Два парада, как одна награда. Баритон Ивана Петрова победно звучал в белоснежных полях под Москвой
Последние гастроли у хориста Челябинской оперы Ивана Николаевича Петрова были в 2002 году, в возрасте 80 лет! За долгую певческую карьеру пел в операх «Травиата», «Риголетто», «Чио-Чио-Сан». А самой первой его партией почти 70 лет назад был Евгений Онегин
Последние гастроли у хориста Челябинской оперы Ивана Николаевича Петрова были в 2002 году, в возрасте 80 лет! За долгую певческую карьеру пел в операх «Травиата», «Риголетто», «Чио-Чио-Сан». А самой первой его партией почти 70 лет назад был Евгений Онегин.
Не так давно Иван Петров познакомился с Александром Шлыковым. Разговорились, очень удивились и обрадовались оба участники двух исторических парадов 1941 и 1945 годов! Теперь их в Челябинске осталось лишь двое…
«Ваня, война!»
5 июня 2015 года ему исполнится 93 года. Родом из-под Таганрога. Чеховские места. После войны закончил в Ростове музыкальное училище. Через год узнал, что в Челябинске открывается оперный театр. Спел в двух спектаклях Онегина. Почувствовал — больше не может: начались сильные головные боли. А от волнения на сцене стал забывать слова: сказывалась контузия. Перешел петь в хор. Боли понемногу утихли. Но все это будет потом. А до войны…
— До войны нас было три друга — Вася, Миша и я, — вспоминает Иван Николаевич. — Мы дали клятву — если возьмут в армию, чтобы держались вместе. Помню, 22 июня пришел домой рано утром — с самого последнего киносеанса — смотрел фильм «Щорс», и завалился спать. И вдруг в шесть утра младшая сестренка Саша будит что есть мочи и плачет: «Ваня, Ваня! Война!» Я отмахнулся: какая, говорю, там война, что ты спать не даешь!
Через час мы все втроем уже были в военкомате. Их взяли — меня оставили, обидно. Михаил стал командиром катюши, а Вася оказался в эшелоне, который разбомбили немцы, и попал в плен. И всю войну проработал на шахте в Германии. А меня забрали только 18 августа.
Паника в столице
— В начале октября нас привезли в Москву. С 20 октября в столице было введено осадное положение. И нам сказали: вы пограничники — будете охранять Москву. И мы патрулировали по Москве.
В один из последних дней октября нас построили и повели на мясокомбинат имени Калинина с большим асфальтированным двором. И там мы с утра до вечера до 5 ноября занимались строевой подготовкой. По «солдатскому телефону» передавали друг другу: парад будет! А сами сомневались: ну какой может быть парад?! Немцы в 25 километрах от Москвы!
А 7 ноября в пять утра мы уже стояли «под ружье». Быстро позавтракали и пошли маршем в сторону Красной площади. Выстроились на улице Куйбышева, которая аккурат выходит на Спасскую башню. Парад начался ровно в 8 утра, темно еще было. Уже после войны несколько раз видел документальные кадры и столько же раз видел себя со спины: наша колонна самая последняя проходила.
Я шел со своей винтовкой в третьем взводе, в последнем отделении. Смотрю во все глаза на трибуну мавзолея, где стояли Сталин, Молотов, другие руководители страны. И вот иду я, марширую, а у самого сердце стучит: «Да неужели по этой брусчатке немцы будут ходить?!» Но какая-то детская уверенность овладевала: «Не может этого быть! Раз Сталин в Москве — значит, немец не пройдет!» А знаете, что в те дни в Москве творилось — как раз, когда мы патрулировали? Люди сотнями убегали! Сколько банкиров мы поймали, мешками увозивших деньги на эмках! Была такая паника! Женщины, старики, дети, коляски, сумки…Потоки, потоки…
Но когда прошел парад, и все увидели, что Сталин в Москве, как по волшебству паника прекратилась! И другая еще вера была: идут кровопролитные бои за Москву, а он парад проводит. Значит, верит в армию, в народ верит!
После парада нас тут же отправили на передовую. Здесь уже шли страшные бои. Заняли оборону. Рядом с нами женщины вручную копали противотанковые рвы.
«Ехал Грека через реку…»
— Пятого декабря 1941 года морозы стояли ошеломляющие, — вспоминает Иван Николаевич, — далеко за 30 градусов! С утра начался сплошной гул, казалось, вся земля гудит! Ну, думаем, немцы не иначе собрались нас с неба бомбить. Глядим: нет, со стороны Москвы летят пикирующие бомбардировщики, «двухвостки» (Пе 2). Стеной летят! И ровно два дня и две ночи, беспрерывно шла эта армада. А мы радостно кричим им из окопов: «Соколы наши дорогие!»
В лыжном походе вдоль реки Рузы страшно контузило: ни слышать, ни говорить не могу. Попал в госпиталь. Начальница госпиталя, полковник, однажды пришла в палату:
— Ну что, солдатик, как дела?
— Уа-уа-уа… — это я так ей ответил. Не могу говорить!
Через пять минут она возвращается:
— Письмо тебе, солдатик!
Я удивляюсь: от кого? Мать в оккупации…
А начальница смеется: Читай, читай его! Утром проснешься — читай, вечером перед сном — тоже читай.
