две категории: первые придумывают фотографию, вторые наблюдают жизнь.
— Да, именно так! Это про нас! И вообще я счастливый человек! Потому что в жизни у меня произошло абсолютное совпадение профессии и творческих увлечений. И когда такая матрица выбора состоялась, можно трудиться чуть ли не круглые сутки! Ну, разве что поспать несколько часов и снова кофр на плечо — и в путь!
— В то время «цифрой» и не пахло.
— Но зато пахло негативом…
— Понимаешь, негатив, чернуха — она на каждом шагу. Кто ее специально ищет, тот без труда и находит. И вообще‑то тут уж не так важно — в 90-х ты живешь или еще раньше… Вот, например, выставочный снимок «Праздник души»: в кадре девушка, выносящая из продуктового магазина три бутылки водки и четыре буханки хлеба. Это же снимок из 90-х, но здесь ведь тоже доброе настроение! И она с душой идет, и мужики, что на фоне, тоже улыбаются. Понимаешь, я всегда — и тогда, и сейчас — стараюсь искать во всем что‑то доброе.
Помню, митинг был в строящемся восьмом цехе ЧЭМК. Евгений Ткаченко, будучи ответсеком в «Челябке», посылал меня туда. Вышел шикарный снимок: в обеденный перерыв идет концерт, на переднем плане сидит очень крупный по комплекции мужик (я его назвал бригадиром), а вокруг человек 20 с лишним. Я там насчитал 17 национальностей! И все в добром настроении! Снимок пошел на первую полосу «Челябки». А потом он же стал обложкой журнала «Огонек». И сам легендарный Дмитрий Бальтерманц, возглавлявший фотоотдел журнала, мне три раза звонил, узнавал обо мне.
— И все-таки: режиссура или репортаж? Мне кажется, именно в 90‑е в постановке кадра и нужды‑то не было: аромат времени был и так слишком очевиден…
— А я никогда и не занимался постановкой! Согласен, контрастов в 90‑е было полно на каждом шагу! И специально изгаляться не надо было. Помню, как мне дали задание сделать фоторепортаж с рынка по продаже автомобилей. Мы ходили вместе с омоновцами, впереди и сзади меня шли ребята с автоматами. В том же походе как раз и вышел снимок «Техосмотр», где видна вся жесткость тогдашних отношений, в том числе и между силовиками и народом.В один из тех годов, в праздник 1 мая, я вышел из трамвая на площади Революции. У входа в нынешний Музей изобразительных искусств всегда митинговали коммунисты. А старики‑то на празднике уже навеселе, и вот стоят, что‑то обсуждают. Я с аппаратом сунулся, но дед один так резко замахнулся на меня кулаком, что моя железная камера при ударе рассекла мне бровь. Кровь хлынула… Желание ответить было аг-ро-мад-ное! Но в пяти шагах стоит батальон милиционеров и попробуй‑ка им что‑то докажи в этой ситуации! Стиснул зубы, снова сел на трамвай и поехал домой.
— Что более всего ужасало в то время?
— Поражало совершенно дикое поведение молодежи, которая просто не знала, куда податься, чем заняться. Им казалось, что они находятся в режиме полнейшей вседозволенности: «Гуляй, Вася!»
И все-таки, что бы ни происходило за окном, у нас оставалась задача: ни дня без снимка! Но не простого, а хорошего! Выставочного! Снимали помногу! Даже несмотря на то, что на аналоговую съемку уходило много пленки.
С Юрой Штрайзентом на съемки в паре ходили. Помню, вечерами возвращаемся домой, троллейбусы уже не ходят, идем пешком мимо Дома печати. Вскидываем привычно взгляд на восьмой этаж и с сожалением убеждаемся: «У мэтра (Сергея Васильева. — Прим. ред.) окна еще горят!» Значит, мало работали, — думаем про себя. В другой раз идем: нет огней! О, мы круче!
Без постановки
— В 90‑е изменились критерии оценки фотографии? Например, чем более безнравствен снимок, тем он круче?
— Такого не было. Да, были отдельные фотографы, которые старались особо выделиться на чернухе, отчаянно снимали бомжей, свалки, воображая, что это пик художественности! Понимаешь, мы воспитывались в фотоклубе у Юрия Теуша! И именно здесь у каждого из нас рождался внутренний цензор, который безошибочно определял границы дозволенного, границы истинного вкуса и вкусовщины, высокого и низкого, пошлого. Мы, словно барометры, чувствовали эти границы. Это было место духовного, дружеского единения! И мой снимок, на котором изображены члены фотоклуба, так и называется «Мои друзья».
— С высоты нашего времени, как можно оценить 90‑е с точки зрения жизненного материала для фотографа? И как сегодня художнику ответить на вопрос: «Камо грядеши». («Куда идешь?»)
— Люди остались прежними, с теми же чувствами горя и радости. Просто в те годы кошельки были худее и в холодильнике было пусто. Снимок из того времени запечатлел сцену, где парни лихо разрубают топором мясо прямо в центре, на площади Революции.
— Какие герои снимков из того времени запомнились больше всего?
— Разные — начиная от Окуджавы, которого снимал в гостинице «Малахит», и заканчивая прощальными гастролями Пугачевой. Очень дорог мне и кадр, запечатлевший мою тещу (Царство Небесное!), простую русскую женщину…Помню, пальчиком она мне пригрозила: «Не шали!» И без всякой постановки вышел душевный русский портрет!
— То есть все, как у Картье-Брессона? Он разделял фотографов на две категории: первые придумывают фотографию, вторые наблюдают жизнь.
— Да, именно так! Это про нас! И вообще я счастливый человек! Потому что в жизни у меня произошло абсолютное совпадение профессии и творческих увлечений. И когда такая матрица выбора состоялась, можно трудиться чуть ли не круглые сутки! Ну, разве что поспать несколько часов и снова кофр на плечо — и в путь!
Поделиться