Открываю, а там написана скороговорка «Ехал Грека через реку…»
Схроны «лесных братьев»
— Сразу после Парада Победы 24 июня 1945 года весь наш 10-й мотострелковый полк посадили в эшелон и уже через три дня мы оказались подо Львовом, в самом пекле борьбы с УПА, — продолжает рассказ фронтовик. — С бандеровцами, которые и сейчас там мутят на Украине. По разведданным, они в том числе как раз и хотели сорвать Парад Победы. В самом Львове у них был штаб. Практически весь июль мы чистили эту зону, где в те дни бандеровцы разбушевались. Захватили штаб самого Бандеры, который находился рядом со Львовский оперным театром. Между прочим, нынешний премьер Украины Яценюк — ну просто копия Бандеры! Лишь в начале сентября мы вернулись обратно. В составе нашего полка за время операции погибло более полусотни бойцов.
На фронте — проще: поставлен четкий ориентир — и шагом марш! А здесь — черт его знает, из какого угла в тебя могут пульнуть. Появлялись бандеровцы буквально из-под земли. Эти норы у них схронами назывались.
В другой раз залегли мы на опушке леса, наблюдаем. Вдруг видим — женщина идет, за руку мальчонку лет трех ведет. А сама все время по сторонам боязливо так оглядывается. Пропустили мы ее, а сами пошли за ней следом. И привела она нас к схрону. Она успела туда проникнуть. Мы кричим: «Сдавайтесь! Мы вас не тронем!» Полчаса вели переговоры, потом послышалось с десяток глухих выстрелов. После этого открывается люк и из подземного погреба на свет появляется личико того мальчугана, за ним — мужчина и та самая женщина. Выяснилось, что она пришла к мужу, поесть принесла и, чтоб сына, значит, повидал. Мы их арестовали и вместе со всем имуществом, имевшимся в схроне, отправили в Киев. И потом он многое рассказал о местах дислокации бандеровцев, где находятся схроны — так он сдал своих ради сына.
«Кто у вас Шаляпин?»
— Пел я с самого детства, — признается Иван Николаевич. — Да и сейчас иногда очень хочется спеть. Помню, как приехал однажды в госпиталь один старший лейтенант и звонко так спрашивает: «Кто у вас тут Шаляпин?» Все на меня показывают: «Вот, красноармеец Петров!»
И так я попал в Первую Московскую дивизию имени Дзержинского. Там пригодилась и моя первая профессия фотографа: снимал всех отличников боевой и политической подготовки. Но как только начиналась строевая подготовка, меня тут же ставили в запевалы.
Бывало, шли на занятия или на стрельбища, пели «Вставай, страна огромная…» Народ выходил, плакал…
В 1942 году, когда Сталинград был окружен, нашу часть бросили туда. После этого отправили прямо на Кавказ. Привезли в Чегемское ущелье. На одной из горных вершин как будто кто специально площадку сделал: на нее сбрасывали прилетавших из Румынии всевозможных диверсантов, которые по всей Кабардино-Балкарии организовывали банды, поджигали дома, склады, запасы сена, угоняли скот.
На рассвете слышим — самолет летит… А с него спрыгивают три человека — и прямиком к нам в объятия. Мы так хохотали! Правда, оказалось: это были русские — из тех, кто сдался в плен, дезертиров разных мастей, перешедших на сторону немцев. Следующие партии с неба были уже из немцев. А потом и их уже присылать перестали: поняли, что явка тут у них провалилась. А мы продолжали ловить банды…
На парад 24 июня 1945 года отправили весь наш 10-й мотострелковый полк Первой дивизии Дзержинского. Видел в нескольких шагах от себя на конях Жукова и Рокоссовского.
Стою и вспоминаю парад 1941 года. Гордость переполняет: ОДОЛЕЛИ! Но когда стали бросать знамена к подножию мавзолея, тут уж у меня горло перехватило! Дышать не могу…
А когда парад закончился, нас на сутки отпустили. Что творилось кругом! Вся Москва пела и танцевала! Взяли увольнительные и только за ворота вышли, нас какая то компания, по ходу идучи, подхватила с собой — веселые парни и девушки. И только на другой день отпустили нас…
фото Владлены Шваб
Читайте также:
К 70-летию Победы. Чтобы издать книгу об отце-фронтовике, он продал свой родовой дом
К 70-летию Победы. Деревенский богатырь Феодосий Щур всегда был на острие атаки
«Я не убита подо Ржевом». У голода и унижения есть свой горький вкус
Разглядеть потерянный рай. Более 70 лет он хранит свой, челябинский, кусочек войны...
Хроника оживших героев. Завтра, 19 февраля, в музее ЧТЗ будет представлена книга о Танкограде
К 70-летию Победы. Фронтовые письма, словно ангелы небесные, спасали жизни
Пусть без погон, но я — солдат! До последнего дня ему снился вкус гнилого хлеба из опилок
К 70-летию Победы. Челябинские крестьяне собрали 90 миллионов рублей для 150 танков
Эхо блокадной зимы. Она зубами вгрызалась в мерзлую землю в надежде обрести пищу и выжить
К 70-летию Победы. В списках не значился
К 70-летию Победы. Прадед и его горящий танк
К 70-летию Победы. Объектив челябинца запечатлел печи Майданека и предчувствие Победы
В Челябинске живет единственный оставшийся в живых участник парада в Москве 7 ноября 1941 года
Николая Беха называли заговоренным. 70-летию Победы посвящается
Поделиться